Номер 42 (1435), 23.11.2018

Ставить Бабеля - заманчиво. Сюжеты, колорит эпохи, герои, а главное, язык - все это, что называется, вкусно, и как бы само собой просится на сцену.

Но сценичность Бабеля обманчива. Вряд ли открою тайну, если скажу, что писатель и по сей день остается неразгаданной загадкой для театра (равно как и для кино). Перед этой загадкой тушевались даже такие гиганты, как Мейерхольд и Товстоногов. Хотя последний и придумал ряд блистательных идей для сценического воплощения "Заката".

"Он хотел сделать спектакль без всякой музыки, - вспоминает Эдуард Кочергин, многолетний соратник великого режиссера и сам блистательный сценограф. - У Бабеля есть персонаж, потрясающий тип - кантор. Кантор помог и мне в декорации. Он ходит по сцене и поет псалмы Давида. Он призывает евреев посмотреть, что делается: они друг друга уничтожают. Все эти песни должны образовывать общий вопрос к действующим лицам: что вы делаете? Это попытка образумить народ. Все перестановки должны были идти на этих песнопениях... Там были и другие интересные замыслы. Например, он просил, чтобы не было обычной реальности, чтобы была поэзия в отношениях Марии и Менделя. Я придумал так: снимается платформа с колес, поднимается кверху (у кантора что-то вроде "Песни песней"), а с обратной стороны телеги станины - облака. Наивно, как Марк Шагал".

Увы, мы уже никогда не узнаем, каким мог быть Бабель у Товстоногова; перенести свой замысел на сцену он так и не рискнул.

Но то, что останавливало гениев, не смутило белорусского режиссера Евгения Корняга. (Невольно вспоминаются строки Давида Самойлова: "Смежили очи гении... Нету их - и все разрешено"). Правда, на "Закат" или "Марию" он все же не посягнул, а вот за бабелевские рассказы взялся лихо, начиная с названия своей постановки (которое наверняка бы сильно порадовало Семена Михайловича Буденного, доживи он до наших дней).

О том, что "Одесские рассказы" поддаются сценическому воплощению ничуть не проще, чем собственно драматургические сочинения писателя, режиссер, видимо, все же догадывался. Потому и соединил актеров их с куклами. Во многом это, конечно, связано со спецификой театра, хотя в принципе эту идею нельзя не признать удачной (как тут не вспомнить, что идеальной Кармен считается балерина Майя Плисецкая). Ведь где нынче отыскать артистов, способных адекватно передать блистательное бандитское обаяние Бени Крика или колоритность Фроима Грача?! С актрисами у нас как-то получше, так что смещение акцента на бабелевских героинь можно объяснить еще и "производственной необходимостью".

Вполне возможно, что спектакль "Бабы Бабеля" мог бы стать "прорывом" в сценическом воплощении сочинений писателя, если бы постановщик нашел более убедительное решение. Ибо, если абстрагироваться от кукол, то форма спектакля сильно смахивает на литературную композицию - излюбленный жанр самодеятельных театров второй половины ХХ века (до тех пор, пока эти коллективы еще существовали). Актеры по очереди читают фразы из бабелевских рассказов, сопровождая это телодвижениями, которые имеют крайне малое отношение к пластическому решению. Играть актерам попросту нечего. А те женские персонажи, которых мы видим на сцене, вовсе не "бабы Бабеля", а просто "бабы"; если переместить их в пьесы, скажем, А. Островского, в сценическом существовании исполнительниц мало что изменится.

Некоторые рецензенты ставят в заслугу Е. Корняге, что он обошелся без "одесского акцента". Если имеется в виду то, как говорят в пресловутой "Ликвидации", это, конечно, плюс. Но тексты Бабеля без их специфической интонации все же многое теряют, так что легкий, ненавязчивый акцент все же был бы уместен; в конце концов, спектакль играется в Одессе и одесским театром.

Но все эти недостатки блекнут перед финалом, где происходит как бы распятие Христа.

Актер, изображающий Иисуса, да еще в такой рискованной сцене, как распятие, должен быть, как минимум, высокоталантлив, равно как и постановщик, рискнувший вывести этот персонаж на сценические подмостки. (В кино - несколько иная ситуация; там может быть достаточно фактуры, ибо монтаж позволяет делать чудеса). В противном случае создается впечатление, не хочется говорить, кощунства, но, как минимум, пошлости. Что, к сожалению, и произошло в рецензируемой постановке, и слезы некоторых особо впечатлительных зрителей вряд ли могут служить оправданием.

"Одессу "открыл" Бабель", - утверждал знаменитый кинорежиссер и урожденный одессит Леонид Трауберг. Что правда - то правда; наш город до сих пор живет "внутри" этой легенды. С момента появления "Одесских рассказов" и "Заката" многие пытались "открыть" бабелевскую Одессу на сцене и в кино. Практически никому не удалось. Не вышло и у Одесского Театра кукол, хотя изначально идея выглядела заманчиво. От неудач, конечно, не застрахован никто, потому в подобных случаях нередко цитируют А. Вознесенского: "Авантюра не удалась. За попытку - спасибо". Но "Бабы Бабеля" - тот случай, когда благодарить нет ни малейшего желания.

Александр ГАЛЯС.

Версия для печати

Предыдущая статья

Следующая статья