Номер 10 (1304), 18.03.2016

Событием стала открывшаяся в Музее современного искусства Одессы персональная выставка памяти Мирослава Кульчицкого. В прошлом году, 20 февраля, не дожив до 45-летия, он внезапно ушел из жизни, оставив незавершенными планы, которые строил и как куратор МСИО, и как художник, и как человек.

По крайней мере, один из планов был осуществлен. Мирослав Кульчицкий за месяц до смерти работал над произведением "Война в Заливе была", в котором используется мирное видео с панорамой одесских пляжей и репортажные фото, сделанные 2 мая 2014 года. Публика впервые видит это произведение, созданное в соавторстве с молодым коллегой Мирослава Львом Райзманом. Работа предназначалась для Венецианской биеннале, но вскоре выяснилось, что туда поедут только художники из обоймы известного олигарха, готового оплатить украинский павильон, и тут удивляться особо нечему.

"Предложил для Венеции очень противоречивую работу, совсем непатриотичную, а сложную, про наше 2 мая. Глубокую, отстранённую, про то, что все мы виновны, независимо от политических предпочтений. Её, возможно, завтра зарубят. Но я иначе не могу, я никогда не был и не могу быть конъюнктурщиком, какая бы власть ни была. Наверное, я это сейчас делаю себе во вред - но я знаю, что были люди, которые помогали тогда раненым, а были те, что добивали. Я не могу пройти мимо тех и этих и, если даст Бог, покажу всё это в Венеции. Или не покажу. Просто хотел сказать, что я буду перед собой честен, в любом случае, и плевать я хотел на то, что президент с премьером хотят это видеть иначе. Я не изменю ни одного кадра. Я когда просматривал эти кадры 2 мая... Мне кажется, это жуть, и это надо показать. То, что война была, и что были реальные жертвы - сколько ни манипулируй, ни рассказывай о "постановках" и "подброшенных трупах" - важно признать, что это было, и было событием, которое меняет реальность - иначе может повториться", - признался мне тогда Мирослав.

Отголоском увлечения кинематографом являются и видеоработа "Бедная Лиза", и серия постеров "Живопись Лейси". Герою "Живописи Лейси" (Мирослав был киноманом, но в своей практике вдохновлялся не только шедеврами, к которым нельзя причислить снятый в 1991 году ужастик Эрика Реда "Расчлененное тело") пересадили руку маньяка...

"Живопись Лейси" Мирослава Кульчицкого останавливает на себе взгляд зрителя неожиданным выбором персонажа, с которым отождествляется автор. Само собой разумеется, мы видим фрагменты кинокадров. Вернее, куски живописи, снятые некогда в фильме Эрика Реда "Расчлененное тело", а затем с помощью компьютерных технологий переведенных Кульчицким в исходные материалы - краски на холсте. По сюжету фильма, эти полотна, на которые выплескивалась неконтролируемая жажда насилия, были созданы Ремо Лейси. Художник-неудачник после трансплантации ему руки казнённого серийного убийцы стал звездой нью-йоркской арт-сцены - завидная судьба. Правда, впоследствии Лейси погиб от руки разъяренного трупа, собравшего себя по частям...", - писала об этом произведении Виктория Артова в газете "Зеркало недели".

Мирославу, как выяснилось, не помешала бы трансплантация сердца, которую при его диагнозе в той же Европе назначают, едва пациенту перевалит за тридцать. А сам он считал для художника наиважнейшими органами "голову и сердце, хотя руки тоже могут пригодиться". Да только кому сейчас доступна в нашей стране пересадка сердца?! Внезапная смерть - горе для близких, которые сейчас пытаются себя утешить тем, что для Мирослава, по крайней мере, не будет старости, больничного угасания, страданий.

Жизнь порой уводила от творчества в бизнес, и тогда появлялись идеи вроде любительских фото конфиската, то есть банальных бутылок с уксусом до, во время и после конфискации (разницы никакой, но контексты разные). Антикоррупционная инсталляция "Дай!" из хищно разинувших "пасти" конвертиков - в том же контексте работает. А фуршет воспроизвели в стиле его же инсталляции "Гендерное равенство", разделив на "мужской" и "женский" столики.

- В одесскую художественную среду он вошел в начале 1990-х как писатель, - говорит искусствовед Михаил Рашковецкий. - Его "Germania" произвела сильное впечатление на тот, от силы, десяток-другой одесситов, которые были способны оценить языковую игру высокого уровня. В этой, казалось бы, легкой игре раскрывались потаенные, фундаментальные смыслы, которые со всей своей опасной силой проявляются сейчас, во время битвы цивилизаций, разыгрывающейся на нашей земле и не только на нашей. Я практически не общался с Мирославом с 2000 года, но где-то с 2007 года наши контакты возобновились. Мне трудно вспомнить, что стало первоначальным импульсом. Может быть, совместный проект групп "РЭП" и "SOSка", реализованный в Одессе и указавший на востребованность сегодня того, что мы делали с начала 90-х. А может быть, мои беседы о современном искусстве с молодыми художниками и культурологами в одесском еврейском музее, на которых бывал и Мирослав. Или деятельность галереи "Норма" Игоря Гусева. Но это в конце концов не так уж важно. Мы начали регулярно встречаться с Мирославом и говорить о главном для нас - об искусстве и его роли в социуме. Просто так. Для себя. Вообще. Без конкретной "цели и задач". Во многом мы по-прежнему стояли на различных позициях. Но нас объединяла потребность в таком общении. Возникла абсолютно не меркантильная взаимозависимость. Постепенно, на периферии такого общения, появлялись и конкретные "дела". Параллельно с текущей музейной работой, подготовкой к биеннале 2015 года, планами по организации масштабной выставки, посвященной одесским концептуалистам (в афишах этих двух последних проектов имя Кульчицкого появляется, увы, уже в траурной рамке), трудоемком участии в архивных проектах центра Довженко и ПинчукАртЦентра Мирослав не оставляет литературную деятельность, но и, самое главное, активизируется как художник, представляя свои старые и новые работы в значимых украинских и зарубежных проектах. Он работал на износ и умер на взлете, чуть-чуть недотянув до 45. Внезапно до изумления. Я до сих пор не могу ему этого простить. Я до сих пор не могу и себе простить многого. Только в момент смерти я впервые зашел к нему домой и увидел, как бедно и трудно он жил. Я не знал, что близкие зовут его "Мира, Мирочка", и только тогда понял, почему логин его почты пишется так: mirumir. Можно, конечно, утешать себя тем, что его имя останется в истории одесской и украинской культуры. Но не будем обольщаться, ведь историю пишем и переписываем мы, пока еще живые и отнюдь не совершенные.

Литературное творчество Мирослава представлено в виде настенного объекта из ксерокопий страниц будущей книги (ее готовит к изданию семья художника) и аудиоинсталляции. В зале звучат в записи отрывки из литературных произведений автора, прочитанные его друзьями. А в конце весны мы встретимся с другими работами Мирослава Кульчицкого в музейном проекте "Лихие девяностые", который курирует Виктория Великодоменко. Пока жив интерес к художнику, память о человеке, не стоит говорить всерьез о смерти. Лучше так: "временно недоступен"...

Виолетта СКЛЯР.

Фото Олега ВЛАДИМИРСКОГО.

Версия для печати

Предыдущая статья

Следующая статья