Номер 03 (1347), 3.02.2017

И. Михайлов

I. Любовь с первого взгляда

(Продолжение. Начало в № 2.)

Коллекция Воронцовых ("Воронцовский фонд") находилась в полуподвальном помещении довольно больших размеров. В огромных шкафах, наверняка помнивших некоторых Воронцовых и их крепостных мастеров, лежали, стояли книги, журналы, атласы...

Тогда я еще не был в этом хранилище, но Ольга Юдовна мне подробно рассказала и об этих шкафах воронцовского времени, и о самом подвале с цементным полом, с не очень чистыми стенами. Вся обстановка, по выражению О. Ю. Ноткиной, говорила о бедности и запустении.

Утвердив тему научного исследования, для написания которого необходимо было использовать обширный материал из "фонда Воронцовых", я стал мечтать о том, чтобы спуститься в этот подвал. Мне хотелось собственным глазами все посмотреть, своими руками потрогать, пролистать, просмотреть необходимые для работы печатные издания.

Но в хранилище читатели не допускались. Они, как уже отмечалось, заказывали необходимую литературу и работали с ней в читальном зале. Директор "Научки" был строгим и принципиальным человеком; тем более, если речь шла об именном фонде.

Однако все знают: запретное - всегда особо притягательное. Я обратился за содействием к Виктору Семеновичу, объяснив ветерану свое желание работать непосредственно в помещении, где сберегались тысячи книг... Это не только экономило время: не нужно их заказывать, потом ждать, порой немало времени, но и это не главное. Кто мог гарантировать, что где-то в каком-то шкафу не притаилось издание, по каким-то причинам, не внесенное в картотеку, а для меня оно может быть важным источником.

Забегая вперед, скажу: я находил десятки различных печатных работ, из которых компоновали сборники, не учтенные трудолюбивыми библиотекарями. Порой это было невозможно сделать, для этого понадобилось бы пролистать тысячи страниц...

В. С. Фельдман на минуту задумался. К моему огорчению Виктор Семенович отказался даже ходатайствовать перед директором, зная его позицию относительно именных фондов. Но я не сдавался, осознавая: любое правило имеет исключение. Ольга Юдовна, узнав о моих "страданиях", помогла советом.

"Вас, - сказала она, - ценит (как соискателя) профессор К. Д. Петряев. Ему, как вы понимаете, Бондаренко не откажет". И действительно, Константин Дмитриевич в моем сопровождении проворно направился в кабинет директора библиотеки. Петр Михайлович, выслушав просьбу своего бывшего научного руководителя, сказал, глядя на меня, смущенно стоявшего у самой двери директорского кабинета, "для дела - не жалко. Пусть сидит и работает в хранилище".

На следующий день, прихватив с собой тетради, ручки и толстенные словари иностранных языков, я поспешил в библиотеку и с гордым видом первооткрывателя спустился в подвальное помещение хранилища. Тусклый свет едва пробивался сквозь небольшие окна, расположенные почти у потолка; затхлый запах многолетней пыли ударил в нос... У стены я заметил небольшой столик и стул, заблаговременно приготовленный сотрудницей хранилища специально для меня.

Я тут же принялся внимательно все рассматривать. Огромные, специально для библиотеки изготовленные книжные шкафы еще, как видно, крепостными умельцами сиятельного семейства, стояли в ряд. Их было много, а внутри этих ореховых гигантов, тесно прижавшись друг к другу, стояли, лежали сверху стопок толстые, тонкие, большие и маленькие книги, журналы, сборники разнообразных материалов за почти три столетия, тогда как более старые издания примерно XVI-XVII веков хранились в специальном отделе "редких книг".

Признаюсь, сперва я растерялся, находясь среди такого книжного богатства. С чего начать? У меня был список книг, разумеется, с библиотечным шифром, составленный на основе картотеки генерального каталога. Находясь в хранилище, я мог отыскать любую нужную мне книгу. Но я пошел другим путем: начал рассматривать каждую "единицу хранения", переходя от шкафа к шкафу. Работа оказалась трудоемкой и довольно продолжительной.

Представьте себе: огромные, высокие шкафы; у некоторых отсутствовали стекла, у других - они оказались разбитые. И везде - пыль. Вскоре моя чистая белая рубаха с красивым галстуком, надетые по случаю столь важного для меня события, стали темно-серыми, а галстук потом пришлось просто выбросить. Но все это сущие пустяки по сравнению с тем необъяснимым волнением, какое я испытывал, листая редчайшие издания середины XVIII века. Это были в основном английские, французские, испанские, русские и другие книги той далекой поры главным образом по истории, географии, изящной словесности...

Я едва заметил, как стало темно; служительница включила свет, а вскоре объявила, к моей большой досаде, что рабочий день закончился.

Про себя я заметил: "фонд Воронцовых" - одесский аналог библиотеки Британского музея (Британская библиотека), разумеется, соответствующего масштаба. Только много лет спустя я смог побывать в этой поистине сказочной библиотеке, занимающей ныне второе место в мире по богатству фондов (более 150 млн ед. хранения). Первое - Библиотека Конгресса (США) - 155 млн ед. хранения.

Конечно, одесситам очень повезло. Воронцовы собирали такие материалы, которые даже в Британской библиотеке в небольшом количестве, а то и вовсе являются там библиографической редкостью. Но об этом наш рассказ еще впереди.

До 1917 г. законы в Российской империи худо-бедно соблюдались, а суд присяжных и вовсе был независимым. Если последний представитель Воронцовых завещал семейную библиотеку Новороссийскому Императорскому университету (ныне - Одесский национальный университет имени И. И. Мечникова), то власти уважали последнюю волю дарителя. Но после Октябрьского переворота законы в Советской стране превратились в фикцию. Была ли попытка советских властей продать ценные издания за кордон (стране нужна валюта) либо перевезти ее уникальные фонды, например, в Москву? Кто посмеет спорить с Советской властью?

В какой-то мере я коснусь этой проблемы, когда стану более подробно рассматривать отдельные редчайшие издания. Однако в данном разделе своей работы скажу следующее: красные комиссары узнали о том, что самая крупная библиотека Воронцовых находится в Одессе. Она в годы Гражданской войны (1918-1922), иностранной оккупации города не была разграблена, не погибла в пылу всеобщей ненависти, творившегося беззакония и произвола. Но и после страшной войны Страна Советов переживала лихое время: экономическая разруха, голод, эпидемии, бандитизм, криминальный беспредел... Эта страшная сила могла свернуть шею Советской власти с ее диктатурой пролетариата.

Срочно нужны были деньги, много денег и прежде всего в иностранной валюте. В СССР финансовая система расстроена. Царское золото бесследно исчезло; богачи, кто успел, вывезли ценности. Но остались беззащитный народ, сокровища музеев, библиотеки, частные коллекции...

Начался грабеж якобы награбленного. Под этим сомнительным лозунгом конфисковывалось все, что было доступно или становилось известно. В Западную Европу, за океан уходили изделия знаменитых русских ювелиров, похищались церковная утварь, иконы, книги из монастырских библиотек, произведения искусства, например, редчайшие музыкальные инструменты...

Вот тогда-то, в 20-е годы, предпринимались неоднократные попытки разделить библиотеку Одесского университета. К тому же у этого учебного заведения в столице оказались откровенные противники, не желавшие простить профессорам Новороссийского Императорского университета их монархических взглядов, определенной поддержки "Союзу Русского народа" - откровенно черносотенной организации.

Но находились и бесстрашные защитники, среди которых особо выделяется Сергей Леонидович Рубинштейн (1889-1960). Он родился в Одессе, в состоятельной и интеллигентной еврейской семье. Окончил Ришельевскую гимназию в 1908 г., удивляя своих строгих учителей прекрасной памятью, глубокими и всесторонними знаниями, настойчивостью и трудолюбием. За отличную учебу в прославленной одесской гимназии он удостоился золотой медали.

Юный одессит мечтает получить высшее гуманитарное образование, но проклятая "процентная норма" многим евреям, желающим получить высшее и даже среднее образование, закрывала двери. По-видимому, Сергей Рубинштейн мог бы стать студентом Новороссийского университета, учитывая его блестящие способности, но он выбирает университеты Германии. В 1914 г. Рубинштейн завершает полный курс Магдебургского университета.

С апреля 1919 г. Сергей Леонидович работал преподавателем в Новороссийском университете, а с 1922 г. становится директором Одесской научной библиотеки. Только завершилась Гражданская война, жить было тяжело и небезопасно. По улицам Одессы бродят стайки голодных и озлобленных беспризорников. Пьяные революционные матросы в пылу своей пролетарской "сознательности" были не прочь прихватить чужое, если оно "буржуйское" и представляло какую-либо ценность.

До библиотек ли теперь?! Тысячи одесситов выносят на рынок книги, зачастую очень редкие, спешат побыстрее их продать, лишь бы не умереть с голоду.

Сергей Леонидович, учитывая опыт известных немецких библиотек, старается наладить работу в одесской "Научке" по-европейски. Он на собственные средства покупает книги и дарит библиотеке.

Вскоре в его кабинет постучали. Не дожидаясь разрешения, в него вошли люди в кожанке, с оружием, а с ними невысокий человек, который поспешно предъявил "мандат" на имя Цыганкова Алексея Ивановича. Ему предписывалось "осмотреть" библиотечное имущество и сделать "вывод".

С. Л. Рубинштейн сперва от неожиданности опешил. Непрошеный гость, поняв состояние молодого директора, почти улыбнувшись, заявил, будто он, дескать, тоже одессит, и его не следует бояться. Позднее член-корреспондент АН СССР, С. Л. Рубинштейн вспоминал в частной беседе, что был готов на все, только бы сохранить "Научку".

Итак, Цыганков принялся осматривать библиотечные фонды и особенно внимательно стал знакомиться с Воронцовским собранием. Сергей Леонидович знал, как дорого запросили бы советские номенклатурные "купцы", скажем, за почти полную подборку редкого английского журнала XVIII века, о котором даже столичные специалисты не имели понятия. У директора неожиданно созрел план...

В конце дня Цыганков подвел итоги: все ему в общем понравилось. "Вы навели, - полушутя-полусерьезно сказал Алексей Иванович, - революционный порядок среди "дворянских" книг". "Но, и тут Цыганков ошарашил Сергея Леонидовича, заявив, что пролетарской молодежи Одессы многие книги, хранящиеся в "Научке", не нужны". Он принялся настаивать на их изъятии и отправке в Москву, чтобы пополнить ими библиотеку Румянцевского музея.

Рубинштейну было всего 23 года. Он только недавно начал свою деятельность как главный хранитель бесценных коллекций. А тут какой-то чиновник фактически хочет ограбить достояние Одессы. И тогда молодой человек пошел на хитрость, заявив, что М. И. Калинин изъявил желание посетить библиотеку, затем, немного помолчав, Рубинштейн добавил: "И с ним прибудет товарищ Луначарский".

Теперь пришло время смутиться Цыганкову, который сказанному так удивился, что не обратил внимания на густо покрасневшего директора. Его комиссарская надменность куда-то испарилась. Он что-то невнятное пробормотал и ушел, не простившись. Сергей Леонидович с облегчением вздохнул, вытер платком запотевший лоб и только промолвил своей встревоженной секретарше: "Наша "Научка" останется в Одессе".

Другим важным почитателем и подлинным знатоком фонда был Осип Львович Вайнштейн (1894-1980). Он родился в Бендерах, учился в Одессе, окончив в 1918 г. Новороссийский университет и получив квалификацию "историка". С 1920 по 1925 гг. Осип Львович преподавал в родном университете, причем в то время, когда Научной библиотекой заведовал уже известный нам Рубинштейн.

Осипу Львовичу принадлежит заслуга в разработке именных фондов, использовании их книжных богатств в своей научно-исследовательской деятельности. Профессор Вайнштейн прекрасно понимал значение коллекции Воронцовых для будущих историков. Они приложил немало сил, чтобы вместе с Сергеем Леонидовичем отстоять право Одессы и его университета владеть этими сокровищами.

(Продолжение следует.)

Версия для печати

Предыдущая статья

Следующая статья