Номер 39 (1234), 10.10.2014

Испанская война республиканцев против фалангистов, возглавляемая генералом Франко, продолжалась несколько лет. Эмоциональные испанцы, не жалея своей жизни, ожесточенно дрались не только со сторонниками фашизма и диктатуры Франко, но и против организованных, боеспособных немецких дивизий. Большая помощь оружием, советниками, военными специалистами шла из Советского Союза. Особенно ожесточенно в рядах коммунистических формирований испанцев сражались бригады бразильцев, аргентинцев и других жителей Южной Америки, воодушевленных призывом Льва Троцкого довести войну в Испании до победы и создать невиданный дотоле "социалистический очаг", принципиально отличающийся от социализма в СССР.

Когда перевес склонился в сторону фашистской диктатуры, моряки-испанцы, во главе с будущим одесситом, капитаном дальнего плаванья Рохелио Рохельевичем Эрнандесом, перевезли весь запас испанского золота, а также 2000 детей республиканцев в СССР. Многие оставались в Одессе. Южанам-испанцам нравился наш город с его чудесным колоритом, теплым Черным морем и очень красивыми женщинами. Как их встретила советская власть, свидетельствует "Дело" № 1193, заведенное на Нунье Хосе Эдреира, уроженца Ла-Корунье, по национальности испанец, беспартийный, без подданства. Работал токарем в Одесском Главморстрое и проживал на Пушкинской, 28, квартира 16. На вопрос следователя: "Как вы попали в СССР?" Хосе Эдреира ответил, что он воспитывался в интеллигентной семье учителей школы, а после смерти отца, в 1935 году, поступил на военную службу в военно-морские силы Испании, где служил на линкоре "Хайме 1" в качестве рядового матроса. Он получил начальное военное образование морского артиллериста. В 1937 году линкор был взорван в порту Картахена одним из моряков-анархистов. Свыше 800 человек команды погибли, спаслись не более 200. Реабилитация моряков после взрыва линкора производилась в порту Картахена в течение месяца, после чего все спасенные моряки получили назначение на другие суда. Хосе Эдреира получил назначение на пароход "Хуан Себастьян", на котором в октябре 1937 года он прибыл в Одессу с испанским золотом. На вопрос следователя: "Чем вы занимались в Советском Союзе?" Хосе ответил: "После прибытия в Одессу я до апреля 1939 года продолжал оставаться на борту парохода вместе с другими членами команды. Меня уже тогда поражало, что нам, молодым испанцам, запрещают общаться с местными девушками и стараются полностью изолировать от одесского общества. В 1939 году нас переселили в общежитие на ул. Садовая, 1, а затем на одну из дач в районе Большого Фонтана".

В этот период в домах отдыха Одессы находились моряки с других испанских пароходов. Все испанцы разделились на три группы: самая многочисленная группа настаивала на возвращении в Испанию, другая, малочисленная, просила отправить в испаноговорящую Мексику, а третья - оставить их в СССР. Хосе Эдреира в своих показаниях следователю указал, что он лично попросил остаться в СССР. Его распределили на Челябинский тракторный завод, где он пробыл до 1941 года, а затем перебросили, как и многих других, в Самарканд, где он продолжал трудиться рабочим на заводе "Красный двигатель". В начале войны Хосе Эдреира был мобилизован в Советскую Армию, где, по мнению работников советской госбезопаности, был переброшен через линию фронта к партизанам - в те места, где действовали испанские фалангисты, так называемая "голубая дивизия". Однако через восемь месяцев, видя тщетность усилий испанцев деморализовать фашистскую фалангу "голубой дивизии", Хосе Эдреира был переброшен назад в Самарканд. До 1944 года он работал в Самарканде, а затем переехал в Крым, работая в совхозе "Путь Ильича" до ноября 1945 года. В конце 1945 года он переезжает в Одессу, где работает токарем Главмортранса. Следователь задает Хосе вопрос: "С кем из иностранцев в Одессе вы поддерживали связь?"

"Я с 1946 года поддерживал связь только с американскими моряками, испанцами по происхождению, такими же республиканцами, как я, но бежавшими от Франко в Америку". Следователь, Глеб Никулин, задает еще один провокационный вопрос, который привел Хосе Эдреира к многолетней отсидке в колымских лагерях: "О чем вы беседовали с ними, в чем выражалась ваша связь, где и когда, в какой обстановке вы встречались?" Хосе ответил: "Мои знакомые американские моряки - Хосе Валинье и другие. Хосе Валинье встречался со мной в кафе, где было так бедно, что, кроме сладкого чая и хлеба, мы ничего не ели и не пили. Он подарил мне материал на костюм, т. к. видел, в чем я хожу, и влюбился в приятельницу моей жены - Елену Моренко, которая была воспитательницей детского дома. Иногда мой знакомый брал с собой своего друга Эмилье Кабальеро и приходил ко мне домой, где ужасался моей бедности, отсутствию продуктов, нищете. Кабальеро подарил мне два полотенца, которым я был бесконечно рад, т. к. у нас в доме не было ни одного полотенца. Они жалели испанцев, оставшихся в СССР, выражали негативное отношение к Советской власти. Я каюсь, что сказал им, что трудящиеся в СССР не обеспечиваются государством даже низким прожиточным минимумом. Я каюсь, что труд советских рабочих сравнивал с работой лошадей, утверждая, что рабочие ходят разутые, голодные. В ответ на вопросы, а где же свобода слова и печати, я ответил, что они отсутствуют. На митингах и собраниях рабочим говорят много теплых слов, а на деле это остается пустым звуком. Я сказал, что все годы проживания в СССР я, как рабочий, не видел никакого просвета, все время был разут, голоден и раздет. Испанцы сказали мне, что курс рубля обесценен, и это говорит само собой об уровне жизни в СССР".

Через два месяца Хосе Эдреира с переломанной ключицей, ребрами и сотрясением мозга получил 10 лет лагерей и 5 лет поражения прав. С 1953 года, после смерти Сталина, Хосе неоднократно обращался в правительство СССР, к Генеральному секретарю ЦК КП Испании Долорес Ибаррури о том, что он незаслуженно осужден и просит помилования. В 1956 году, при Хрущеве, он был освобожден от наказания и через полгода после прибытия в Одессу воспользовался свободной миграцией в Испанию, где проживает до сих пор, работая садовником в туркомплексе, где останавливаются и украинские туристы. Его сын является совладельцем небольшой гостиницы в Малаге.

В архивах СБУ мы нашли дело испанца Хуана Сальдьего, прибывшего на корабле в возрасте 18 лет из Барселоны. С 15 лет активно участвовал в движении сопротивления фалангистам. На передовых позициях самоотверженно дрался с фашистами. С двумя малолетними сыновьями командира своего батальона Рафиро Лопеео прибыл в Одессу. Шесть месяцев жили в нынешнем санатории им. Горького, на 15-й станции Большого Фонтана. Затем испанских детей усыновил старший лейтенант А. Раменский, а Хуан начал работать в порту в качестве грузчика. Как он ни старался, как ни выбивался из сил, дотянуть свой капитал до прожиточной жизни среднего испанского гражданина он не смог. Ложился с вечным желанием покушать и на работу отправлялся полуголодным. Был одет вечно в рабочую робу, очень редко надевал сохранившийся из Испании джемпер и заштопанные брюки и ходил в гости к рабочей семье Казначеевых, проживающих на Даче Ковалевского. В середине 1939 года Казначеев был арестован органами НКВД - якобы за распространение провокаторских слухов о деятельности большевистской партии. С ним вместе в тюрьму загремели его жена Елизавета и дочь Мария. Можно себе представить, как избивали 16-летнюю Марию, что, когда привели на очную ставку Хуана, он не узнал Марию, так как она выглядела как 70-летняя старуха, и что-то про себя шамкала беззубым ртом. Тут же начались допросы с пристрастием Хуана. Следователь КГБ Марков избивал его трижды на день. Выбил ему левый глаз, поломал семь ребер и обе ключицы. Однако Хуан стойко держался, несмотря на уговоры следователя выдать контрреволюционные разговоры Казначеевых, упорно заявлял, что, кроме хорошего, о деятельности Советской власти в Одессе семья Казначеевых не говорила. И это было правдой. Казначеев-старший участвовал в революционных событиях 1917-21 годов в Одессе. В 1922 году вступил в ряды большевистской партии и, конечно, ничего плохого ни он, ни двое его сыновей, ни жена, ни дочь не говорили. Хуан, как честный человек, обо всем об этом поведал озверелому садисту-следователю Маркову. Во время одного из допросов М арков схватил табурет, на котором сидел, и обрушил на голову Хуана, причинив тяжелую очаговую черепно-мозговую травму. В камере Хуана облили холодной водой, и он очнулся. Один из заключенных, молодой летчик, командир эскадрильи лейтенант Савельев, пожалев Хуана, сказал ему, что он ничем не сможет помочь Казначеевым таким упрямством, что он должен признаться в вине Казначеевых и вымолить себе пощаду у известнейшего садиста и убийцы Маркова. Но Хосе отказывался давать неправдивые показания и упорно стоял на том, что Казначеевы не виновны. Полуслепого, больного Хосе следователь Марков определил в камеру, где он спал на сыром полу без обогрева, так что сосульки застревали в руках, под носом и возле вечно слезящегося единственного глаза, который был поврежден следователем. В один из дней пыток Марков ногой, со всего размаха, ударил Хуана в живот, раздробив селезенку, и спустя четыре часа Хуан скоропостижно скончался на сыром цементном полу в карцере. Труп наутро был полностью раздет, так как тюремное одеяние было также дефицитом, а сам Хуан похоронен на тюремном кладбище. Возле его могилы была поставлена табличка, указывающая его фамилию и возраст. Таких безымянных табличек в одесской тюрьме увеличивалось на 15-17 в день...

Мое знакомство с капитаном теплохода "Колхида" Рохелием Рохельевичем Эрнандесом началось в 1975 году, когда я наряду с должностью заведующего кафедрой получил должность научного консультанта ЦК профсоюза моряков по профвредности на флоте. Мне, тогда молодому профессору, больше нравилась форменная морская одежда, она импонировала даже больше, чем прибавление к профессорскому окладу на 185 рублей. Я с моими сотрудниками, а их количество выросло на 25 человек, взялись курировать Одесское и Советско-Дунайское пароходства. Я был контактным человеком и быстро познакомился с руководством обоих пароходств, а также со штурманами и капитанами. В один из рабочих дней ко мне подошли мои сотрудники Олег Егоров и Александр Валентеев и сказали мне, что они обнаружили капитана теплохода "Колхида", который без всяких специальных приборов, как говорится, на ощупь, обнаруживает плотность электромагнитного потока радарных установок на различных поверхностях парохода. Этот вопрос меня чрезвычайно заинтересовал, так как в живой природе лишь два вида энергии неощутимы для рецепторов человека и животных - электромагнитные поля и ионизирующая радиация. Человек может погибнуть под лучом рентгена или электромагнитного поля, даже не ощущая воздействия этих физических агентов на организм. В тот же день на теплоходе "Колхида" мы отплыли в Батуми. На следующее утро, за завтраком в каюте капитана, я познакомился с Эрнандесом, очень высоким, крепко сложенным брюнетом с выразительными карими глазами. Он был очень темпераментным, говорил, как мне показалось, с легким кавказским акцентом. Я был очень удивлен, когда за обедом уже в ресторане "Колхиды", услыхал, как капитан на английском и французском языках свободно разговаривает с иностранными туристами. Вечером я спросил Рохелио Рохельевича, сколько языков он знает. Он ответил: "Свободно разговариваю на английском, французском, итальянском, испанском, немецком и греческом". "А почему вы забыли свой родной грузинский?" - спросил я. "Грузинский, к сожалению, я не знаю, хотя и имею много друзей с реди грузинских капитанов, а по национальности - я чистый испанец, родом из Барселоны", - ответил Эрнандес.

Эрнандес показал мне на фотографии своей семьи дом и целый этаж на шестом этаже, который он занимал, будучи капитаном в Испании. Далее он поведал мне, что "Колхида" - это судно, которое принадлежало ему по наследству от отца-хозяина этого парохода, и он вместе с испанским золотом и детьми, как убежденный поборник социализма и всеобщего равенства, пригнал корабль в Одессу, спасаясь от фашистов генерала Франко. Далее Эрнандес рассказал, что его сын до сих пор плавает капитаном под испанским флагом, но встретиться с ним не может, т. к. является невыездным капитаном и только переписывается с сыном. Эрнандес был и человеком, и специалистом, и капитаном высокого уровня. И когда он мне однажды рассказал, что его хотят уволить из флота, я был очень удивлен и сам вызвался попытаться противодействовать тому. На следующий день я направился к заместителю начальника управления пассажирского флота Черноморского морского пароходства Николаю Владимировичу Василенко, с семьей которого я дружил ряд лет, а сам Николай Владимирович ко мне превосходно относился. В ответ на мою просьбу не дать "сожрать" такого видного капитана Василенко поднял палец наверх и произнес: "Ничем помочь не могу, там, наверху, уже все решено". Но я все же решил пойти к начальнику пассажирского флота Владиславу Сергеевичу Петухову, который мне так же, как и Василенко, ни в чем никогда не отказывал. Но и в кабинете Петухова я наткнулся на непреодолимое препятствие. Минут 10 Владислав Сергеевич читал мне лекцию, что нужно выдвигать молодежь, а сверх-пенсионер Эрнандес должен уйти на заслуженный отдых. Тем более, произнес Петухов, у меня лежат две путевки для Эрнандеса и его жены Флоры Ивановны на двухмесячное пребывание в лучшем санатории Сочи. Когда я, расстроенный, шел домой, меня неожиданно осенила мысль: а почему бы Рохелию Рохельевичу не явиться перед "светлыми очами" генсека ЦК Компартии Испании Долорес Ибаррури, проживающей в Москве. "А вы думаете, что она меня примет?" - удивленно спросил Эрнандес. "Уверен, что обязательно", - сказал я, - ведь ей н е каждый день приходится общаться с капитанами-испанцами, доставившими золото Испании, да и собственный корабль в достояние СССР".

Эрнандес точно и пунктуально выполнил мои советы. По приезду в Одессу он навестил меня и рассказал, что произошло в Москве. Через секретаря Ибаррури он немедленно был представлен самой Долорес. Она, естественно, с большим расположением отнеслась к рослому и необычайно красивому капитану-испанцу. Затем она вызвала свою персональную "Волгу", которая отвезла их в ЦК КПСС. "Все это время, - вспоминал Эрнандес, - я был у нее переводчиком". Она так проникновенно говорила с секретарем ЦК КПСС, ведающим транспортом и флотом, что тот немедленно позвонил министру Морфлота, и судьба Рохелио Рохельевича была решена. До конца своей жизни Эрнандес плавал капитаном на своем собственном судне "Колхида".

В. Р. ФАЙТЕЛЬБЕРГ-БЛАНК,
академик.

Версия для печати

Предыдущая статья

Следующая статья