Номер 22 (715), 04.06.2004

К 205-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ А.С. ПУШКИНА

Познания Пушкина в области истории науки и техники были поистине универсальными. В его поэтических и прозаических произведениях, в его переписке мы находим упоминания и оценки многих выдающихся достижении материальной и духовной культуры древних восточных государств и греко-римского мира, средневековой Европы и Петровской Руси, современных ему государств Запада и России первой трети XIX века.

А.С. Пушкин был одним из самых выдающихся просветителей и мыслителей своей эпохи. Писатель В.Ф. Одоевский, знаток многих отраслей науки и техники, единомышленник и соратник Пушкина, писал о нем: "...Ни одно из таинств науки им не было забыто, и, счастливец! он умел освещать эту обширную массу познаний своим поэтическим ясновидением".

Еще в 1821 году Пушкин писал о своем стремлении "в просвещении стать с веком наравне". Он блестяще осуществил это намерение. В качестве редактора журнала "Современник" он заказал В.Ф. Одоевскому статью "О вражде к просвещению" (название было дано Пушкиным), где говорилось о необходимости скорейшего развития в России передовой науки и техники и о темных силах, мешавших прогрессу.

Заказав другому сотруднику "Современника", П.Б. Козловскому, статью о паровых машинах, Пушкин придавал этой теме такое значение, что не забывал о ней и в трагические дни, предшествовавшие роковой дуэли с Дантесом.

Однако, разделяя с Козловским и некоторыми другими прогрессивными авторами убеждение в грядущем торжестве новейших (для того времени) технических достижений: паровых машин, пароходов, железных дорог и т.д., Пушкин оценивал гораздо более глубоко и трезво общественные последствия технических изобретений и научных открытий, чем многие его единомышленники. Он ясно видел двойственные результаты научно-технического прогресса и в современной ему России, и на капиталистическом Западе. Скажем, Козловский лишь восхищался стимулирующим влиянием железных дорог и пароходных сообщений на экономическую и культурную жизнь Америки и Англии. Пушкин на страницах того же "Современника" ("Джон Теннер", 1836 г.), предсказывая, что в Америке еще не освоенные пространства "обратятся в обработанные поля, усеянные деревнями, и в торговые гавани, где задымятся пироскафы", подчеркивал, что это будет куплено ценой совершенного истребления "остатков древних обитателей Америки". Он видел, что в Англии, где раньше, чем в других странах, начался промышленный переворот, новая машинная техника сделалась источником нескончаемых мучений для трудящихся: "...посмотрите, что делается там при изобретении новой машины, избавляющей вдруг от каторжной работы тысяч пять или шесть народу и лишающей их последнего средства к пропитанию... С изумлением увидели демократию в ее отвратительном цинизме, в ее жестоких предрассудках, в ее нестерпимом тиранстве. Все благородное, бескорыстное, все возвышающее душу человеческую – подавленное неумолимым эгоизмом и страстию к довольству..."

С точки зрения Пушкина, подобные тенденции были характерны не для той или иной отдельной страны, а для современного ему исторического периода. Он видел их и в России.

В "Разговоре книгопродавца с позтом" (1824) русский книгопродавец говорит:

"Наш век – торгаш; в сей век железный
Без денег и свободы нет".

Но это отнюдь не значит, что Пушкин игнорировал стимулируемое влияние растущих буржуазных отношений на развитие техники.

Примером глубокого и тонкого проникновения Пушкина в современные ему проблемы научно-технического развития может служить отражение в его творчестве вопроса о ликвидации транспортной отсталости России, остро обсуждавшегося в то время русской печатью.

"Поправка дорог, – подчеркивал А.С. Пушкин, – одна из самых тягостных повинностей, не приносит почти никакой пользы и есть большей частью предлог к утеснению и взяткам".

Прокладку шоссейных дорог "казной", несмотря на все отрицательные стороны деятельности правительственных учреждений, Пушкии одобрял. Вместе с тем он приветствовал создание первого крупного акционерного общества в России по организации постоянных пассажирских рейсов в дилижансах между столицами. Проявление в данном случае частной инициативы Пушкин считал единственно возможным решением вопроса: "Так должно быть и во всем: правительство открывает дорогу, частные люди находят удобнейшие способы ею пользоваться".

Еще в 1826 году Пушкин проявлял интерес к "чугунным дорогам" и "паровым кораблям".

Прошло десять лет, и проблема введения в России рельсовых дорог с паровой тягой стала одним из "первейших вопросов XIX века", как выражались современники. Влиятельные реакционные круги выступали в то время против постройки железных дорог в России. Инициатива первого авторитетного и серьезного разоблачения врагов железнодорожного строительства исходила от В.Ф. Одоевского и его давнего друга инженера М.С. Волкова, пламенного поборника введения железных дорог в России. Волков написал осенью 1836 года статью, где доказывал пользу нового средства сообщения и поддерживал предложение австрийского инженера Ф.А. Геретнера, просившего выдать ему концессию на постройку нескольких больших железнодорожных линий, а также пригородной железной дороги Петербург-Царское Село. Одоевский послал статью Волкова Пушкину для помещения в "Современнике".

"Статья Волкова в самом деле очень замечательна, дельно и умно написана, и занимательна для всякого", – отвечал Пушкин Одоевскому.

Но Пушкин, в отличие от Волкова и Одоевского, не относился к железнодорожному строительству, как к панацее от всех социальных бед, и различал две стороны вопроса: необходимость в новых путях сообщения и новые тяготы, которые лягут на плечи народа при их постройке. Планам Герстнера Пушкин не доверял, считая, что последний исходит из своекорыстных соображений.

"Дело о новой дороге касается частных людей, – писал Пушкин, имея в виду магистраль между Петербургом и Москвой, – пусть они и хлопочут. Все, что можно им обещать, так это привилегию на 12 или 15 лет.

Дорога (железная) из Москвы в Нижний Новгород еще была бы нужнее дероги из Москвы в Петербург, и мое мнение было бы: с нее и начать...

Некоторые возражения против проекта неоспоримы. Например: о заносе снега. Для сего должна бить выдумана новая машина sine gua non*. О высылке народа или о найме работников для сметения снега нечего и думать: это нелепость".

Пушкин не знал, что вопрос об очистке рельсов от снега уже был практически разрешен. Какой-нибудь месяц спустя в газетах появилось описание того, как на отстроенных участках Царскосельской дороги "при сильной снежной мятели" в конце ноября 1836 года "спущены были с паровоза до поверхности рельсов 4 щетки, и паровоз двинулся, везя за собой 8 экипажей".

В дальнейшем Пушкин, несмотря на только что изложенные соображения, стал, по-видимому, под влиянием Одоевского, склоняться к опубликованию статьи Волкова. Во всяком случае, Одоевский рассчитывал на это и ожидал помещения статьи в первом номере "Современника" за 1837 год. Однако трагическая гибель поэта оборвала эти переговоры.

Когда благому просвещенью
Отдвинем более границ,
Со временем (по расчисленью
Философических таблиц
Лет чрез пятьсот) дороги, верно,
У нас изменятся безмерно,
 – писал Пушкин в "Евгении Онегине".

Упоминая "философические таблицы", Пушкин иронизировал над прогнозами русских последователей французского статистика Ш. Дюпена.

Поэт был уверен, что гораздо раньше, чем казалось авторам "расчислений".

Шоссе Россию здесь и тут,
Соединив, пересекут,
Мосты чугунные чрез воды
Шагнут широкою дугой,
Раздвинем горы, под водой
Пророем дерзностные своды...

Феликс КАМЕНЕЦКИЙ.

Коллаж А. КОСТРОМЕНКО.

* Непременное условие (лат.)