Номер 33 (978), 28.08.2009

К 80-летию Сергея ПОЛИЩУКА (20.08.1929 - 13.02.1994)

Восьмидесятые годы. В дачное окно сквозь виноградный ажур пробивается предзакатное солнце. Вернувшийся с киностудии отец сидит на старой высокой и широкой тахте, опершись на нее руками. Он сидит очень прямо и читает стихи.

Я рад, в моей крови смешалось сто кровей:

Суровый славянин, насмешливый еврей,

Грек - тертый гражданин, разбойник ста морей...

Я рад: в моей крови смешалось сто кровей!

Отец сначала читает по памяти, потом по отпечатанному на машинке листку. Я сижу в старом кожаном кресле напротив и слушаю, пораженная звонкостью, напористостью (сейчас сказали бы - энергетикой) стиха, откровением автора.

- Я сегодня встретил бывшего редактора киностудии Сережу Полищука. Оказывается, он - адвокат. И, судя по тому, что он мне прочитал, - большой поэт. Но не печатают...

Так впервые от отца - кинодраматурга Григория Колтунова - я услышала о юристе и поэте Сергее Петровиче ПОЛИЩУКЕ. Его стихи и судьба настолько поразили меня, что первый разговор о нем остался в моей памяти как живая, окрашенная неистовым жаром предзакатного солнца картина. Так со мной бывало всегда - наиболее яркие впечатления оставались в памяти в обстоятельствах места, времени и действия.

Сегодня я знаю о Сергее Петровиче больше. Я прочла все его книги: и те, что он сумел опубликовать при жизни (это повесть о жизни следователя "Ищу человека" и поэтический сборник "Песни рыжего клоуна", в который вошло поразившее нас с отцом стихотворение "Сто кровей"), и те, что после его ухода из жизни опубликовала его дочь Наталья Полищук. Это "Записки адвоката", включающие повесть "Старые дороги", автобиографический роман "Купель на площади" и "Библейские напевы".

"Старые дороги" - это эпизоды из жизни автора, в которых не изменены ни название затерянного в глуши белорусского Полесья городка, где работал адвокатом Сергей Полищук, ни нравы и говор местного еврейско-белорусско- польского населения, ни конкретные случаи из практики молодого "аблыката". Только романтическая история женитьбы претерпела некоторые географически-временные изменения.

Биография и образ самого автора проступают почти во всех его произведениях. В том же поразившем меня стихотворении "Сто кровей", в откровенно ироническом - "Штрихи биографии":

...А еще, когда в школу мама

Приходила узнать отметки,

Ей всегда говорили прямо,

Что мальчишка - мерзавец редкий.

Что над всеми готов смеяться,

Сам себе рисует "пятерки:

Станет неучем и паяцем

И рыдать будет после горько...

Только некто, бывший псаломщик,

Школьный дворник с усами Бульбы,

Говорил: ничего, мол, хлопчик,

Мол, еще и артистом будет!

Будет, может, даже поэтом -

"Бо дурный" - пояснил причину...

Оказались правы и тот, и другие. ПОЭТ и РЫЖИЙ КЛОУН.

Шут рыжий Сережа,

Ну что ты можешь:

Смеяться над ближним

И дальним тоже,

Валять дурака,

Дураков тревожа,

Быть вечным клоуном

Иглокожим...

... Шут рыжий Сережа,

Чего ты хочешь

И что ты добрых людей морочишь!

Себя мордуешь,

Себя морочишь

И дни и ночи,

И дни и ночи!..

"Все мы в этом мире клоуны - белые или рыжие..." - утверждал Федерико Феллини. Полищук в жизни "...в большом своем балагане,

Где каждый прячет лицо умело,

Где врет по-черному клоун белый...",

избрал амплуа "рыжего клоуна", который

"Смеясь, по проволоке шагает,

Хлопки срывая и оплеухи..."

Повторять, что жизнь - зебра, банальность. Но у одних полосы бывают ярче, контрастнее, у других - почти сливаются. Контрасты в жизни Сергея Полищука просматриваются еще в его происхождении.

Отец - адвокат Петр Матвеевич Полищук, крещеный еврей, выпускник Петербургского университета, происходил из типичной еврейской семьи. Его предки управляли имением в Полесье. Скот и пшеницу возили на ярмарку в Париж. Возвращались обратно с большими деньгами. Чтобы не быть ограбленными в дороге, наедались чеснока так, что пассажиров, заглянувших в их купе в поисках свободного места, тут же выносило прочь.

Мать - Мария Александровна (в девичестве Скопинская, родовое имя Фловинская) окончила Смольный институт. Ее предки появились в Ананьевском уезде раньше, чем возникла Одесса. Получив землю, основали деревню Фловиновка, существующую по сей день.

О своей бабушке, Марии Александровне, Наталья всегда вспоминает с любовью и безмерным уважением. Бабушка в ее воспоминаниях, впрочем, как и в автобиографическом романе "Купель на площади", предстает этакой "железной леди". Мария Александровна преподавала французский в Одесском университете. Преподавала до 86 лет, преподавала, пока не закончила университет ее последняя ученица. Бывшая смолянка обладала цельным жестким характером, хотя и была воспитана матерью, до конца жизни не забывавшей о своем высоком происхождении (в "Купели на площади" один из самых ярких и очаровательных образов - это прабабушка Натальи). В тяжелые годы оккупации она делала все, чтобы спасти еврея-мужа и уберечь сына. К сожалению, ей удалось лишь второе. Трудно поверить, но в 1945-м она ездила со своими студентами на лесоповал. Когда ей исполнилось 90 лет, Наталья взяла бабушку в круиз. И когда в круизе Наташе пришлось возить по больницам одного из интуристов, та успешно заменила внучку в качестве переводчика, причем, не только французского, но и немецкого языка, который в свои 90 она восстановила в памяти. Мария Александровна умерла в 92 года.

Дедушку, Петра Матвеевича, Наталья не может помнить. Она знает его только со слов отца. Он погиб в гетто в декабре 1941 (его родители погибли на "Дороге смерти"). Поскольку дед был крещеным, его тело выдали для погребения. Петр Матвеевич захоронен в дальнем углу 2-го Христианского кладбища. Там же впоследствии упокоилась его жена Мария Александровна. Там же Наталья похоронила отца - Сергея Петровича Полищука и мать - Нину Николаевну Буненкову. На их скромной могиле ежегодно в дни проводов Пасхи Наталья собирает друзей своих родителей, которые стали и ее друзьями. Вспоминают прошлое, читают стихи Сергея Полищука.

Небольшое отступление. Сергей Петрович очень любил гостей. Друзья в доме бывали почти ежедневно. В крайнем случае, они с женой сами шли к кому-нибудь.

Когда в 1963-1968 годах Полищук работал в издательстве "Маяк", все изданные книги обмывались у него дома. В доме бывали многие. Бывал Морис Бенемович, Феликс Кохрихт (его любовно называли "рыжий Феликс"), Юрий Михайлик, Олекса Шеренговый и другие. Когда Сергей Полищук, прозу которого не публиковали, начал писать стихи, он получил возможность выплеснуть накопившееся в кругу друзей.

Стихи свои Сергей читал настолько ярко и выразительно, что запоминались они именно в авторской интерпретации, с теми же акцентами и интонациями. На одном из вечеров, посвященных Сергею Петровичу, его знаменитую "Иродиаду" прочла известный искусствовед Ирина Тимохова. По свидетельству Натальи, Тимохова читала абсолютно так, как когда-то читал "Иродиаду" сам Сергей. И еще. Вспоминает Наталья Сергеевна:

- На вечере в клубе при "Хэседе" я читала папины стихи. Вдруг из первого ряда поднялся седовласый старик и начал по-памяти читать стихи отца. Он читал по-своему, но очень хорошо. Меня поразила его большая, благородной формы седая голова. Это был кинодраматург Григорий Колтунов, о котором мне папа много и с восхищением рассказывал.

Наша дружба с Наташей началась много позже того памятного дня, когда я впервые услышала о поэте Сергее Полищуке, и лишь лет через 8-10, после того, как она познакомилась с моим отцом. Нас сдружило то, что мы обе - "папины дочки", для которых отцы были самыми главными людьми в жизни.

Вернусь к Петру Матвеевичу. В романе "Купель на площади" Сергей Полищук разделил его образ между двумя персонажами - отцом героя повести Жени и отцом его двоюродного братца Геночки. Так же, как самого себя, свое оккупационное детство, свои черты характера он разделил между самим Женей, от имени которого написан роман, и Геночкой.

Несколько лет назад Наталья Полищук случайно встретила на улице секретаря своего деда. Это была маленькая, трогательная, пожилая женщина, которая не сразу поняла, что перед ней внучка, а не дочь Петра Матвеевича. Она рассказала Наталье, каким был ее дед, как он, рискуя свободой и даже жизнью, спасал людей от политических процессов, "клея" им мелкие правонарушения. Наташа не может себе простить, что, потрясенная услышанным, она не спросила ни имени, ни адреса этой женщины.

В ее рассказе она узнавала и своего отца. Он тоже спасал многих. Он спас жизнь женщине, доведенной мужем до убийства. Он спас от расстрела людей, проходивших по большому экономическому делу "Луна-парка". Тогда Сергей не выходил из суда шесть месяцев. Он помогал людям спасать квартиры от посягательств аферистов-родственников. Журналистке Елене Марущак помог сохранить детей и доброе имя. Защищая журналистов, он вообще отказывался от денег, даже в кассу журналисты платили лишь за оформление бумаг.

Да, Полищук вытаскивал многих. Но когда попадал на негодяев и насильников, отказывался их защищать, какие бы деньги ему не сулили. "Я не могу плакать в жилетку, потому что у негодяя и насильника было плохое детство", - говорил Сергей.

Сергей Полищук проработал адвокатом более 20 лет, получил медаль "Ветеран труда". Но не оставил ни престижной квартиры, ни дачи, ни машины... Оставил лишь добрую память и свои литературные труды, в том числе - очерки по криминалистике. Ему подкидывали "детективные" материалы следователи. Писал он и о наиболее интересных процессах, в том числе и о тех, в которых он участвовал сам. Например, о защите Василия Барладяну, которого обвиняли в украинском национализме и антисоветизме. Это было громкое дело. Но по прошествию лет, вспоминая этот процесс, Сергей Полищук горько спрашивал, стал ли бы в нынешние времена Василий защищать своего бывшего адвоката, обвиняемого в украинофобии...

Юридическую карьеру Сергей Полищук начинал в Днепропетровске следователем прокуратуры. Но сам "зарезал" ее, написав, что подростком оставался на оккупированной территории. Прокурор настойчиво советовал ему не писать правды: "Лучше напиши, что ты отсиживался в овраге". Сергей вернулся в Одессу, а затем по комсомольской путевке поехал в Черкассы, начал работать редактором в комсомольской газете "Черкасская правда". Там он и женился на Нине Буненковой, попавшей в Черкассы по распределению - она окончила Минский институт народного хозяйства. Жили трудно, снимали жилье, где не было элементарных удобств.

Затем был Минск, аспирантура, но опять кого-то не того защищал, мало того, что еврея, но еще и связанного с политикой. Жили у тещи, которая не очень одобряла выбор дочери. Ей казалось, что тощий зять болен туберкулезом. Домик был маленький, через щели - небо видно. В дождь над новорожденной Наташей держали лоханку. Стали на очередь и получили квартиру в новом доме. В шикарном доме с ванной, душем и туалетом и... дровяной плитой, на которой вечно чадили 2-3 керогаза.

К моменту получения ордера на квартиру Сергей уже работал в "Старых дорогах" "аблыкатом". В Минск за ордером он добирался на лесовозе, лежа на обледеневших бревнах, из последних сил сжимая их задубевшими от холода руками. Вернулся в Минск в конце пятидесятых. Начал работать редактором в издательстве, где его уже знали благодаря статьям и очеркам, которые он присылал из "Старых дорог".

Кстати, именно тогда он по подписке получил Библию. Библия эта хранится у Натальи и сегодня. По ней и были созданы Сергеем Полищуком "Библейские напевы" (псалмы Давида), впоследствии положенные на музыку Валентиной Ульяш.

Полищук все время рвался в Одессу. И когда открылась вакансия редактора на Одесской киностудии - он оставил Минск. Началась работа на Одесской киностудии, где Сергей познакомился с Поженяном, с Тодоровским и другими интересными людьми.

В 1963-м Полищук перешел на работу в издательство "Маяк". Тогда же он начал писать автобиографический роман "Купель на площади". На его страницах - все пережитое в страшные годы жизни в оккупированной Одессе. Писал объективно, писал о том, чему был свидетелем. Но... Это сейчас из румынского правителя Одессы пытаются сделать чуть ли не благодетеля города, при нем, де, работали театры, процветала торговля, открылась гимназия. Да, все так, город заполонили румынские коммерсанты, артисты. Но в то же время были уничтожены сотни тысяч людей. Все это нашло место в романе Полищука. И тем не менее его роман сочли порочным. Набор рассыпали, отпечатанные экземпляры изрезали в лапшу. В газетах появились статьи. В одной статье Сергей "попал под раздачу" вместе с Кирой Муратовой, которую "громили" за фильм "Среди серых камней".

Для Сергея такая реакция на его книгу, ее физическое уничтожение стало ударом. Он впал в депрессию. Спасли стихи, которые он тогда начал писать.

Первое серьезное философское стихотворение Полищука - "Ешуа".

Нет, Ешуа, здесь вас не поймут, Ешуа,

И никто не поверит, что плотников сын - пророк...

Мне кажется, в "Ешуа" - много личного. Поиск человеческого в Боге, и божественного в человеке. Ведь есть же в его стихотворении-завещании "Когда я умру" такие строки:

...И когда я умру, вы меня отпойте в маленькой церкви, (...)

Попу не говорите о том, что, глупец убогий,

При жизни не почитал я в общем-то никаких богов,

Скажите так: он ведь и сам был богом

И слов чтил святость, и мир свой создавал из слов...

Год или два Сергей проработал редактором бессмертных опусов НИИтруда, где радовали лишь перекуры. В те же годы он встретил своего друга по гимназии времен оккупации - врача Бориса Куклова. Куклов был врачеватель не только тел, но и душ. Он открыл Сергею Галича и Высоцкого. Возил из Москвы их записи. Дружба с ним помогла Сергею восстановить душевное равновесие.

Все годы Полищук мечтал вернуться в адвокатуру. Ему удалось это сделать лишь летом 1973 года.

Жаль, что из-за ограниченности газетной площади нет возможности привести все, что писал о Сергее его коллега адвокат Корнеев в статье, помещенной в информационном бюллетене Адвокатского объединения (№ 4, 2005 г.). Приведу лишь одну цитату:

"Защищая, как правило, "В порядке 47 УПК Украины" социально либо физически ущербных, психологически надломленных людей, он в каждом из них видел Человека. Он никогда не "тыкал" им. Он говорил им "Вы". (...) Он был интеллигентом, то есть гуманистом".

Старые адвокаты помнят случай, когда Полищук потребовал вежливого обращения судьи к своему опустившемуся клиенту. И судья подчинился.

Сергей Полищук вкладывал в свою работу, в своих подзащитных всю душу. Его не стало на 65-м году жизни...

Стих Полищука "Распятию на могиле Карела Чапека" может быть эпитафией самому автору.

Зачем же, господи, бессмертья

Ты не дал лучшим сыновьям,

Как их писаньям и делам,

Как их высоким именам,

Но - жизни клок на этом свете,

Но только хвори, только плети,

сомнений многотонный хлам!..

Зачем висишь, увы, и сам,

Проживши только треть столетья!

Елена КОЛТУНОВА.