| |
|
Номер 38 (1283), 9.10.2015  (Продолжение. Начало в № 37.) В кишиневском дневнике Пушкина (1821 г.) записано: "4 мая был принят в масоны". Его посвятили в кишиневской ложе "Овидий", председателем которой считался генерал И. С. Пущин. По разным обстоятельствам Александр Сергеевич посещал эту ложу не более полугода. Сейчас трудно со всей определенностью сказать, какие причины побудили поэта стать "вольным каменщиком". Только ли дань моде и традиции? Конечно, эти обстоятельства сыграли определенную роль в таком решении. Кроме того, в условиях крепостнической России даже разговоры о равенстве и братстве радовали сердце и услаждали слух. А если к этому добавить, что, кроме пустых разговоров, масоны еще придумали леденящие душу обряды, где неизменными атрибутами были человеческие черепа, гроб и тому подобные реквизиты, то почему бы не вступить в такое "братство".  Кстати сказать, власти подозрительно относились к масонам, хотя знали, что "вольные каменщики", кроме бесплодных речей и таинственных обрядов, ничем решительно не занимаются; в Петербурге все же решили: русскому масонству не бывать. Это произойдет потом, а пока Александр Сергеевич, по словам Вяземского, "жил и раскалялся в жгучей и вулканической атмосфере заговора". В день посвящения за Пушкиным заехал один из его друзей, чтобы отправиться в ложу, которая находилась в доме молдаванина Кацики. Это было мрачное сооружение: длинный одноэтажный дом, с двором, окруженным решеткой, за которой оставлялись экипажи. До местных жителей доходили какие-то слухи, вынуждавших пугливых обывателей сторониться дома, где происходит "судилище дьявольское". Вечером Пушкина привезли в квартиру доктора Шулера, снимавшего этот дом, и разместили "профана" в особой комнате - "черной храмине" - для размышлений. С потолка "храмины" свешивался "лампад треугольный" с "триссиянным светом", в одном углу стоял черный стол с Библией, песочными часами и черепом, из глаз которого выбивалось синеватое пламя горящего спирта. В другом углу стояли два гроба, один с изображением мертвого тела, другой пустой - для напоминания о смерти. Еще стоял скелет с надписью: "Ты сам таков будешь". Нельзя сказать, чтобы Александра Сергеевича страшилка очень обескуражила. Напротив, настроение у поэта было приподнятое. Глядя на череп, он вдруг вспомнил бессмертного Гамлета... Наконец Пушкина ввели в масонский храм, и надзиратель ложи передал ему меч... Итак, ненадолго поэт стал "вольным каменщиком", а уже в августе 1822 г. всем масонским ложам в России было предписано прекратить всякую деятельность. Однако самое интересное событие в кишиневском "сидении" Пушкина случилось неожиданно, хотя, как знать... В тот день поэт, пописав несколько часов кряду, наспех одевшись, поспешил в центр города. Казалось, вся Бессарабия сейчас собралась на площади. Народные гуляния, обычно проводимые после сбора урожая, - в самом разгаре. Впоследствии Александр Сергеевич напишет: "Люблю базарное волненье... и спор, и крик, и торга жар... Люблю толпу. Лохмотья, шум... ум и здесь вникает в дух народный". День выдался чудесный: жара спала, подул освежающий ветерок, опьяняет запах винограда, яблок, слив... Народ навеселе, поют, танцуют, все, кто мог, приоделись в яркие одежды. Какое-то время Пушкин внимательно наблюдает за нарядной толпой; вскоре его внимание привлек невообразимый шум. Это была массовая потасовка. Десятки людей, образовав круг, что-то кричали, махали руками, смеялись. Подойдем и узнаем, что стряслось. Оказалось, весьма банальная история: пожилой молдаванин приревновал свою молодую жену и прилюдно принялся хлестать ее плетью. За красотку вступились, и началось... Едва держась на ногах, мужчины, женщины и даже дети стали лупить друг друга что есть мочи. Появился, наконец, страж порядка. Поглядел, послушал, плюнул на всех и, громко ругаясь, пошел прочь. В стороне от "базарного волненья" стояла группа евреев в своей традиционной одежде. Пожалуй, они были единственно трезвые, которых повстречал в тот день русский поэт. У Пушкина вдруг мелькнула озорная мысль. Он подошел к старику и попросил его продать одежду, в том числе ермолку. Старый еврей с удивлением посмотрел на странного барина; потом что-то сказал парню, стоящему рядом с ним. Вскоре Пушкин, вырядившись в ученика иешивы, отправился на площадь. А здесь яблоку негде было упасть. Кто-то крикнул: "Чарку наливают!" - и обезумевшая масса ринулась к огромным бочкам вина, которые жаловал горожанам прижимистый Катакази. Пробираясь сквозь людскую стену, Пушкин на себе почувствовал всю "прелесть" своего маскарада. Его безжалостно пинали, ругали, пытались изорвать одежду... С большим трудом Александру Сергеевичу удалось выбраться из моря пьяных и грубых обывателей, чтобы оказаться на улочке, где он ранее приметил красивую дочь лавочника. Все попытки Пушкина привлечь внимание скромной еврейки к своей особе заканчивались тем, что девушка уходила в дом, а вместо нее торговать выходил отец. Лавочник вежливо интересовался, что будет покупать любезный господин. Приходилось тратить "пятак" на ненужную вещь, а красавица все не появлялась. Сажень двести, не более, оставалось до намеченной цели, как Пушкина сзади кто-то сильно толкнул, и пьяный голос закричал: "Куда, жид, прешься?" Александр Сергеевич резко обернулся. Обидчиком оказался молодой прапорщик, который еще к тому же замахнулся тростью. Понадобилось всего несколько секунд, чтобы выхватить у него палку и ею ударить наглого офицера. Прапорщик от неожиданности опешил, поражены были и прохожие, ставшие свидетелями происшествия. В пылу ссоры у поэта с головы слетела ермолка, отклеилась искусственная бородка... "Батюшки, - послышался женский крик, - да это - Александр Сергеевич!" Только теперь до изрядно выпившего офицера дошло, что произошло, и, внимательно приглядевшись, вспомнил: он видел это лицо и слышал этот голос в доме губернатора. Прапорщик хотел что-то сказать, но Пушкин поспешно удалился. А еще через несколько минут он остановил извозчика и приказал отвезти его в дом армянина Антонио, где иногда сражался в бильярд. В суматохе Пушкин не заметил, что одна молодая особа, тщательно скрывая свое лицо, с интересом следила за уличным поединком. Она еще некоторое время смотрела вслед уходящему поэту, затем села в подъехавший экипаж... Давайте запомним этот эпизод, поскольку вышеупомянутая незнакомка сыграет в жизни Пушкина заметную роль. Но поэт об этом, разумеется, не догадывается. Сейчас он раздражен, играет невнимательно, промах следует один за другим... Партнеры удивлены. В этот момент к Пушкину подходит слуга: "Ваше благородие, Вас просит полковник Старов". Этого офицера знал весь Кишинев. О нем рассказывали легенды, причем одна страшнее другой. Однако давайте судить о личности не по домыслам, но фактам. Они таковы: Старов - человек поразительного мужества и отваги, бесстрашие которого восхищало многих видавших виды офицеров и солдат. Если армейские сослуживцы любят своего товарища, значит, он этого достоин. Со Старовым у Александра Сергеевича было лишь шапочное знакомство. Полковник знал поэтические творения Пушкина, как, впрочем, значительная часть образованных кишиневцев. С другой стороны, Пушкин был наслышан об этом командире, причем такие эпитеты, как "заправский дуэлянт" и "отчаянный храбрец", вызывали у поэта желание подружиться. В небольшой полутемной комнате, куда слуга привел Пушкина, стоял Старов. Увидев Александра Сергеевича, полковник кивнул головой и, не повышая голоса, заявил следующее: "Давеча, господин Пушкин, Вы своими действиями оскорбили не только моего подчиненного, но в его лице - весь мой полк и меня лично. Я требую Вашего публичного извинения". И, не дав Пушкину ответить, Старов демонстративно повернулся спиной и вышел из комнаты. Вскоре светский Кишинев говорил о предстоящей дуэли. Друзья и знакомые убеждали Пушкина отказаться от этой опасной затеи. Пущин, Раевский, Алексеев и Тучков, хорошо знавшие обоих, отговаривали поэта, предлагали посреднические усилия с целью примирения. Доктор Шулер прямо заявил: "Полковник - опасный дуэлянт, опытный стрелок, горячая голова. Он убьет Вас и лишит Россию талантливого поэта". На что Пушкин хладнокровно ответил: "Вы, доктор, недооцениваете моего меткого глаза. Скорее Россия потеряет бесшабашного полковника, но невелика беда. Храбрых офицеров в нашей армии в избытке". Надо полагать, что не без вмешательства генерала Инзова полковника Старова срочно вызвали в Петербург. И все вздохнули с облегчением, надеясь: пройдет время, страсти улягутся, обиды забудутся, и примирение станет возможным... В тот год наступила холодная зима, несвойственная южному краю. Вернулся в Кишинев Старов, и дуэль была назначена в один из таких ненастных дней. Современники вспоминали: "Погода была ужасная: метель до того была сильна, что в нескольких шагах нельзя было видеть предмета... Первый барьер был на шестнадцать шагов. Пушкин стрелял первый и дал промах, Старов тоже и просил зарядить и сдвинуть барьер; Пушкин сказал: "И гораздо лучше, а то холодно". Предложение секундантов прекратить было обоими отвергнуто... Барьер был определен на двенадцать шагов, и опять два промаха. Оба противника хотели продолжать, сдвинув барьер, но секунданты решительно воспротивились, и так как нельзя было примирить их, то поединок отложен до прекращения метели". Дома Пушкина встретил его верный "дядька" Никита. Он протянул барину конверт. Нежный запах духов не оставлял сомнений: писала дама. В краткой записке на французском языке было сообщено: "Не могу скрыть своих чувств. Приходите в полночь к собору". И вместо подписи - всего две буквы: П. К. Не успел прочитать загадочное послание, как приказал явиться генерал Инзов, взявший примирение дуэлянтов в свои руки. В конце концов согласие было достигнуто, причем полковник Старов сказал при встрече с Пушкиным: "Вы так же хорошо стоите под пулями, как хорошо пишете". ...Время тянулось медленно. Пушкин то и дело поглядывал на часы. Лунный свет освещал площадь перед собором. Ровно в полночь появился экипаж; дверца отворилась, и неизвестная, одетая в лисью шубу, с помощью слуги ступила на запорошенную снегом землю... (Продолжение следует.) И. МИХАЙЛОВ.
|
|
|||||||||||||||||
|
| |||||||||||||||||||
)
