Страшная повесть Николая Васильевича Гоголя о прекрасной Панночке и погубленном ею бурсаке Хоме Бруте легла в основу либретто оперы-балета "Вий" Виталия Губаренко. Одесский театр оперы и балета подготовил премьеру этого произведения, уже вторую версию на этой сцене. Тридцать лет назад в Одессе уже был поставлен "Вий", бывалые театралы утверждают, что зрелище было незабываемое. Не зря тот спектакль имел успех на уровне бывшего Союза, шесть сезонов держался в репертуаре, был показан на фестивале в Минске и в Кремлевском Дворце съездов. Мировая премьера могла состояться в Киеве, но там, как рассказала автор либретто, доктор искусствоведения Черкашина-Губаренко, посчитали сюжет чересчур мистическим.
Меж тем опера-балет как жанр как раз и призвана раскрывать фантастические или мифологические сюжеты (примеры: "Млада" Римского-Корсакова, "Снежная королева" Раухвергера). Реальные персонажи представлены в опере-балете Губаренко певцами, а вот нежить всякая отдана на откуп балетным танцовщикам, и жанр здесь вполне оправдан.
Но есть и нечто разрывающее шаблоны даже у привыкшего к театральной условности бывалого зрителя. Сюжет "Вия", конечно, сам по себе не для слабонервных, но к либретто в данном случае можно придраться и не касаясь мистицизма. Балетные либретто - это вообще предмет отдельного тяжелого разговора, только либретто "Вия" с самого начала, признаться, заводит в тупик.
Вот, к примеру, что должно происходить в прологе: "На сцене могила Гоголя и гнездо с необычным яйцом (!). В полнолуние из гробницы пробивается свет, обелиск сдвигается, и появляется призрак Гоголя. Вокруг снуют люди в черном. Писатель наблюдает за ними и видит в каждом из них персонажей своих произведений. Гоголь превращается в человека-сову и взлетает к луне, как бы возвращаясь в прошлое (!!). Из яйца, созданного Гоголем-птицей, "вылупляется" Панночка (!!!). Увидев рожденный образ - плод своего воображения, Гоголь отправляет ее в мир людей".
Ну, и что делать с этим постановщику (режиссер-постановщик и балетмейстер - Георгий Ковтун, народный артист Республики Татарстан, заслуженный деятель искусств Российской Федерации)? Собственно, так все и происходит. Из-под отодвигающейся могильной плиты появляется Гоголь (его танцуют по очереди Дмитрий Бартош и Станислав Квачук) во фраке с вырезом на спине, намекающем на то, что покойника обряжали, не заботясь о виде сзади, как поудобнее... Гоголь чрезвычайно пластичен, зловещ и выразителен; он порой пытается руководить своими персонажами, заходя им за спину и надавливая им на плечи, подталкивая в нужную сторону. Панночку, встающую из гроба во втором действии, он пытается успокоить и уложить обратно. Хоме Бруту вкладывает в руку "понюшку табака", и при этом понятно, что Гоголь невидим для всех, кроме нас, публики. Сцена вылупления Панночки - это прямо Босх какой-то, сначала из скорлупы гигантского яйца выпрастываются тоненькие ручки, Гоголь помогает яйцу расколоться надвое (ну правильно, у Панночки же клюва нет, чтобы изнутри долбить!) Когда Гоголь "превращается в человека-сову", мы видим некое летящее чучело (театр восстановил бездействовавший более тридцати лет полетный механизм, и на одной из репетиций, поговаривают в театре, артист запутался в страховочных тросах и накидке, чуть было не задохнувшись).
По правде говоря, к концу спектакля Гоголя во всей этой истории становится даже слишком много (ну прямо как в одном из рассказов классика: "сядешь на диван - и там жена, подойдешь к окну - и там жена!"), хотя наблюдать за ним очень интересно, фантазия балетмейстера неистощима... Но ведь природа страшного такова, что когда герой один на один со злом (в данном случае - с Панночкой), то переживаешь за него куда больше, чем тогда, когда между ними постоянно снует классик русской литературы.
А что касается музыкальной части постановки, то тут все более благополучно. Музыка Виталия Губаренко за прошедшие десятилетия отнюдь не устарела, партии сложные, требующие от исполнителей большого внимания и самоотдачи. Главный дирижер театра, народный артист Республики Молдова Александру Самоилэ, смог раскрыть все возможности партитуры, соблюсти баланс динамики между солистами, хором и оркестром. Композитор дал Хоме (удалось услышать в этой партии Александра Стрюка, в очередь с ним поет Юрий Дудар) великолепно прописанную музыкальную характеристику, основанную и на народном мелосе, и на церковных песнопениях (ведь он бурсак). Иногда ему приходится выполнять даже несложные поддержки по отношению к молчаливо пляшущей красотке-ведьме Панночке (эту партию подготовили Екатерина Бурдик, Мария Рязанцева и Елена Широкова). Хороши оба Сотника (заслуженный артист Украины Валерий Бендеров и Николай Суббота) - режиссер небезосновательно подозревает отца Панночки в том, что он все знает о ее зловещих увлечениях и, возможно, ответственен за них... Такова доля украинского народа - паны спознаются с нечистым и пьют народную кровушку!
Одним словом, в либретто лучше не заглядывать, воспринимая происходящее как некую фантасмагорию, местами страшный, местами прекрасный сон и полет фантазии. Наслаждаться яркими декорациями и костюмами Златы Стоги (вот только шумные дымовые машины лучше бы не включать, нарушают своим гулом все восприятие таинственно мерцающих созвучий, да и вредно артистам, а заодно и зрителям первых рядов дышать противным дымом). Любоваться и тешить сердце национальным колоритом, причудливой хореографией, хорошим вокалом и профессионально исполненной музыкой. "Вий" был любимым произведением Виталия Губаренко, создавшего 13 опер и 5 балетов. Марина Черкашина-Губаренко полагает, что вторую жизнь на одесской сцене могла бы получить также опера композитора "Гибель эскадры" (там были дивные, монументальные декорации Петра Злочевского). Что ж, чем черт не шутит?!
)
Но есть и нечто разрывающее шаблоны даже у привыкшего к театральной условности бывалого зрителя. Сюжет "Вия", конечно, сам по себе не для слабонервных, но к либретто в данном случае можно придраться и не касаясь мистицизма. Балетные либретто - это вообще предмет отдельного тяжелого разговора, только либретто "Вия" с самого начала, признаться, заводит в тупик.