Номер 11 (1355), 31.03.2017

И. Михайлов

3. Южная Пальмира и ее обитатели

(Продолжение. Начало в № 2-3, 5-10.)

Учредителем лицея, получившего название в честь герцога де Ришелье Арман Эммануэль дю Плесси (1766-1822), был прибывший в Россию в 1812 г. аббат Николь Шарль Доминик (1758-1835). Что знал этот иезуит о стране и ее народе, куда его, как и сотни других французских эмигрантов, занесла судьба?

Воспитанные в дореволюционной Франции, ревностные католики и аристократы по убеждению, презиравшие свой собственный народ, они не только ничего не знали о России, ее прошлом и настоящем, но не желали учитывать особенности новой для них страны. Зато они хорошо изучили русское высшее общество и его привязанности ко всему иностранному.

Иезуиты разработали свою особую систему образования, еще больше разделявшую сословия и народы. Для них время как будто остановилось, ибо жили они представлениями разве что XVII - начала XVIII столетия.

Шарль Доминик Николь оказался умным, достаточно образованным и гибким человеком, прекрасно понимавшим, чего от него хотят аристократические круги России. "Красивым" словам Александра I он не верил. Зато этот "святой" знал: после разгрома Наполеона Россия - лидер "старого" порядка.

В Одессе аббата принимают с распростертыми объятиями. Сперва Николь учреждает так называемый Благородный институт, а затем (1816 г.) Александр I повелевает превратить это учебное заведение в Лицей, подобно Царскосельскому.

Ришельевский лицей был создан для аристократического общества, которое, помещая туда своих детей, находило в нем те же порядки и те же условия обучения и воспитания, которые существовали во Франции накануне ее Великой революции. Язык преподавания был французский, а русский оказался на положении иностранного, да и то еще в бытность Н. Н. Мурзакевича его преподавал учитель танцев.

Со временем положение в Лицее несколько изменилось. После изгнания иезуитов из России в 1820 г. в это учебное заведение стали принимать на службу русских учителей и часть предметов начали преподавать на русском языке. В 30-х годах XIX в. Ришельевский лицей получает "характер отдельного и самостоятельного заведения, по составу своему и правам весьма близкого к университетам".

Помимо Ришельевского лицея, с состоявшей при нем семиклассной гимназией, в Одессе было немало других учебных заведений, созданных при содействии М. С. Воронцова. Кроме духовной семинарии и духовного училища, в конце 30-х - начале 40-х гг. были открыты вторая гимназия, уездное училище, несколько приходских школ, институт благородных девиц, женское училище для глухонемых.

Представители различных национальностей, проживавших в Одессе, имели свои школы. Так, например, в городе работали: греческие, немецкие, еврейские, армянские и др.

Еще в начале 30-х гг. по просьбе одесситов М. С. Воронцов добился разрешения открыть в городе Публичную библиотеку. Причем сам генерал-губернатор положил начало библиотеке, принеся ей в дар "Собрание дорогих по редкости сочинений". Пример Воронцова был подхвачен богатыми горожанами, жертвовавшими библиотеке книги, деньги для приобретения различных изданий.

В настоящее время Одесская областная научная библиотека имени А. М. Горького считается одним из богатейших книжных собраний Украины. В ее фондах хранится немало ценных книг, некогда подаренных ей Михаилом Семеновичем и Семеном Михайловичем Воронцовыми. Эти издания составляют значительную часть созданного в библиотеке музея редких книг.

* * *

В те же годы среди жителей Одессы усиливается интерес к истории и археологии своего края. Можно со всей очевидностью отметить, что библиотека светлейшего князя М. С. Воронцова сыграла важную роль в росте исторического самосознания одесситов.

Так, уже известный нам Николай Никифорович Мурзакевич тщательно ознакомился с памятниками истории и археологии Новороссийского края. Он также обследовал многочисленные частные архивы и прежде всего библиотеку Воронцовых. Ему удалось обнаружить Псковскую судную грамоту. Подлинные письма царевича Алексея Петровича (сына Петра I) и другие ценнейшие документы. Более того, Н. Н. Мурзакевич изучил районы, где когда-то находились древнегреческие поселения, и даже подготовил интересный научный труд "Географическая карта древних эллинских поселений при берегах Черного и Азовского морей, 1836 г.".

Исследователь не обошел своим вниманием и Крым. Интерес к истории этого полуострова не вызывает удивления. Восхищает то, что Н. Н. Мурзакевич за сравнительно короткий период, естественно, при финансовой поддержке М. С. Воронцова, совершил туда несколько научных экспедиций и в 1837 г. он издал очередное исследование: "История Генуэзских поселений в Крыму".

Н. Н. Мурзакевич был среди главных учредителей "Общества истории и древностей", начавшего свою деятельность в 1839 г. Между прочим, генерал-губернатор Новороссийского края охотно поддержал инициативу одесских любителей старины по организации "Общества", разрешив его членам проводить археологические раскопки по всему югу России.

Как уже отмечалось, в Одессе проживало немало состоятельных людей, которые пеклись не только об увеличении своих доходов. Многие одесские богачи занимались филантропической деятельностью, а также пытались подражать римскому патрицию Гаю Меценату. Например, следует отметить открытие по инициативе частных лиц "новой русской библиотеки" Золотова и Тотти; "Гагаринского театра", в котором ставились пьесы и была балетная труппа. Стоит ли удивляться, что даже такой эстет, как русский поэт Я. П. Полонский (1819-1898), писал: "Нигде по всей России не было столько европейцев, или западной окраски, как в этом южном дешевом и привольном русском городе".

Под "европеизмом", по-видимому, еще следует понимать особый вольный дух Одессы, где ее обитатели чувствовали себя относительно свободно по сравнению с жителями других городов Российской империи.

Тридцатые годы XIX в. в России... Многие жители страны еще хорошо помнили события 14 декабря 1825 г., произошедшие в Петербурге, когда горсточка дворянских заговорщиков пыталась изменить существующий в империи строй. Затем казни руководителей бунта, десятки других были сосланы в Сибирь, разжалованы в рядовые и отправлены на Кавказ, где не прекращалась война с горцами. Россия стала походить на огромную казарму. Жизнь в огромной стране регламентировалась до мелочей.

Николай I (1796-1855, годы правления: 1825-1855), серьезно обеспокоенный брожением среди офицеров армии, представителей интеллигенции, чуть ли не ежедневно стал издавать строгие предписания, касающиеся личной жизни обывателей. Из университетов изгоняли слишком либеральных, по мнению властей, профессоров; студентов, заподозренных в "непозволительных разговорах", исключали из высших учебных заведений и призывали в армию для "перевоспитания". Более того, даже повседневное поведение подданных определялось установленными правилами. Им, например, запрещалось курить на улицах, носить цветы в петлицах, расстегивать пуговицы на форменной одежде, даже ношение очков и бород считалось признаком "опасного" вольнодумства. Время от времени устраивались процессы над инакомыслящими, а в полицейских участках служители не уставали сечь розгами людей даже за незначительную провинность.

А ведь как Николаю I не лютовать... Только недавно улеглись страсти из-за "злоумышленников" - дворян, как вновь в Европе бунтуют, угрожая спокойствию в Российской империи. Царь и его окружение не без основания считали, что русское население - терпеливое и послушное, если его почаще пороть. Это - не французы, спешащие в июле 1830 г. на баррикады, и не поляки, поднявшие мятеж против власти русского императора в ноябре того же года. Но польские инсургенты вновь просчитались. Русская армия к октябрю 1831 г. установила на территории Польши николаевские порядки.

В самой России правительство не сидело сложа руки: помимо репрессий, власти принялись активно распространять провокационные слухи, направленные против всегда недовольных интеллигентов. А также "инородцев". Им инкриминировались "поджоги" и стихийные бедствия, убийства с "ритуальной целью", эпидемии холеры и даже попытки "совратить" православных.

Уехать из России в те времена было непросто. По воспоминаниям уже знакомого нам Константина Скальковского: "Поездка за границу, кроме как для нескольких счастливчиков, считалась событием, о нем рассказывали всю жизнь... Поездка во Францию вообще не разрешалась".

Коль речь у нас зашла о николаевской России, то будет вполне уместным обратиться к интересному источнику той эпохи - мемуарам французского аристократа Астольфа де Кюстина (1790-1857).

В официальном Петербурге вряд ли кто мог подумать, что маркиз де Кюстин, писатель и путешественник, семья которого пострадала в результате Французской революции конца XVIII в., напишет книгу о России, поразившую современников своим откровенным разоблачением царского самодержавия.

Николай I, видимо, желая создать о себе в Европе более благоприятное впечатление, обрадовался приезду в Россию маркиза де Кюстина. Как правило, к путешественникам-иностранцам чиновничья Россия относилась с величайшим подозрением. И ведь было что скрывать от вездесущих журналистов, но этому французу оказали прием. Ему предоставили возможность свободно передвигаться по стране, посетить обе столицы, а также Нижний Новгород.

Но как только книга де Кюстина "Россия в 1839 г." появилась во Франции, ее тотчас же запретили ввозить в пределы Российской империи. Однако этому произведению не помешало быстро обрести читателей и в петербургских дворцах, и в московских особняках...

А. И. Герцен писал, имея в виду скандальную публикацию: "Без сомнения, это - самая занимательная и умная книга, написанная о России иностранцем". Только в 1930 г. впервые появился перевод книги де Кюстина на русский язык. Правда, перевод подвергся существенным сокращениям, что не помешало сохранить лишь то, что придает ей и в настоящее время значение ценного исторического документа. В 1990 г. в издательстве "Тера" было переиздано сочинение де Кюстина под названием "Николаевская Россия".

Жаль, конечно, что маркиз де Кюстин не побывал в Одессе. Быть может, этот наблюдательный автор увидел бы в Южной Пальмире то, что не было замечено другими путешественниками. Но то, что он сообщает об увиденном в Петербурге, Москве, дает основание полагать: в Одессе даже тогда так не могло быть.

Позволю себе в качестве примера следующую цитату из книги де Кюстина: "...Везде и всюду лишь младшие чины, выполняющие приказы старших. Это население, состоящее из автоматов, напоминает шахматные фигуры, которые приводит в движение один лишь человек, имея своим незримым противником все человечество. Офицеры, кучера, казаки, крепостные, придворные - все это слуги различных степеней одного и того же господина, слепо повинующиеся его воле. Это шедевр дисциплины. Здесь можно двигаться, можно дышать не иначе, как с царского разрешения или приказания. Оттого здесь все так мрачно, подавлено, и мертвое молчание убивает всякую жизнь. Кажется, что тень смерти нависла над частью земного шара. Среди населения, лишенного радостей и собственной воли, видишь лишь тела без души и невольно содрогаешься при мысли, что столь огромное число рук и ног имеют всего одну лишь голову".

И еще в этой связи: мной уже отмечался "вольный дух" Одессы, где "веяло Европой", тогда как, по выражению де Кюстина: "Нет в наши дни на земле человека, который пользовался бы столь неограниченной властью. Вы не найдете такого ни в Турции, ни даже в Китае...".

Правда, иной читатель может подумать, что Одесса как будто не имела прямого отношения к николаевской России. Одесса была, конечно же, неотъемлемой частью могущественной империи, но состав населения, особое экономическое положение города и ряд других факторов существенно влияли на общественно-политическую жизнь центра Новороссийского края.

Но вернемся в Одессу 20-х годов XIX в. В этом городе прогрессивное и вольнолюбивое население, представленное лучшей частью интеллигенции, чиновников, военных, чувствовало себя весьма уютно. На городских квартирах, а нередко и в солидных особняках, собирались молодые люди, с пониманием относившиеся к заговорщикам ("южным" и "северным"), будущим декабристам, пытавшимся поднять восстание на Сенатской площади в Петербурге.

В Одессе нашли убежище сотни жителей Балкан, бежавших на юг России, спасаясь от преследования турецких властей. Еще в 1814 г. здесь было основано тайное общество "Гетерия", которое ставило перед собой задачу подготовить восстание в Греции против оттоманского ига. Когда началось вооруженное выступление греков, многие жители Одессы готовы были отправиться на острова в Ионическом и Эгейском морях, чтобы помочь инсургентам.

От турецких властей не меньше греков страдали и другие христианские народы Балканского полуострова, в частности болгары. Тысячи болгарских беженцев поселились на юге Новороссийского края и в Бессарабии, местные жители также сочувственно относились к их борьбе за свободу. Отдельные болгарские патриоты, нашедшие убежище в Одессе, открыто обращались к подданным Российской империи, рассчитывая с их помощью одолеть турецких угнетателей.

Таким образом, в первой четверти XIX в. Одесса превратилась в своеобразный центр антитурецкой деятельности. Богатые греческие купцы даже закупали оружие, надеясь переправить его на юг Балканского полуострова.

В Петербурге знали все: и об активности балканских патриотов, и об их поддержке значительной частью российских подданных. Властям было также известно о настроениях некоторых молодых одесситов и об их контактах с представителями "Южного" и "Северного" обществ декабристов. Не случайно Александр I в 1824 г. писал: "Я имею сведения, что в Одессу стекаются из различных мест... многие лица, кои с намерением или по легкомыслию занимаются одними неосновательными толками, могущими иметь на слабые умы вредное влияние". Вскоре этот император умер, и новый монарх Николай I буквально за два дня до восстания декабристов с тревогой констатировал: "По всему видно, что в Одессе должно быть гнездо заговорщиков".

(Продолжение следует.)

Версия для печати

Предыдущая статья

Следующая статья