Номер 43 (1483), 14.11.2019

В этом году, 11 ноября, исполняется сто лет со дня рождения выдающегося мастера украинской эстрады, народного артиста Украинской СССР Ефима БЕРЕЗИНА. Наш земляк прославился под сценическим псевдонимом ШПЕПСЕЛЬ, выступая в дуэте с Юрием ТИМОШЕНКО (ТАРАПУНЬКА).

ФАКТЫ БИОГРАФИИ

Ефим Иосифович Березин родился 11 ноября 1919 года в семье билетера Одесского цирка. Детство его прошло в районе Нового базара, о чем Березин вспоминал с юмором, хотя признавался, что жить было нелегко.

В школьные годы активно участвовал в самодеятельности, за исполнение стихов Пушкина получил премию на городском конкурсе чтецов. После окончания школы поступил в Киевский театральный институт. Учился на одном курсе с Юрием Тимошенко. 1 апреля 1939 г. два третьекурсника впервые выступили дуэтом на студенческом "капустнике". Особый успех имел номер "Давайте не будем", где Тимошенко дебютировал в образе милиционера. Маска театрального осветителя появилась у Березина немного позже, весной 1941 года, когда молодые артисты стали вести концерты мастеров искусств.

Практически сразу после окончания вуза и начала войны Березин и Тимошенко были мобилизованы в армию и направлены в Ансамбль песни и танца Юго-Западного фронта, где служили вместе с балетмейстером Павлом Вирским и композитором Марком Фрадкиным. Артисты выступали в образах-масках повара Галкина (Березин) и банщика Мочалкина (Тимошенко), пели озорные частушки, исполняли сатирические интермедии. С этими персонажами летом 1942 года выступали в Москве на Днях Украины.

В военные годы артисты были удостоены ряда наград: орден Красной Звезды, медали "За трудовое отличие", "За оборону Сталинграда", "За оборону Киева", "За освобождение Варшавы", "За освобождение Праги", "За взятие Кенигсберга", "За взятие Берлина".

После демобилизации в 1945 г. вернулись к прежним образам — сельский милиционер Тарапунька (Тимошенко) и монтер Штепсель (Березин). В этом качестве с огромным успехом выступили на Втором Всесоюзном конкурсе артистов эстрады, который проходил в 1946 г. Став лауреатами, обладателями первой премии, Тимошенко и Березин получили приглашение вести концерты на самой престижной в ту пору эстрадной площадке Союза — в театре "Эрмитаж".

Творческая размолвка привела к временному перерыву в выступлениях дуэта. Березин в этот период (1946–1948 гг.) работает режиссером Киевского русского драматического театра им. Л. Украинки, главным режиссером республиканской эстрады. Но вскоре Тимошенко снова предложил партнеру воссоединиться, и на протяжении более чем 35 лет сатирический дуэт Тарапунька и Штепсель был одним из самых популярных на советской эстраде. Сочетание русского и украинского языков помогало артистам использовать богатство юмора обоих народов. Штепсель в этом дуэте был традиционным резонером, и хотя самые веселые реплики приходились на долю Тимошенко, но цементировал программу именно Березин. Тем более, что, обладая замечательной памятью, он нередко подсказывал своему забывчивому партнеру тексты интермедий.

Постепенно артисты пришли к необходимости создавать эстрадные спектакли. Пробой пера оказалась программа "Везли эстраду на Декаду", которая с громадным успехом была показана летом 1960 г. во время Декады украинского искусства в Москве. Признанием удачи стало присвоение актерам звания народных артистов Украинской ССР.

В дальнейшем Тимошенко и Березин подготовили несколько концертных программ, некоторые из них легли в основу кинофильмов, где артисты выступали соавторами сценария, режиссерами и исполнителями главных ролей ("Ехали мы, ехали", "Штепсель женит Тарапуньку", "Смеханические приключения Тарапуньки и Штепселя" и др.).

Смерть Тимошенко в 1986 г. стала для Березина страшным ударом: он лишился не только партнера, но и верного друга. На похоронах Ефим Иосифович сказал: "Так много хотел тебе сказать на прощанье, но... Прости, Юра, я впервые забыл свой текст".

Некоторое время Ефим Березин еще выступал с программами памяти Юрия Тимошенко, но тяжелая болезнь заставила его в 75 лет окончательно распрощаться с эстрадой. В 1990-е годы артист уехал с семьей в Израиль.

Ефим Иосифович умер в Тель-Авиве 29 мая 2004 года. Похоронен в Израиле, на кладбище Яркон в Петах-Тикве.

12 августа 2018 года в Одессе на фасаде дома по улице Княжеской, 29, где родился и жил до войны Ефим Березин, по инициативе Михаила Пойзнера, поддержанной Всемирным клубом одесситов, торжественно открыли мемориальную доску выдающемуся артисту.

"Я ВЫРОС НА НОВОМ БАЗАРЕ"

Это интервью Ефим Иосифович дал в 1989 году.

— Как по-вашему, что за таинственное "удобрение" находится в одесской почве, благодаря чему с таким завидным постоянством появляются здесь выдающиеся юмористы?

— Ну что я вам могу сказать? Банальности, вроде климата, солнца, смешения наций и наречий, должно быть, давно надоели. И, по-моему, дело не в таинственных свойствах почвы, а в людях, на этой почве живущих. Я вырос на Княжеской, возле Нового базара, и это в моем характере многое определило...

Когда я уступал в трамвае место женщине, то в ответ на благодарность неизменно говорил:

— А как же иначе?! Ведь я воспитан в Одессе, на Новом базаре!

Но, кроме шуток, на Новом базаре торговали люди очень воспитанные и приличные. А как обращались к женщине: "Мадам!"

Если моей маме говорили: "Мадам Березина, посмотрите на эту чудную скумбрийку!", то как она могла пройти мимо?!

А как продавали арбузы?! Продавец разрезал его, и если арбуз не был ярко-красным, то его тут же отдавали детям, к великой их радости. Поступить иначе не позволял неписаный закон чести Нового базара.

Между прочим, именно на Новом базаре я увидел впервые в жизни представление. Ходил по базару могучий гладиатор, выжимал на глазах у всех огромные гири, а потом обходил зрителей, собирая деньги. Но вот однажды во время этого представления вышел какой-то сельский парень и начал выжимать те же гири. Мы, мальчишки, обмерли: неужели наш кумир сокрушен? Но за него вступились торговки, набросившиеся на неожиданного "конкурента": "Тебе что, жалко, что человек копейку заработает?! Пошел отсюда!"

Вот таким, пестрым и неожиданным был Новый Базар, на котором прошли мое детство и юность...

— Когда же вас потянуло на сцену?

— Так ведь и артистический мир я узнал с самого раннего возраста. Мой отец полвека проработал билетером в одесском цирке. (Как-то в Нью-Йорке я встретил человека, который помнил, как мой отец пропускал детей бесплатно на галерку). Репертуар клоунов и одесских артистов-разговорников я знал, что называется, назубок.

Между прочим, благодаря этому и состоялся мой сценический дебют. Я учился в 29-й школе на Старопортофранковской. Как-то на вечер в честь Первого мая к нам должны были приехать артисты, но почему-то не прибыли. И тогда мои одноклассники, зная о моем увлечении, буквально вытолкали меня на сцену, и я провел, можно сказать, моноспектакль, "выдав на гора" весь свой репертуар. Разумеется, я был активным членом драмкружка, который вела в школе Феня Львовна Коршаковская. В 1937 году на городской Пушкинской олимпиаде за исполнение сцены у фонтана из "Бориса Годунова" был даже удостоен премии. В том же году я окончил школу и оказался перед выбором. В то время одесские мамы мечтали видеть своих детей инженерами или врачами. Мне настойчиво советовали поступать в политехнический, тем более, что школу я окончил с отличием, но я уже был навсегда болен театром. И поехал в Киев поступать в театральный институт. Там я и встретился с Юрием Тимошенко...

— Для одессита — путь нетипичный. Обычно наши земляки стремятся "завоевать" Москву, в худшем случае, Ленинград...

— А сколько раз нам с Тимошенко предлагали перебраться в столицу! Но наши сценические образы неотделимы от Украины... Хотя бывали годы, что мы в Москве жили месяцами.

— В 1946 году ваш дуэт завоевал звание лауреата Второго Всесоюзного конкурса артистов эстрады. Приглашали ли вас на правительственные концерты, где должен был присутствовать Сталин?

— В 1951 году в Москве проходила Декада украинского искусства. На заключительном концерте в Большом театре мы должны были вести второе отделение. Однако режиссер Туманов категорически отверг наши кандидатуры:

— Вы прекрасные мастера, но при Сталине в Большом театре клоуны еще не выступали!

Так мы и не выступили перед вождем, о чем тогда страшно жалели, хотя, как сейчас выясняется, может, оно и к лучшему...

— Зато Хрущев, говорят, вас очень любил?

— Нам рассказывали, что Никита Сергеевич, проводя совещания и громя разгильдяев и волокитчиков, не раз в сердцах бросал: "Нет не вас Тарапуньки и Штепселя!"

В 1960 году на Декаду украинского искусства в Москве мы повезли свой спектакль. Побывавший на нем Аджубей, зять Хрущева, потом восторженно говорил своему тестю: "Удивительно: разговаривают по-украински, а мы все понимаем!" Ему и невдомек было, что мы перед поездкой очень тщательно готовили репертуар, подбирая слова и строя фразы таким образом, что их легко мог понять человек любой национальности, владеющий русским языком.

— Сейчас многие артисты и писатели-сатирики рассказывают нам, как в достопамятные годы им "резали" репертуар. С вами подобное происходило?

— Конечно! Если поднять архивы всех наших программ за сорок лет, то не найдете страницы, где бы не было что-то вычеркнуто. Хотя, честно говоря, нам грех обижаться на судьбу: считаю, что то главное, что мы хотели сказать, мы сказали. Приходилось, разумеется, как-то выкручиваться, нарочно выпячивая не самые существенные вещи, и бросая таким образом "кость" цензуре и редакторам, но благодаря этому сберегались основные мысли.

А в нашей последней программе было вычеркнуто одно единственное слово. Там была фраза: "Приехали мы на Камчатке на аэродром", так вот "Камчатку" почему-то вычеркнули, как будто наличие там аэродромов — военная тайна.

ТАК ОНИ ШУТИЛИ

В одном из номеров Тарапунька предложил создать "Министерство хорошего отношения к людям". На что Штепсель заметил, что название министерства какое-то слишком длинное.

"Тогда можно просто, и без людей, — ответил Тарапунька. — Зачем нам люди? Главное — министерство! А в министерстве — главки: ГлавЧуткость, ГлавЛюбовь, ГлавНежность, ГлавЗабота".

Штепсель, притворившись условным покупателем, обращается к ГлавЗаботе с просьбой о помощи, но ГлавЗабота посылает его к ГлавЛюбви, ГлавЛюбовь к ГлавЧуткости... И нет никакой возможности простому человеку разобраться, куда ему действительно стоит обратиться, чтобы решить свою проблему: все они оказываются совершенно безответными и бесполезными.

В репризе "Брехометр" помощник главного директора неизвестного предприятия (Штепсель) устанавливает на подиуме для начальника палочку. Палочка не простая, а волшебная: она определяет степень лжи в речи человека и бьёт его по голове за самое наглое враньё. Директор (Тарапунька) — образ собирательный: вся та "вода", которую он льёт на своих рабочих и коллег с подиума о великом труде, заслугах, наградах, — это общие слова, которые могли бы быть сказанными директором абсолютно любого предприятия, завода, фабрики, учреждения. Волшебная палочка забивает оратора чуть ли не в землю: хвалебное слово директора самому себе терпит фиаско.

В репризе "Пойман — не вор" Тарапунька и Штепсель высмеивали рабочих, которые то и дело что-то уносят домой с завода или фабрики, то есть, подворовывают казённое имущество. Артисты придумали "персонажа-наоборот" — передовика производства и кадрового рабочего, который, напротив, всё приносит из дома на завод: и хорошие рабочие инструменты, потому что казённые надо беречь, и два килограмма гвоздей, потому что свои — лучше, они с полированными шляпками, и даже кактус, чтоб украсить помещение.

О современном им обществе Тарапунька и Штепсель рассуждали в репризе "Двадцатый век". Для Штепселя это и научно-технический прогресс, и стопроцентная грамотность, и всеобщая вовлечённость в спорт, а для Тарапуньки — суетливость, вечный цейтнот и гонка за собственной жизнью.

"Все читают: в парке, в метро, в автобусе!" — восхищался Штепсель.

"А на работе как читают, сходят на обед и снова читают", — иронизировал Тарапунька.

"Все занимаются спортом, все бегают", — утверждал Штепсель.

"Пассажиры бегут за автобусом, милиционер — за пассажирами, девушки — за хлопцами, а старики — от инфаркта", — парировал Тарапунька.

Номер "Чего хотят мужчины" представлял собой рассуждение на один из "вечных вопросов" взаимоотношений мужчин и женщин и попытку понять, чего же хотят и те, и другие. Штепсель недоволен своей женой: у неё всегда кухня, уборка и стирка, а в театр и кино она с ним не ходит, не говоря уже о музеях. Жена Тарапуньки же, наоборот: обеды готовить не хочет, зато погружена в культурную среду и всё время читает. Оголодавший Тарапунька предлагает Штепселю поменяться жёнами: "Ты будешь гордиться моей женой, а я буду есть!"

Материалы полосы подготовил Александр ГАЛЯС.

Версия для печати

Предыдущая статья

Следующая статья