ПРАВОСУДИЕ ЧЕРЕЗ ЗАДНИЦУ: ТО

Уполномоченная Верховной Рады по правам человека Нина Карпачёва недавно в очередной раз заявила о том, что пытки в украинской правоохранительной системе продолжают оставаться обыденным явлением...

Представим себе ситуацию: через час должен погибнуть ребёнок. Его можно спасти, но бандит, которого задержали, не хочет говорить, где этот ребёнок находится.

Что делать?

Подскажите.

Тут, наверное, самый большой моралист и радетель строжайшей законности согласится с тем, что все средства хороши для спасения человеческой жизни, пусть даже они формально попирают основополагающие законы и конвенции. Человеческая жизнь важнее, а поскольку её хотят отобрать, то в силу вступают понятия военного времени  – жестокие, но справедливые.

Мы сейчас рассмотрели случай совершенно исключительный, сверхэкстремальный. Подводить под него раскрытие преступления, пусть даже убийства,  – негоже. Уже совершённое убийство  – это совсем другое. И прикрывать собственную профессиональную беспомощность, а зачастую и корысть средневековыми методами раскрытия преступлений, значит самому становиться преступником, отнюдь не лучше того, кто убил.

Кстати, убил-то кто?

БАНКА ГРИБОВ ЗА ТЫСЯЧУ ДОЛЛАРОВ

 – Ну что, отведали "мухоморов"?

Ответный смех в коридоре Одесского областного суда свидетельствовал о том, что с грибами как-то не сложилось, хотя шанс ещё несколько минут назад был.

Да-а, ничего подобного многоопытным судьям во время заседаний видеть, наверное, не приходилось. На стол была водружена пол-литровая банка с грибами.

Не стану привирать, будто поставили её на судейский стол. Нет, туда ей добраться не удалось, стояла она на другом столе. Суд отказался рассмотреть содержимое банки поближе и хорошенько покопаться там. А жаль.

Настаивала на осмотре содержимого банки Галина Алексеевна Артюшенко. Она пыталась доказать  – сделала соответствующий муляж  – что в такой банке можно незаметно спрятать целлофановый пакетик с тысячью долларами  – десятью купюрами, завёрнутыми в еще одну бумагу.

Не подумайте только, что Галина Алексеевна является тайным агентом по борьбе с контрабандистами (мы бы её никогда не "сдали"). И в прокуратуре она не служит, государственное nabhmemhe не поддерживает. Да и вообще, никто никого в контрабанде здесь не обвиняет.

В чём тут дело  – расскажем немного позднее.

Пока же ознакомьтесь, пожалуйста, с избранными местами из жалобы одного молодого человека на имя Генерального прокурора Украины. События, о которых рассказывает Александр Артюшенко, житель Ковеля, что в Волынской области, происходили вечером и в ночь с 26-е на 27 декабря 2004 года, после последнего тура президентских выборов. Когда над страной вот-вот должно было, так сказать, встать долгожданное солнце свободы и демократии. Возможно, Александру было суждено стать последней жертвой агонизирующего режима, но он отказался от подобной чести. Правда, и сейчас, на волне народившейся молодой демократии, ему не легче. Зато живой.

А заголовочек получился, как песня:

"Я ВИСЕЛ МЕЖ СТОЛАМИ НА ИЗГИБАХ ЛОКТЕЙ"

"В семь утра меня вывели в наручниках и посадили в автомобиль, не дав связаться с адвокатом и мамой, не дав взять тёплую одежду. И увезли в Одессу.

В Одессе к Приморскому райотделу мы подъехали в 19 часов. Меня провели на второй этаж, где меня уже ждали. На мой взгляд, это было начальство. Меня завели в кабинет, и все эти люди зашли туда же.

Задали мне вопрос, знаю ли я Разводовскую Валину? Я ответил, что знаю. Второй вопрос: "Зачем ты её убил?" Я ответил, что никого не убивал.

После этого меня стали бить с разных сторон. И сказали, чтобы я написал явку с повинной. "Я же никого не убивал!"  – ответил им.

Кто-то из этих людей сказал: "Где Б.?! (чтобы не ранить тонкие натуры главного "дознавателя" и его коллег, их имена и фамилии мы не указываем.  – Ред.) Давайте сюда Б., пускай им занимается!"

Все эти люди вышли, и в кабинете остались только эксперты, которые начали откатывать у меня отпечатки пальцев. Один из экспертов сказал, что когда придёт Б., то мне будет худо. Лучше возьми и напиши явку, чтобы не терять своё здоровье.

Через минут десять в этот кабинет быстрым шагом зашёл этот Б., спросил: "Откатали?" Эксперты ответили: "Да". Б. одел на меня наручники за спину и повёл к себе в кабинет ╧ (...). Зайдя в кабинет, он сразу нанёс мне несколько ударов в область туловища и головы. После этого присел за стол и стал читать какие-то бумаги. Почитав, встал и нанёс ещё несколько ударов по тем же местам и спросил у меня: "Будешь писать явку?" Я ему ответил, что не буду, потому что никого не убивал.

В этот момент в кабинет зашёл ещё один работник милиции, его gnbsr К., которому Б. сказал: "Неси трубу, поможешь мне его вешать".

К. принёс трубу. С ним пришёл ещё один человек; его имя я не знаю, но могу опознать.

Б., глянув на часы, сказал: "Сейчас половина восьмого, посмотрим, на сколько тебя хватит". И приступили к своим зверским методам выбивания явки.

Поскольку я уже сидел на стуле, то руки были сзади моих колен; они просунули металлическую трубу так, как им было удобно меня вешать. И повесили меня на эту трубу, которая лежала на двух столах; а я висел между столами на изгибах локтей, и в это время меня били по пяткам резиновой милицейской дубинкой.

Вскоре от боли я потерял сознание, очнулся на полу от того, что меня обливали водой. Мне сказали встать и стать возле стенки, поставив ноги на ширину плеч, а руки положить за голову. Потом спросили: "Ну что, будешь писать?" Я ответил, что ничего не знаю, и ничего писать не буду.

Кто-то из троих сказал: "Хватит, пять минут отдохнул  – вешаем".

И меня снова повесили, только уже на изгиб коленей, и так же били. Одним словом, вешали на той трубе, как угодно, и в то же время били, как угодно.

Периодически в кабинет заходил, я так понял, их начальник и интересовался, как идут дела; говорил им, что плохо работают, и подсказывал, какие ещё меры предпринять, чтобы я написал явку. Например: "Возьмите дубинку и засуньте ему в задницу сантиметров на пятнадцать!" Это я цитирую слова, которые услышал от работника правоохранительных органов.

Он ушёл, а они продолжали надо мной издеваться, пытать, выбивать явку. Эти меры с дубинкой они ко мне не принимали, потому что говорили, что боятся.

Б. сказал: "Зачем теряешь здоровье? Нам начальство дало зелёную, явку напишешь в любом случае". И снова спросили: "Будешь писать?" Я сказал: "Нет".

Тогда Б. сказал К.: "Иди и принеси провода".

К. ушёл за проводами, а тот, чьё имя я не знаю, но знаю в лицо, взял бутылку воды и тряпку и начал мочить стол. С меня сняли штаны по колено и посадили на мокрый стол.

К этому моменту К. уже принёс провода. С одной стороны провода были зачищены, а куда подключали другую сторону проводов, я не видел, поскольку на следующем столе стоял компьютер. Зачищенную сторону провода прикладывали к половому органу, били током, после чего я много раз терял сознание.

Потом меня сняли со стола, помогли одеть штаны, потому что я me чувствовал на руках пальцев. Задавали те же вопросы и снова вешали на ту же трубу. Все эти избиения, пытки, мучения происходили до половины шестого утра с 26-го на 27 декабря.

В половине шестого утра в кабинет зашёл их начальник и сказал им, чтобы они сняли меня с трубы. Он разрешил мне присесть на стул и стал говорить, чтобы я не терял зря своего здоровья, потому что всё равно напишу явку. А если нет, то эти избиения, вешанья на трубу, пропускания тока через половой орган будут до тех пор, пока не напишу.

В этот момент в кабинет зашёл более высокопоставленный человек, потому что все четверо встали по стойке "смирно". Спросил, как идут дела? Ему ответили: "Не хочет ничего писать". Этот человек грубо сказал: "Плохо работаете. До утра явка должна лежать у меня на столе!"  – и закрыл за собой дверь.

А этот начальник, что остался, крикнул этим троим: "Давайте его сюда!" и, взяв в руки милицейскую дубинку, продолжил: "Сейчас он всё напишет, как засунем ему эту дубинку в задницу!"

Я увидел, что этот человек, то есть нелюдь, настроен серьёзно сделать то, о чём говорит. И я не выдержал и сказал: "Не надо ничего делать, скажите, что надо написать, и я напишу, всё, что вы мне скажете".

Этот начальник сказал: "Б., дай ему бумагу, ручку и помоги написать явку" и ушёл. Б., пересматривая стопку бумаг, говорил, что писать.

Когда написали, Б. отнёс её. Вернувшись, он сказал, что эта явка не подходит, будем писать другую".

Устали? Отдохните немного.

(Продолжение следует.)

Борис ШТЕЙНБЕРГ.

Версия для печати

Предыдущая статья

Следующая статья