Номер 40 (1384), 27.10.2017

И. Михайлов

(Продолжение. Начало в №№ 22-39.)

У дверей штаба остановилась машина, и я с Эдди сели в нее. Лишь к утру мы добрались до Эль-Кунейтры, хотя ехали быстро. "Сейчас я представлю тебя еще одному товарищу и - обратно", - сказал Эдди. Он еще что-то говорил, я рассеянно его слушал, увлеченно глядя на живописные Голаны.

Остановились мы у небольшого домика, скорее напоминающего дачную обитель, чем базу "Пальмаха". Показался молодой человек в одежде английского офицера только без опознавательных знаков. Он жестом пригласил меня войти. Я тепло простился с Эдди Эппельбаумом и вошел в дом.

Незнакомец назвался Тамиром. Говорил он со мной по-английски. "Прежде всего, - сказал он, - позвольте выполнить приятное поручение", - и с этими словами парень протянул мне письмо от Доротти. "Теперь перейдем к делу. У вас документы на имя Питера Шиллинга. Не забывайте: для них вы - немец, который поддерживает арабское национальное движение"...

"Опять националисты", - с тоской подумал я. Тамир продолжал: "Цель нашей операции - захватить одного из лидеров многочисленной группировки, ярого приверженца аль-Хусейни, который только недавно встречался с Гитлером. Кстати, он откровенно заявил фюреру: "У нас общие враги: англичане, евреи и коммунисты". Этот главарь банды под кличкой Аба планирует вторжение в Палестину. Кроме того, он владеет важной информацией, полученной от иерусалимского муфтия, которая касается Палестины и еврейской общины, в частности.

Ваша задача: проникнуть в окружение этого Абы и даже стать его "другом", что для немецкого офицера будет не так сложно. Но главное - с помощью наших людей вывезти его из Сирии и доставить к нам. Повторяю, только в штаб "ударных рот", да так, чтобы англичане не узнали. Сейчас, - продолжал Тамир, - вы получите деньги, пистолет "Вальтер" и продовольственные паек на всякий непредвиденный случай. В настоящее время весь этот район контролируют англичане совместно с французами, преданными генералу де Голлю. Однако я хочу еще раз отметить - прогерманские настроения в этой стране все еще очень сильны. Будьте осторожны. Для англичан вы - антифашист; для людей "Абы" вы - верный сторонник Гитлера и аль-Хусейни".

К нам подошел парень лет 20 - не более. Внешнее он напоминал типичного араба, говорил на правильном сирийском диалекте арабского языка, хорошо знал обычаи сирийцев, в том числе мусульманское вероучение. Это был один из тех ребят, которые должны были мне помогать. Он представился: Фуад. Я еще не знал, что "Фуад" - это его настоящее имя. Парень был выходец из Месопотамии, а там такое имя среди местных евреев не редкость. Его семья долгое время проживала в сирийском городе Алеппо, а затем переселилась в Палестину.

Получив необходимые инструкции, я и Фуад сели в машину, взявшей курс на Дамаск. Дороги дрянные. Почти на каждом километре нас останавливают сирийские патрули. Выручал Фуад. Он начальственным тоном объяснял им, будто я - важный европеец, который очень спешит в столицу. Собственно говоря, солдатам было все равно, кто куда едет. Их интересовал "бакшиш", но наш строгий вид и моя "арийская" внешность делали свое дело. Патрульные, махнув небрежно рукой, с гордым видом отворачивались.

* * *

Дамаск меня поразил. Вот где настоящий Восток! Старый город - сплошь исторические памятники; обитатели - красивые, но очень бедные люди. В мусульманских кварталах женских лиц не видно. Все дамы носят паранджу. В христианском квартале чуть свободнее. Люди не боятся подходить, спрашивать, предлагать что-то купить...

Еврейский район - особый мир. Женщины в основном очень привлекательные; мужчины заняты ремеслом и торговлей. Казалось, что здесь никогда не знали войны. Все заняты сугубо мирными, житейскими проблемами, но это только на первый взгляд. Напряженность ощущалась повсюду. Я это почувствовал, прожив в городе несколько дней.

Как было условлено, я поселился в новом (европейском) районе города, в небольшой гостинице "Пилигрим". Мне объяснили, что в ней действительно останавливались паломники-христиане, а также любители старины. Но тогда в Европе царил мир.

Я уже целую неделю слонялся по узким улочкам Дамаска, перепробовал кофе в различных питейных заведениях, успел полюбить сирийскую пахлаву и другие сладости, а резидент "Пальмаха" так и не появлялся. По плану, я не должен был самостоятельно ничего предпринимать, и поэтому приходилось ждать.

Утром, как обычно, я направился в кафе, расположенное как раз напротив "Пилигрима". В гостинице был ресторан, но мне показалось, что выгоднее питаться в кафе: дешевле и вкуснее.

В то утро было мало посетителей, и я явно скучал, глядя на пустые столики. Вошел мужчина и сел за крайний столик, спиной ко мне. Может быть, это он? - мелькнуло у меня в голове. Хотя, возможно, это обычный посетитель. Я оставил на столике деньги и направился к выходу, однако чуть замедлил шаг, когда проходил мимо крайнего столика.

Мужчина поднял голову. Я чуть не вскрикнул от удивления и неожиданности. Это был Фуад. Я полагал, что он возвратился на базу в Эль-Кунейтру. Так, во всяком случае, было предусмотрено, но в плане что-то изменилось. Фуад тихо прошептал: "Жди меня на рынке".

Он был прав. На многолюдном рынке, а их в Дамаске немало, легко затеряться. Даже европеец не привлекал к себе особого внимания. Все озабочены: кто ценами, кто плохой торговлей, кто последними новостями, которые, как вы понимаете, узнавали в основном на базаре.

Возле гостиниц, где я проживал, был рынок. Именно там назначил рандеву мой добрый знакомый. "Так, значит, Фуад, "работает" в Дамаске?" - недоумевал я. "Такой молодой и такие сложные поручения".

Я присел на раскладной стульчик, стоящий рядом с торговцем сладостей. Он меня уже знал и охотно снижал цены даже без моих усилий.

Вскоре появился Фуад, который с деловым видом ходил по рынку, спрашивал цены, истошно торговался и потом, отрешенно махнув рукой, шел к следующему хозяину лавки.

Мой продавец встретил его с почтением, предлагая свой нехитрый товар. Фуад указал на солидный кусок халвы. Торговец назвал цену (в общем не очень дорого), но Фуад, как истинный сириец, схватился за голову, чуть не уронив чалму, потом за сердце. Он всем своим видом говорил, что цена слишком высокая. Продавец снизил стоимость. Фуад задумался, потом заметил, что даже в Париже халва стоила бы дешевле. Торговец не выдержал. Обозвав Фуада "молокососом", не уважающим ни отца, ни матери, он смахнул набежавшую слезу.

Наблюдая специально разыгранную сцену, мне стало смешно и чуть грустно. Я сообразил, что надо делать. Встав со своего стульчика, обратился (говорили мы по-французски) к торговцу с просьбой: заплатить за "бедолагу", и тот с радостью согласился. Теперь у Фуада был повод присесть на корточках около меня и уплетать халву. Продавец ласково смотрел то на меня, то на Фуада, и добрый сириец вновь прослезился.

Продолжая игру, Фуад довольно громко предложил мне безвозмездно сопровождать по городу в качестве гида. Конечно, сириец все слышал и одобрительно кивал головой. Через несколько минут я в сопровождении хитроумного молодого человека вышел с рынка.

Фуад рассказал, что не появлялся перед моими очами, поскольку Аба в это время находился в Ливане, где у него было немало последователей. Теперь он в Дамаске, а тем временем Фуад разработал план похищения этого опасного террориста.

Многие знали: Аба даже для араба слишком похотлив. Известно было, что он без стеснения нарушал все нормы мусульманина: пил вино, не соблюдал святости пятничной молитвы в мечети и даже позволял себе содомский грех.

Нам предстояло тайно вывезти Абу в Палестину, но как это сделать? Он, по всей вероятности, догадывался, что за ним охотятся, и был очень осторожен.

Нам также было известно, что с 1934 по 1938 гг. Аба жил в Германии, став ярым приверженцем нацистской идеологии. Он свободно говорил по-немецки и не скрывал своей любви к Германии и ее фюреру.

Согласно плану Фуада Абе сообщат, что в Дамаске пребывает офицер Абвера, имеющий важное задание в Сирии. Более того, немецкий разведчик якобы наслышан о "подвигах" этого атамана и желает с ним встретиться.

Как и следовало ожидать, Аба загорелся желанием познакомиться с офицером, то есть со мной. А дальше случилось следующее.

Агенты "Хаганы", действовавшие в Сирии, сумели донести до ушей Абы, что офицер Абвера проживает в гостинице "Пилигрим" и ждет от него вестей. Люди Абы незамедлительно проверили эту информацию и удостоверились, что я действительно остановился в этой гостинице.

Вскоре человек от Абы уже ждал меня в вестибюле "Пилигрима". Он передал мне письмо, написанное Абой по-немецки, в котором расточалась похвала Германии, восхищение фюрером и особенно подчеркивалась роль Абвера в грядущих победах Третьего рейха. В конце письма Аба предлагал нам встретиться в его апартаментах.

Его посланец ждал, пока я читал эти "откровения". Я сделал вид, что очень озадачен, заметил, что у меня много важных дел в Сирии, но коль такой человек, как Аба, приглашает...

За мной приехал дорогой "Мерседес", принадлежавший лично Абе, который доставил меня в его пригородную резиденцию.

После тщательного досмотра меня наконец пропустили в покои. Аба ждал в своем роскошно обставленном кабинете. Он оказался совсем маленького роста, лет 50. Редкие волосы на большой голове и жиденькая бородка делали его малопривлекательным. Его глаза черные, как угли, сверкали каким-то неестественным блеском. Он протянул мне свою маленькую ручку, и я заметил, что хозяин кабинета поспешно вытер ее о свой халат. Вид у него был, как у капризного султана, которому никто не может угодить.

С трудном верилось, будто этот человек держит в подчинении многие тысячи боевиков в Сирии и Ливане. Он участвовал в фашистском мятеже в Ираке и едва унес оттуда ноги. Его боялись нынешние сирийские власти, а французская колониальная администрация и вовсе старалась не раздражать могущественного карлика.

Фуад предупредил меня, чтобы я не курил кальян и был осторожен во время трапезы. Меня вряд ли хотели отравить, просто Аба велел бы подсыпать наркотики, чтобы с их помощью "развязать" мне язык.

Мы мило беседовали. Аба просил рассказать о моей работе в Абвере, если - добавил он - это не является большим секретом. Я говорил мало и односложно, желая вызвать еще больший интерес к моей "загадочной" персоне. Мне показалось, что "фокус" удался. Аба слушал меня с большим интересом и даже не обиделся, когда я отказался курить и пить вино, дескать, не приучен, поскольку всю сознательную жизнь занимаюсь спортом. Это, в принципе, соответствовало действительности.

Мы договорились встретиться в ближайшее время. Абу, между прочим, чрезвычайно заинтересовала разведывательная школа в Потсдаме. Не исключено, что он мечтал создать подобное.

Шло время, а приглашения от Абы я не получал. Я еще не знал, что ему срочно пришлось выехать в Бейрут, чтобы уладить конфликт между своими ливанскими сторонниками.

* * *

Рано утром в мой гостиничный номер постучали. Это был Антуан, сириец-христианин, работавший метрдотелем в "Пилигриме". Он вручил мне конверт, добавив, что просили его срочно передать. Тогда я еще не знал: Антуан тесно сотрудничает с английской разведкой.

В конверте, как я предполагал, оказалось приглашение от Абы. Он ждал меня вечером в своем особняке. В назначенное время я появился в вестибюле роскошного дома. Охрана, как обычно, обыскала меня. Они обнаружили книгу, которую я намеревался подарить их хозяину. Это были воспоминания немецкого разведчика, много лет работавшего в Турции и на Ближнем Востоке.

Просматривая книгу, охранник обнаружил фотографию, которую я, как бы невзначай, забыл в этом подарке. "Кто она?" - изумленно спросил араб. "Это ты спросишь у своего хозяина", - я недовольно ответил. Забрав книгу, я проворно спрятал фотографию в свой портмоне.

Аба охотно принял мой презент и затем пригласил на ужин. По-видимому, охранник успел шепнуть своему начальнику о фотографии. Этого мне и надо было.

На фотографии, специально принесенной Фуадом, - необыкновенно красивая девушка. Легенда, связанная с красавицей, была нами придумана заранее.

В конце ужина, как я и ожидал, Аба спросил меня о девушке, фотографию которой якобы случайно увидел охранник. Сначала я пытался уйти от ответа, однако, зная любопытство, настойчивость и похотливость Абы, как бы делая для него исключение, сказал, что один из друзей Германии в Дамаске пожелал познакомить меня со своей сестрой.

Аба от нетерпения перебил меня, попросив показать эту фотографию. "Но, - недовольно заметил я, - эта красотка предназначена для меня". Аба от злости побагровел. Он не привык, чтобы ему в чем-то отказывали или перечили. Правда, я не его подчиненный, к тому же - немецкий офицер. Аба сдержался и промолчал. Он умоляюще смотрел на меня.

И вновь, напомнив ему о глубокой симпатии, которую вроде бы я испытываю к нему, протянул фотографию. Аба схватил ее и с жадностью стал рассматривать портрет прелестной незнакомки.

"Питер, - затрясся он от похотливых чувств, - отдай ее мне". Причем так и сказал: "отдай". "Фотографию?" - переспросил я, делая вид, что не понял намека. "Нет! - закричал он, - девушку".

Посмотрев на часы, я сказал, что мне пора уходить. Это было произнесено таким тоном, что непросто было понять: обиделся ли я или действительно очень занят, поэтому должен оставить гостеприимного хозяина.

Аба ни о чем не догадывался и ничего не подозревал. Он долго тряс мою руку, подарил на прощание коробку с арабскими сладостями и настойчиво просил приехать завтра.

Фуад ждал меня в кафе. Я рассказал ему о том, что произошло. "Рыбка как будто клюнула", - произнес он не без удовольствия.

Соратник сообщил, что девушка на фотографии - родная сестра одного из активных сионистов Дамаска. Семья очень надежная. Девушка, конечно, ни о чем не догадывается. Все знает только ее брат по имени Симха. Он при необходимости будет нам помогать.

Я решил не идти на следующий день в гости к Абе, сославшись на неотложные дела, о чем я его оповестил письмом. Пусть плод созреет. Он будет добиваться своего. А тогда...

Я велел Фуаду ждать меня рано утром у гостиницы. Мне захотелось еще раз осмотреть легендарную Пальмиру, посвятив этой экскурсии несколько дней.

(Продолжение следует.)

Версия для печати

Предыдущая статья

Следующая статья