Номер 32 (1521), 8.10.2020

Из фронтовых воспоминаний Михаила Дыхана

8 сентября 1943 г. в 3 часа дня командир батальона капитан Белкин поднял батальон в атаку. Под прикрытием артиллерийского огня командиры взвода повели солдат в атаку на очередное село Янилось на Донбассе. Комбат руководил наступлением и вносил коррективы в ходе боя. Враг отступал. Какое-то время нашему наступлению благоприятствовало широкое кукурузное поле. Мы наступали в полный рост (кукуруза была очень высокой). Все это время я шел рядом с Белкиным. Отлучался ненадолго только для того, чтобы передать приказы комбата командирам взводов, которые находились в 50–60 метрах от него...

С утра операция шла без значительных потерь. Мы выбили немцев из села и продолжали продвижение. Враг отступал. И вдруг все изменилось. К железнодорожной линии, довольно высокой насыпи, вышел немецкий танк, а с ним и пехота. Танк не мог перевалить через насыпь и открыл огонь прямой наводкой по нашей пехоте. Наши противотанковые ружья молчали, а стрелки не имели противотанковых гранат. Ряды дрогнули, часть бойцов отступила в кукурузное поле. Я и Белкин находились в двадцати метрах от немецких автоматчиков. Один из них направил автомат на командира, но я на секунду его опередил короткой очередью моего ППШ. Немец упал. Белкин уже под прикрытием поля из пистолета повалил еще троих...

Бой ослабевал, но это неожиданное сопротивление, при котором враг потерял до десятка солдат, раздразнило немцев, и они попросили помощи у артиллерии. Внезапно меня ослепила вспышка огня, посыпались комья земли, и я услышал стон командира. Поднял голову, отряхнул её и увидел его, лежащего на спине, а рядом с ним оторванную до бедра ногу, как будто отрезанную пилой. Комбат был в полном сознании, хотя и очень бледный. "Товарищ капитан, — говорю я ему — немцы близко". Белкин молчал. Он, как и я, был в шоке.

Я взвалил на спину тяжелое тело командира и осторожно потащил его по полю. Наших не было ни слышно, ни видно, а враги — совсем рядом. Теряя кровь, Белкин слабел. Но он не стонал, лишь несколько раз повторил, что мы не успеем добраться к своим. Я останавливался, чтобы перевести дух и оглянуться назад. Немцы шли по пятам, но с опаской, ожидая новой засады. Мы слышали их голоса. Наступил критический момент. Потеряв много крови, обессиленный, капитан Белкин приказал мне остановиться, оставить его и уходить к своим...

— Если не выполнишь мой приказ, — сказал мне Белкин, — я тебя сам застрелю, а последний патрон оставлю для себя, чтобы немцы не взяли меня живым.

Я пошел. Ноги мои словно налились свинцом, в душе — настоящий ад...

Дошел до села.

— Где Белкин? Он убит? — спросили меня. Я, виноватым, испуганным голосом, опустив глаза, рассказал, что случилось.

— Ах ты, сволочь, — гневно закричал командир полка майор Юркин. — Оставить раненного командира!.. Немедленно расстрелять, — приказал он одному из офицеров... Но через несколько секунд добавил:

— Даю 30 минут, если не принесешь Белкина, будешь на этом месте расстрелян.

— Слушаюсь, — ответил я, — разрешите взять с собой одного красноармейца...

Шел в полный рост, не маскируясь, безразличный и готовый к смерти. И вдруг в небольшом, мелком окопе я увидел своего командира. О, Боже! Я упал на его грудь и залился слезами...

Через 10 минут мы на руках принесли комбата к своим и положили его на тачанку. Офицеры окружили его, и Юркин спросил: "Как ты себя чувствуешь, капитан? Ты действительно давал приказ ординарцу оставить тебя?!"

— Да, ответил он, — другого выхода в той ситуации не было. Немцы — под носом, и я не мог давать ему записку... Дыхан — хороший солдат.

Я полагал, что командование отправит Белкина в санбат на тачанке. Но человеческая жизнь для них мало что значила, и мы вдвоем с упомянутым красноармейцем понесли комбата на носилках в ближайшее село...

Вот и село. Не помню, сколько времени мы потеряли, пока нашли начальника тыла полка, который приказал какому-то лейтенанту найти транспорт. Через несколько минут перед нами уже стояла повозка, запряженная двумя лошадьми. Мы осторожно перенесли Белкина в нее, а рядом с ним положили его командирский планшет с документами. Я подал ему руку, поблагодарил за доброе отношение ко мне и пожелал скорейшего выздоровления. Он слабо пожал мою руку и на прощание кивнул головой...

Тяжелый день подходил к концу. Солнце уже скрылось за горизонтом. Наступила вечерняя прохлада. Тревога за Белкина не оставляла меня, я стоял и смотрел вслед уходящей подводе. Впереди виднелся лысый бугор, за ним, где-то совсем рядом, был санбат.

И тут произошло нечто невообразимое. Когда повозка приблизилась к вершине холма, немцы открыли по ней огонь. Снаряды падали то впереди, то сзади. Испуганные лошади понесли...

Каждый снаряд рвал мое сердце. Лишь когда повозка перевалила за холм и скрылась за горизонтом, я немного пришел в себя.

О судьбе капитана мне удалось узнать только по прошествии нескольких дней. Когда лошади понесли, у Белкина открылось обильное кровотечение, и в санбат он был доставлен уже мертвым.

P. S. 28 октября 1944 г., в Карпатах, в одном из боев на советско-словацкой границе, мне, как и моему комбату капитану Белкину, оторвало ногу от бедра.