Номер 16 (1211), 8.05.2014

Окончание воспоминаний профессора Ярослава Владимировича ПОДОЛЯКА.
Начало в № № 10, 12-15.

Восстановление советской власти

8 апреля 1944 года советские войска подошли к железнодорожной станции Одесса-Сортировочная и к санаторию Куяльник. На следующий день Ярмарочная площадь опустела, где-то слышались одиночные выстрелы и взрывы, а мы с крыши смотрели на дорогу Котовского, откуда должна была прийти Красная Армия. И точно, мы увидели трёх советских разведчиков, которые с автоматами в руках, в защитных накидках на плечах осторожно продвигались по противоположной стороне площади. Сразу же за разведкой пошла мотопехота.

Народ выскочил на улицу, крики радости и рыдания смешались в один счастливый гул. Женщины бросались на красноармейцев, обнимали, целовали их и всё время спрашивали: "Вы не встречали моего мужа?". Моя мама тоже спрашивала, а я во все глаза смотрел на командиров, надеясь, что среди них увижу своего отца, но всё было напрасно. Шли годы, но отца я так и не дождался.

В первый день освобождения кто-то из соседей услышал стоны, раздававшиеся из-за забора в конце нашего двора. Мы побежали посмотреть, кто там стонет, и увидели лежащего немецкого солдата, который истекал кровью. Оружия при нём не было. Шурка догадался, что это один из тех немцев, которые на "той стороне" подрывали рельсы, и побежал на улицу, чтобы сообщить об этом красноармейцам. Лейтенант тут же приказал своему бойцу разобраться с фашистом. "Разборка" закончилась тем, что боец повёл раненого немца на стадион и там пристрелил его, сбросив в окоп.

На следующий день после бегства немцев с Пересыпи мне захотелось посмотреть, что они сделали с нашей школой, но красноармеец, который ходил с миноискателем, сказал мне:

- Уходи, пацан. Здесь могут быть мины-сюрпризы. Немцы их часто оставляют на прощание.

Утром на стене школы появилась надпись: "Проверено, мин нет", и я заглянул в коридор: там было хуже, чем на мусорной свалке - всюду разбитые стёкла, поломанные парты, разодранные книги, банки из-под консервов, грязное тряпьё, куски обмундирования, окровавленные бинты и фекалии. Я очень боялся увидеть трупы и хотел было убежать, но услышал резкий голос старенького дедушки:

- Смотри и помни, мальчик, что фашисты сделали с твоей школой. Это они себя называли "культурной нацией". Вот и смотри на их "культуру".

Единственным утешением было то, что немцы не сожгли и не взорвали нашу школу, как это было сделано с другими школами...

Родная армия, которую мы так долго ждали, преобразилась: были введены новые знаки различия - погоны. Звание "красноармеец" было заменено на звание "рядовой". Звание "капитан" переместили в категорию младших офицеров. Официально было введено использование слова "офицер". Высший офицерский состав начинался со звания "генерал-майор". Младший командный состав вместо треугольников на петлицах стал носить на погонах лычки: у ефрейтора была одна лычка, у младшего сержанта - две лычки, у сержанта - три лычки, у старшины - на погонах красовался так называемый "молоток". У лейтенанта вместо двух кубарей на петлицах были две звёздочки на погонах с одним просветом, у капитана - четыре звёздочки, а у майора на погонах с двумя просветами была одна большая звёздочка. Советские офицерские погоны были на пять миллиметров шире погон царских офицеров. Наш сосед дядя Коля по этому поводу сказал:

- Зря чекисты в гражданскую войну расстреливали белых офицеров и генералов, которые не хотели снимать погоны и георгиевские кресты. Всё возвращается на круги своя, теперь советские солдаты носят погоны чуть длиннее и говорят своему командиру не "господин", а просто "товарищ".

Работники НКВД в первую очередь стали выявлять агентов, оставленных в Одессе немецкой и румынской разведками, а заодно и предателей Родины, которые активно сотрудничали с немецко- румынской властью. Чекисты опрашивали всех дворников города о поведении и деятельности жильцов при оккупации, кто и где работал, с кем дружбу водил. К сожалению, многие одесситы были отправлены в концлагеря по непроверенной информации, по доносу злопыхателей, по причинам личной неприязни. К чести наших соседей, следует отметить, что из нашего двора не последовало ни одного доноса, даже на тех мужчин, которые были в плену и по возрасту больше не призывались в армию.

Вспоминается случай, который произошёл со мной в 1954 году. Захотелось мне сменить место службы, уйти из эскадрильи и перейти в особый отдел нашей части. Я подал рапорт, и через месяц меня пригласили в особый отдел и сообщили, что при оккупации я вёл себя достойно: "немцам шины прокалывал, стёкла бил, в пушки песок бросал". Оказалось, что эту информацию собрал обо мне сотрудник госбезопасности, который пришёл в наш двор на Ярмарочную и опросил женщину-дворника, которая меня знала только с хорошей стороны. Если бы этот сотрудник встретил кого-либо из моих недоброжелателей, не знаю, где бы я оказался. В результате работник особого отдела сказал, что меня могли бы зачислить на службу в особый отдел, если бы я был членом партии. Кроме того, он посоветовал мне найти ещё двух свидетелей и подать заявление о моей "борьбе с оккупантами". Говорил, что меня могут наградить медалью...

Органы советской власти поспешно отнесли всех, кто оставался на оккупированной территории, в разряд пособников фашистов. Поэтому мужчин, которые пришли из плена и не боролись с оккупантами, и необученных юношей, которым исполнилось 17 лет, сразу же определили в штрафные роты и включили в состав 2-го Sкраинского фронта. Многие "штрафники" не вернулись домой. Похоронки приносили пачками. Женщины стонали от горя, не понимая, почему их подросших сыновей сделали штрафниками...

Весна и лето 1944-го - время возврата граждан Одессы от румынского капитализма к советскому социализму. Правда, не всем нравился этот возврат, за три года некоторые предприимчивые одесситы успели обуржуазиться, приобрести чужой капитал, нажиться на горе и страданиях еврейского населения. Советская власть, чтобы уравнять всех и накормить голодных, снова ввела карточную систему на продукты питания, стала наводить порядок, трудоустраивала здоровых мужчин и женщин, арестовывала коллаборационистов и предателей, пресекала спекуляцию, частную торговлю и кустарные ремесла.

Однажды к нам в квартиру по доносу нагрянул фининспектор и, обнаружив старое пальто, которое бабушка кому-то перелицовывала, составил протокол, угрожая судом. На слёзы и просьбы он не реагировал, но смилостивился лишь после того, как бабушка отдала ему своё золотое кольцо.

На базарчике только рано утром, когда ещё не появлялась милиция, можно было купить кусок мяса или ливера, украденного рабочими с мясокомбината. Они обвязывали вокруг своего тела кусок мяса убитой коровы, бинтовали живот и ждали сигнала от контролёра, который подавал им знак, что путь свободен. Но милиция догадалась, что контролёры заодно с "несунами", и устраивали им обыск метрах в двадцати-тридцати от проходной. Были аресты и суд, но воровство мяса продолжалось. Рабочие мясокомбината рисковали, но, как они говорили: "Кто не рискует, тот не ест жареной печёнки".

Мальчишки рыскали по полям, собирая кукурузу, свеклу, картошку. Были случаи, когда они нарывались на мины, кто-то остался без глаза, кто-то без руки, кто-то без ноги.

Война не отняла у нас жизни, но травмировала душу и тело. Мы были надломлены духовно и недоразвиты физически. Ощущение ужасов войны и оккупационного террора, торжества зла над добром, предательства над честью стирало наши представления о благородстве и патриотизме героев довоенных фильмов. Слушая разговоры голодных и запуганных родителей, мы теряли уверенность в будущем, появлялось чувство обречённости и угнетающего страха. Нам необходим был особый эмоциональный климат, в котором мы воспрянули бы духом и почувствовали себя свободными людьми, способными не только думать о выживании, но и приносить пользу нашей стране. Огромная роль принадлежала школе...

Мужская школа № 30

Уже на второй день после освобождения Одессы началась подготовка к 1 сентября. Некоторые родители и ученики много сделали для восстановления школы. Я принёс в школьную библиотеку книги, которые мне удалось спасти, и было приятно услышать от директора школы слова благодарности.

Все учителя, которые пришли к нам в школу 1 сентября 1944 года, побывали либо на фронте, либо в эвакуации. Мы не знали, что в 1943 году в условиях Великой Отечественной войны в семилетних школах было введено раздельное обучение мальчиков и девочек. Это стало для нас неожиданностью. Школа № 30 стала мужской, а девочек перевели в женскую украинскую школу № 18.

Война сделала всех учеников дважды второгодниками. Первый раз, в 1941 году, занятия в школе не состоялись из-за блокады, когда все работали для фронта во имя победы над врагом. Второй раз - в 1944-м, когда отступающие немцы заняли нашу школу. Меня, как ученика, который успешно прошёл у Клавдии Васильевны учебную программу четвёртого класса, определили в пятый класс.

В пятом классе были мальчики разных возрастов: "второгодники", которые вынуждены были повторять программы одних и тех же классов, "самоучки", которые, как и я, учились самостоятельно на дому, "прибывшие из эвакуации". Несмотря на разный возраст и разные интересы, ребята быстро подружились, у нас не было конфликтов. Особо бережно мы шутили над еврейскими мальчиками Мишей Косым и Аликом Гросманом, которые вернулись из Ташкента, - мы хорошо помнили трагедию одесских евреев. Алик Гросман, лопоухий мальчишка, учился неплохо, но иногда выпрашивал у учителей "пятёрки", а это не нравилось некоторым пацанам, и они дёргали его за уши.

Отношение к образованию детей изменилось сразу же после освобождения Одессы. Мы повзрослели, стали задумываться о будущей профессии. В Одессе открывались ремесленные училища, ФЗУ, средние мореходки. Обучение длилось 2-3 года, учащиеся были на государственном обеспечении, их кормили, одевали, а после окончания РУ они получали 3-й разряд и направлялись на заводы, где иногородним предоставлялось бесплатное общежитие. Но для поступления в среднее техническое или мореходное училище нужно было окончить семь классов, поэтому в школе № 30 учились ребята, которые не хотели быть чернорабочими или простыми колхозниками. Мы учились старательно, хотели забыть ужасы войны и занять место погибших отцов, помочь своей семье выжить в условиях послевоенного голода. После окончания 7-го класса одни мальчишки мечтали поступать в мореходку, другие - в артиллерийскую спецшколу, третьи хотели стать лётчиками. Только несколько человек из нашего класса готовились к учёбе в десятилетке, чтобы поступить в институт. К сожалению, никто из учителей не проводил бесед о нашем будущем, не показывал нам возможные пути дальнейшего образования.

Михаил Иосифович Кримеров, лейтенант в отставке, был нашим классным руководителем. Он учил нас русскому и немецкому языкам, русской литературе. Это был мужчина среднего роста с густой чёрной шевелюрой, быстрыми глазами, энергичными движениями, умевший командным голосом успокоить любого мальчишку, который нарушал дисциплину.

Чтобы ребята на уроках не падали в голодный обморок, по распоряжению Отдела народного образования каждому ученику ежедневно бесплатно выдавалось по одной булочке и по две чайных ложки сахара. На раздачу Михаил Иосифович назначил меня и Лёнчика Шевченко. Мы получали в школьном буфете 30 булочек и 500 г сахара, которые на большой перемене раздавали ученикам. Oорции отсутствующих учеников мы отдавали учителю. Вначале он отказывался, но потом принимал с благодарностью.

Уроки по математике вёл Максим Петрович, серьёзный и добросовестный учитель. Он заслужил наше уважение тем, что не кричал на отстающих учеников, понимал их трудности и старался помочь всем, кто к нему обращался. Однако кто-то из учеников обратил внимание, что Максим Петрович, читая во время контрольной работы задачу о продаже костюмов, несколько раз произнёс "кустюмы". Вот и прилепили мы хорошему человеку кличку "Кустюм". Максим Петрович каким-то образом узнал, что Толя Парфенюк называет его "Кустюмом", но виду не подал, а на выпускном экзамене по математике поставил Парфенюку "двойку" и назначил пересдачу на осень. Как мы ни уговаривали Максима Петровича принять экзамен у Парфенюка пораньше, чтобы он мог поступить в техникум, учитель был непоколебим.

Уроки по географии, которые проводила завуч Валентина Николаевна, были чрезвычайно интересными. Изучая страны, путешествуя по картам, я мысленно посещал континенты, моря и острова, мечтал стать моряком. Когда я сказал маме, что хочу поступать в Одесскую школу юнг, она ответила, что единственного сына никогда не отпустит в море.

В нашей школе были уроки военного дела и строевой подготовки. За два года мы познакомились с двумя военруками. Один из них, Петро - бывший моряк, однорукий инвалид, отчаянно матерился, когда гонял наш строй по школьному двору. Мальчишки его уважали, но боялись, когда он орал на нас. Он жил в Поплавском дворе, и пацаны рассказывали, что видели, как пьяный Петя дрался на базаре. Вскоре директор школы уволил буйного военрука-воспитателя.

В начале 1945 года в школу пришёл новый военрук (учитель военного дела) - капитан в отставке. Это был красивый мужчина, подтянутый и аккуратный, интеллигентного вида, с небольшими усиками. В отличие от предыдущего военрука, этот никогда не ругался, но иногда повышал голос и произносил непонятное нам слово "юртай". Мы видели в капитане пример для подражания. Он много нам рассказывал о войне, о своих отважных подчинённых, которых он вёл в бой, но никогда не говорил о своём ранении.

Самым радостным событием для нас всех - и детей, и взрослых - было известие о победе Советской армии над фашистами. 9 мая 1945 г. рано утром к нам прибежала бабушкина подруга Лисогорова, которая жила в районе 2-го Заливного переулка. Она ворвалась в нашу квартиру с криками: "Победа! Победа! Победа!". Мама и бабушка сразу же сообщили эту новость соседям. Через несколько минут во дворе собралась толпа женщин, стариков и детей - все плакали от радости, танцевали, пели, кричали, что скоро вернутся их мужья, сыновья и отцы.