Номер 45 (1142), 30.11.2012

Мы продолжаем публикацию материалов, посвящённых 90- летию старейшей на просторах СНГ одесской молодёжной газеты. Начало см. в № № 15-24, 26-44.

(Продолжение. Начало в № 44.)

* * *

В неофициальном отделе первой полосы мне вменили обязанность раз в неделю "выдавать" репортаж в номер. Иногда подсказывали тему, но чаще всего приходилось искать ее самому. С этим случались проблемы. Как-то пошел советоваться к Лёне Сущенко, писавшему на производственные темы, человеку, который просто не в состоянии был не прийти на помощь.

- Один пацан, - подсказал Леня, - каждое утро начинает с просмотра как можно большего количества газет, в том числе и многотиражных. И там, представь себе, находит массу полезного, что потом оказывается поводом для собственной публикации.

Этим мудрым советом пользуюсь до сих пор. Но самое интересное заключается в том, что Лёниным знакомым "пацаном", как выяснилось, был... Евгений Голубовский - один из мэтров одесской журналистики.

* * *

Поразительного таланта был Борис Нечерда - ныне всеми признанный украинский поэт. Субтильный внешне, он обладал таким рукопожатием, что ладони трещали. Его экспромты бережно хранятся ныне зрелыми дамами, а тогда юными небесными созданиями. Если заныривал в загул, то надолго и талантливо. Но главное - был истинным поэтом.

Как-то зашел разговор о Евгении Евтушенко. Художник Володя Миненко сказал, что перестал его уважать, узнав, что поэму "Братская ГЭС" тогдашний кумир посвятил первому секретарю ЦК КПСС Хрущеву. "Ну и что? - возразил Нечерда. - Я, например, свою будущую поэму об Энгельсе посвящу Коммунистической партии". - "Что гораздо разумнее", - заметил Миненко.

* * *

Нечерда и художник Игорь Божко придумали новую рубрику "Ранковий смiх", и в каждом номере публиковали некий абсурдисткий бред, подписываясь "Я. €. Кiнь. А. Я. Коняка". Какое-то время это им сходило с рук, но шутники распоясались совсем и стали в свои опусы вставлять имена-отчества конкретных людей. В результате разразился скандал, апофеозом которого стала заметка в областной партийной газете "Чорноморська комуна" под названием "Регiт? - Кiнський!". Так завершил свою недолгую, но бурную жизнь "Ранковий смiх".

* * *

Валерий Хаит вспоминал в "Порто-франко" о жутчайшей ошибке, якобы допущенной "Черноморской коммуной", когда на свет появилась фраза: "Член Генерального секретаря". Валера ошибся. Конфуз сей произошел в "Искре". Как сейчас помню телефонный звонок: "С вами говорят из КГБ..." Ну и так далее. И в конце: "Разберитесь, накажите, и не вздумайте отделаться корректорами". Что делать? Сообщил о произошедшем редактору Мазуру. Не знаю, чем дело кончилось - то ли Юлий Маркович каким- то образом все сгладил, то ли звонивший к "конторе" никакого отношения не имел, но оргвыводов не последовало.

* * *

После возвращения из Скандинавии Ю. М. Мазур опубликовал путевые заметки. Звонок из обллита (управление по сохранению государственной тайны в СМИ, его сотрудников мы называли цензорами): "Необходимо убрать упоминание о Солженицыне". Юлий Маркович попытался возражать, мол, речь идет о портрете в газете, которая валяется на тротуаре, и по ней ходят люди, то есть простым людям на Западе Солженицын не интересен. Никакие аргументы не помогли. Пришлось сокращать.

* * *

Цензорами работали два милых старичка. С обоими мне по долгу службы в секретариате приходилось иметь дело. С одним из них, назовем его Геннадием Егоровичем, мы даже вели беседы на литературные темы. У него, кстати, дома хранились все без исключения номера дефицитного тогда журнала "Иностранная литература".

Однажды после ночной верстки (3-4 часа утра) сидим в издательском "газике", который развозил типографских работников, а заодно и нас по домам, ожидаем последнего попутчика. Разговор зашел о том, что в это время суток после напряженной работы состояние какое-то странное, полуобморочное. И вдруг Геннадий Егорович подает голос: "Да, это вы верно подметили. Помнится, вызываешь арестованного на допрос, а у самого голова какая-то дурная. Но я-то поспал, отдохнул, а ему спать не давали".

Мертвая тишина.

* * *

Моя первая командировка - в Измаил на комсомольскую отчетно- выборную конференцию. Старшие товарищи наставляли: собирай разные проездные билеты, даже автобусные (потом предъявишь в бухгалтерию для оплаты), а главное, не забудь отметить командировку. Прибыв на место, первым делом пошел в райком комсомола поставить штамп на удостоверении. Захожу в приемную - никого. Рядом - открытая дверь, два мужика разговаривают. Спрашиваю: "Кто из вас отметит командировку?" Тот, что посолиднее, усмехаясь, отвечает: "Я в командировки посылаю, а не отмечаю". Как очень скоро выяснилось, это был Руслан Боделан, тогдашний 1-й секретарь обкома комсомола.

* * *

На БАМ я попал вот при каких обстоятельствах. Редактор предложил такой вариант: проезд в составе отряда добровольцев оплачивает обком, но без суточных. Семьей я к тому времени еще не обзавелся и, естественно, с радостью согласился. Уже в дороге стал понимать, что "романтиков" в отряде, скажем так, маловато. Одни ехали с целью заработать, другие принадлежали к категории, как сейчас говорят, маргиналов. Стоит ли говорить, что к приезду на конечную станцию Усть-Кут денег у меня практически не осталось. Тем не менее без особых материальных забот прожил там недели три: поездил (полетал) по западному участку трассы основательно. И ничего не понял. Вернее, видел дикую показуху и неразбериху, но, как об этом написать, понятия не имел. В свободное от трудов и возлияний время взбирался на ближайшую сопку и строчил бодрые заметки, которые почтой отправлял в редакцию. Каково же было мое удивление, когда, появившись на работе, первое, что услышал: "Где твои материалы?" Лишь несколько дней спустя одновременно пришли сразу все мои корреспонденции. Что это было: плохая работа почты или еще что-то? Не знаю.

А чихвостили меня потом на летучке за БАМовский цикл сильно. И поделом. До сих пор стыдно за свои писания. Не под силу мне, тогдашнему, оказалось задание. Через несколько лет Богдан Сушинский, побывав на БАМе, опубликовал "Грани трудовой романтики". Это уже был совсем другой уровень.

* * *

Зато командировка в Тбилиси удалась. Исполняя обязанности (ввиду нечленства в партии) ответственного секретаря, я был лишен: во-первых, возможности много писать, а значит зарабатывать гонорар; во-вторых, получать премии (от 10 до 30 рублей) к различным праздникам. Номенклатурному работнику (хотя и и. о.) не полагалось. Редактор Владимир Гоцуленко в конце 1977 года решил поощрить командировкой в любую точку страны. Я выбрал Грузию, надеясь взять интервью у Давида Кипиани, которого должны были признать лучшим футболистом года.

Встречали меня грузинские коллеги славно. Но найти Кипиани не смогли. Даже ЦК комсомола оказался бессилен. После одного из мероприятий (в детский дом в Рустави с шефским концертом выехали студенты консерватории в сопровождении журналистов), как полагается, был накрыт стол. Напротив расположилась симпатичная женщина, с которой мы легко разговорились (за эту неделю, надо сказать, от женского общества я отвык, так как компании собирались исключительно мужские). Поинтересовавшись впечатлениями, порасспросив об Одессе, собеседница захотела узнать, с какой целью гость прибыл в сей благословенный город. Я подробно описал ситуацию: материала собрал достаточно, но основное задание, судя по всему, останется невыполненным. Женщина улыбнулась: "Ну, в этом, мне кажется, я вам смогу помочь". Можете представить мое состояние, когда через некоторое время тамада произнес: "А теперь слово предоставляется многоуважаемой Нанули Шеварднадзе, супруге нашего глубокоуважаемого и любимого первого секретаря". Надо ли объяснять читателю, что уже на следующий день Дато посетил мой гостиничный номер?

Так, благодаря помощи первой леди Грузии в "Комсомольской искре" появилось единственное в СССР интервью с лучшим футболистом 1977 года (даже всесоюзный "Футбол" не смог выловить Кипиани; он весь декабрь провел в элитном Доме отдыха где-то в горах и с прессой не общался).

* * *

Редактор Владимир Гоцуленко крепко дружил с художником Игорем Божко (потом, к сожалению, квартирный вопрос их рассорил). Но в отдел иллюстраций с некоторых пор заходить перестал. "Черт-те что там творится. Как ни зайдешь - или женщины, или вино, или карты", - сетовал он. При этом, несмотря на то, что администратором был довольно крутым, на друга и его "сокамерника" фотокорреспондента Борю Кузьминского "руку поднять" не мог.

И вот в редакцию пожаловал высокий гость из Киева - инструктор республиканского ЦК комсомола Петр Шинкарук. Мы, естественно, были предупреждены заранее и постарались привести свои рабочие места в приличный вид. Шинкарук заходил в каждый кабинет, знакомился, беседовал с журналистами. Дошла очередь и до отдела иллюстраций. Гоцуленко, пока велась беседа, с интересом оглядывал помещение, которое не посещал уже несколько месяцев. Наконец, подошел к шкафу и резко распахнул дверцы. Оттуда с грохотом рухнули винно-водочные бутылки. Надо отдать должное Петру. Он лишь рассмеялся и заметил: "Вот до чего доводит излишнее любопытство".

(Окончание следует.)

Анатолий МАЗУРЕНКО.

На фото Михаила РЫБАКА:

- Павел Шевцов
во время встречи китобойной флотилии;

- поэт Борис Нечерда;

- редактор "Комсомольской искры" Юлий Мазур
ведет планерку вместе с Натальей Герасименко,
Верой Подмазко (Семенченко) и Светланой Чайкой.