Номер 48 (741), 03.12.2004

ЗА РЕМАРКА ОБИДНО

(Окончание. Начало в №№ 42-46.)

Обидно не потому, что московский режиссер Алексей Литвин, поставивший в Одесском русском театре драму Ремарка "ПОСЛЕДНЯЯ ОСТАНОВКА" плохо сработал. Режиссерской работы в спектакле вообще не видно – есть разводка мизансцен, не более того. Обидно, что нам, воспитанным на "Жизни взаймы", "Триумфальной арке", "Трех товарищах", нам, преклонявшимся перед именем Эриха-Марии РЕМАРКА, вдруг показывают его единственную, крайне слабую, до обидного наивную пьесу, слепленную из фрагментов его романов (эпизод с букетом, украденным с гроба умершей в санатории подруги, попал в пьесу то ли из "Жизни взаймы", то ли из "Теней в раю" – сейчас не припомню).

Автор "На западном фронте без перемен" – одного из самых сильных романов о войне (напоминаю, речь в этом романе идет о Первой мировой войне) вдруг создает буквально водевильную пьеску. Или пьеса была не столь примитивна, и это стараниями режиссера она к финалу превращается в фарс?

Отбросим претензии к банальности первого действия. Зато во втором акте можно было наблюдать за зрителями, которые нервничали и чуть ли не пытались подсказать советскому особисту, ввалившемуся в квартиру героини, кто свой, а кто враг. И дело вовсе не в том, что зрители "были в курсе дела", а особист – нет. Судите сами: перед смершевцем стоят двое, один изможденный и, если верить театральному парику, наголо обритый человек, правда, одетый в висящую на нем эссесовскую форму, но с наколотым на руке номером; второй – в шикарном костюме, этакий сытый тип с густой шевелюрой. У первого нет документов, он объясняет, что бежал из концлагеря, что подтверждает и хозяйка дома, давшая ему и приют и одежду. У второго в наличии шикарные документы, свидетельствующие, что он только-только из концлагеря. Что бы сейчас ни писали о наших чекистах-особистах, идиотами они не были. Реальнее могла бы быть другая ситуация: всех, включая героиню и соседку, – к стенке!

Но Ремарк так плохо о нашем ЧК, вероятно, не думал.

Поэтому особист попадается поначалу на удочку, и героя уводят. Но тут эссесовец, слава Богу, совершает промашку, которая раскрывает особисту глаза и приводит к хеппи энду.

Бред! Начнем с того, что особисты по квартирам не ходили (солдаты шустрили сами), разве что по доносу (на все квартиры и особистов не хватило бы), а тут квартира, в которой жил погибший в концлагере антифашист! Во-вторых, немцы тоже не были законченными идиотами и не стали бы с новенькими лагерными документами расхаживать в шикарном костюме, велюровой шляпе и с полным джентльменским набором выпивки и деликатесов. (Когда-то в книге о немецких шпионах я вычитала об одном курьезном, но уникальном случае провала немецкого резидента. Отлично сработанный фальшивый советский паспорт выдал его тем, что при тщательно подобранных корочках и бумаге в нем оказались не железные, быстро ржавеющие, а блестящие стальные скрепки (!). А в целом немцы работали без дураков.) Ну ладно, попался немец-дурак, но зачем нужны на сцене сразу два дурака? Мог же особист – актер Николай Величко сыграть с самого начала разобравшегося в ситуации, но "прикалывающегося" под наивненького смершевца. Это еще бы куда ни шло. Тем более, что привело бы к тому же запрограммированному хеппи энду. Все равно героя, к счаствью, расстрелять не успели, хотя эссесовца "шлепнули", пардон, тут же в подъезде за дверью. Словом, не пьеса, а развесистая клюква!

Если бы не замечательная, как всегда, работа талантливой актрисы Юлии Скарги, если бы не ее естественность, безупречная точность взглядов, жестов, интонаций, не ее умение найти оправдание самой идиотской ситуации, то спектакль вообще можно было бы не смотреть. Его не очень спасает даже хорошая работа Сергея Юркова (эссесовец и бармен в прологе и эпилоге), которого одесские театралы знают по прекрасно сделанным ролям в ТЮЗе и театре Валерия Басселя "Суета сует".

Что касается главного героя – Росса – Сергея Полякова (состарившегося Росса играет народный артист Украины Андрей Гончар), то он производит не лучшее впечатление. В первом действии он не только не точен в интонациях, но, что самое печальное, в его скороговорке невозможно разобрать ни слова. Если бы артист и режиссер нашли точные интонации каждой фразы в большом монологе-рассказе о лагерных мытарствах и побеге, то этот монолог можно было бы произнести без лихорадочной спешки, сделав его и эмоциональным и впечатляющим.

Пролог и эпилог в спектакле кажутся притянутыми. Кстати, возникает вопрос: почему, следуя логике хеппи эндов, герои не остались вместе, что им помешало, хотя завязавшийся роман был очевиден? Да ладно, честно говоря, не больно то и интересно...

А вот вопрос вопросов! ПОЧЕМУ, когда немолодого Росса в эпилоге после страстного обвинительного монолога хватает инфаркт, Анна кладет цветок не у ног его, не на колени ему (Росс умирает, сидя), а ВОЗЛАГАЕТ ЦВЕТОК НА БАРНУЮ СТОЙКУ?!

Ну как тут не съязвить: "Что это – дань памяти всех ремарковских героев, в немеренном количестве поглощавших кальвадос и мартини?"

Но не это ведь было главным в замечательных романах талантливого писателя!

Елена КОЛТУНОВА.