Номер 18 (1115), 18.05.2012
Народный артист России Владимир Качан уже два десятилетия играет в театре "Школа современной пьесы", которым руководит наш земляк Иосиф Райхельгауз. А до этого он служил в разных театрах, сыграл три значимые роли в спектаклях Анатолия Эфроса, снимался в кино, выступал на эстраде (в том числе в качестве солиста оркестра Л. О. Утесова), сочинял и исполнял песни. Сейчас уже мало кто помнит, что именно В. Качан был первым исполнителем роли д'Артаньяна в легендарном мюзикле Максима Дунаевского, Юрия Ряшенцева и Марка Розовского "Три мушкетера", киноверсия которого создана на Одесской киностудии. Случилось это без малого сорок лет назад, в спектакле Московского ТЮЗа. С этого воспоминания и начался наш разговор с актером накануне гастролей театра "Школа современной пьесы".
- Спектакль получился веселым, озорным, потому что команда его делала единым конгломератом. Многие находки, некоторые музыкальные обороты потом перешли из спектакля в кино. Но чем он кардинально отличался от фильма - наличием иронии и самоиронии. Нам забавно было разыгрывать французских дворян на российской ниве, поэтому с иронией надо было относиться по крайней мере к себе.
Вот такой пример.
Когда ставился спектакль, я был уже достаточно взрослым человеком, а ведь д'Артаньяну в романе - восемнадцать лет. И когда де Тревиль спрашивал: "Так сколько же вам лет, дитя моё?", - мне было неловко произносить свою реплику в ответ: "Сударь, восемнадцать", - до тех пор, пока я не пошел прямым, нахальным путём. Я говорил: "Вы не поверите, сударь. Восемнадцать", - что вызывало смех и аплодисменты публики.
А как без иронии можно относиться к роману Дюма?! Ведь там, по сути, практически уголовник спасает предательницу отечества - королеву, едет за какими-то подвесками, по дороге он с друзьями совершенно безнаказанно убивает большое количество людей, и все ради того, чтобы прикрыть блуд Анны Австрийской! Убивает подчинённых кардинала, которые, по сути, то же самое, что милиция в наши дни, то есть, стоят на страже закона. Но противозаконные действия д'Артаньяна и его друзей совершены под знаменем благородства, чести и достоинства, так что об этом вопиющем факте начисто все забывают.
Мне обидно, что никто не снял даже фрагмента этого спектакля. А ведь уже после "Мушкетёров", когда я был солистом оркестра Утесова в течение семи лет, мне предлагали записать пластинку с песнями из спектакля. Был большой оркестр, замечательные аранжировщики, но откладывание "на потом" ни к чему хорошему не привело. Жаль, что ничего не сохранилось...
- А как вы попали в оркестр Утесова?
- Благодаря Константину Григорьевичу Певзнеру. Еще во время cg%!k в Щукинском театральном училище мы с Леонидом Филатовым сочиняли песни. И вот как-то нас услышал Певзнер, руководивший тогда грузинским эстрадным оркестром "Рэро". Он искал новый репертуар. Я пришел к нему на квартиру, спел две наши песни - "Вертится Земля" и "Просто так". И оркестр у нас купил их официально, по 50 рублей за каждую. Для студентов - просто огромные деньги. Я тогда много выступал, так как движение авторских песен набирало силы. Не было и недели, чтобы меня не пригласили на концерт, хотя бы по 10 рублей за номер, так что мне было чем угостить соседей по комнате в общежитии.
Потом Утесов пригласил Певзнера руководить своим оркестром в Москву, чтобы тот взял на себя все творческие задачи - договоры, сценарии и т. п. Константин Григорьевич показал мои песни Утесову. Леонид Осипович не раз мне говорил, чтобы я бросал театр и зарабатывал нормальные деньги на эстраде. Но я настоял на своём, и мы пришли к такому консенсусу: в свободное от театра время я езжу на гастроли с оркестром. Поэтому я был рад, когда Олег Вавилов играл д'Артаньяна вместо меня, что вообще-то нехарактерно для драматических актеров, ревниво относящихся к таким "звёздным" ролям. Но это позволяло мне заниматься альтернативной работой.
У меня есть афиша, на которой Утесов написал очень трогательную фразу: "Володя, я успел вас полюбить. Вы настоящий артист".
- Каким остался в вашей памяти Утесов?
- Очень весёлым человеком. Он всё время был заряжен на какой- то юмор, смешные истории. Я один и тот же анекдот слышал от него в семи разных интерпретациях. У нас были очень хорошие отношения. Нельзя сказать, что он считал меня своим преемником, просто ему нравился симбиоз драматического актера и певца. Удивительным образом Утесов сохранил наивность, впечатлительность и любопытство, что есть залогом успеха любого актера.
Когда Леониду Осиповичу исполнилось 85 лет, он ждал, что его наградят званием Герой Социалистического Труда, а получил только орден Октябрьской революции. Я, Певзнер и Вашек Скраубе пришли его поздравить, но Утесов почти плакал. Он ждал этого Героя с детским азартом, утром скупил газеты во всех ближайших киосках, чтобы прочесть, что его наградили, и вдруг читает, что награда - орден Октябрьской революции. Его успокоил Певзнер:
- Леонид Осипович, что вы жалуетесь? Героя получают и доярки, и шахтёры, а вы вторым получили орден Великой Октябрьской Социалистической революции.
- А кто был первый? - ревниво спросил Утесов.
- Как кто? Крейсер "Аврора".
- Вы несколько лет работали у Эфроса, играли в его спектаклях главные роли, а затем ушли из театра. В чем была причина?
- В какой-то момент наступил моральный износ. Чем больше актёры обретали славу, тем больше они считали себя независимыми, а Эфрос считал себя независимым от них. Он также считал, что это он сделал из них артистов, что в большой степени верно. Но такое отношение, когда он всем своим видом показывал, что без него они - никто, очень обижало артистов такой величины, как Волков и Дуров, а также Ольга Михайловна Яковлева, хотя она имела к этому косвенное отношение. Его уверенность в том, что он сможет сделать команду, равносильную этой, оказалась ошибочной. Если на спектакль "Три сестры" невозможно было попасть, то во второй редакции он не получился. Власть не любила спектакли Эфроса, хотя в его творчестве не было ничего диссидентского.
- Как вам работалось с Эфросом?
- Лучший период моей театральной жизни - полгода, когда мы репетировали пьесу "Лето и дым" Тенесси Уильямса. Репетировать было настолько интересно, что даже усталость не чувствовалась. Эфрос возвращал взрослых и даже пожилых артистов к изначальному смыслу этой профессии - к игре. Поэтому я написал в своей книге, что играл Гамлета, Чапаева, как дети играют в дочки- матери. Но дальше всё стало хуже, потому что Анатолий Васильевич на репетициях "Трёх сестёр" начал разговаривать "с космосом". Там сидели 5-6 довольно ущербных женщин с физическими недостатками, которые всё за ним записывали. Репетиция начиналась с того, то он ходил взад-вперед и что-то им говорил, возможно, какие-то наброски к будущей книге. А сам разбор между артистами уже отсутствовал. А потом - эта роковая ошибка - переход в Театр на Таганке. В Театре на Малой Бронной ему было комфортно, так как все официозы прикрывал официальный главный режиссер Дунаев, который отчитывался на всех собраниях, принимал на себя удары райкомов, горкомов и т. д. Эфросу надо было себя повести как-то иначе.
Он был назначен на Таганку властями, и это было похоже на то, как георгин, выросший в теплице, привыкший к хорошим условиям, попадает в заросли крапивы. Никто не имеет ничего против крапивы, напротив, она очень полезна, но георгины там не растут. В результате судьба его просто вытеснила.
- От работы с какими партнерами у вас остались самые яркие впечатления?
- У меня почти всегда были хорошие партнеры, такие, которые помогают существовать на сцене.
Беседу вел Александр ГАЛЯС.