Номер 42 (1287), 6.11.2015

В нынешнем году исполняется 90 лет Одесскому украинскому музыкально-драматическому театру имени В. Василько. Эту дату, безусловно, будут отмечать. Вспомнят, несомненно, что театр открылся 7 ноября 1925 года спектаклем "Поджигатели" по пьесе Анатолия Васильевича Луначарского. А вот прозвучит ли во время торжеств имя постановщика этого спектакля - Бориса Глаголина - вопрос.

Да, сегодня это имя почти забыто. Такова судьба многих деятелей театра, чья слава осталась принадлежностью своего времени и не сумела шагнуть дальше определенной театральной эпохи. Разумеется, наивно обжаловать приговор времени. И все-таки имя Бориса Глаголина - актера, режиссера, теоретика театра, чья звезда ярко сияла на театральном небосклоне 1910-20-х годов, заслуживает, как минимум, внимания.

Борис Сергеевич Глаголин вырос в семье известного петербургского журналиста Сергея Гусева, писавшего под псевдонимом Серж Глаголь. От отца Борис унаследовал несомненную литературную одаренность и неуемный характер, толкавший его ко всякого рода экстравагантностям. Так, поступив в Санкт-Петербургское театральное училище, он организовал выпуск журнал "Настроение", в котором нередко критиковал спектакли старших курсов, чем восстановил против себя и преподавателей, и немалую часть учащихся. Но юношу это не сильно волновало, ибо в училище он появлялся нечасто, предпочитая постигать азы сценического мастерства на практике. Тем более, что отменные внешние данные и очевидный талант начинающего артиста обеспечивали ему благосклонность провинциальных, а затем и столичных антрепренеров. Включая и знаменитого А. Суворина, в театре которого Глаголин занял одно из ведущих положений в амплуа "лирического любовника". Играл Борис и в скандально знаменитой премьере "Контрабандистов" В. А. Крылова и С. К. Литвина (Эфрона) 23 ноября 1900 года. Эта пьеса грешила антисемитизмом, и студенческий кружок "Полярная звезда" сорвал премьерный спектакль. Глаголин, как и ряд актеров, был контужен (в него попала калоша), а вот режиссер постановки А. П. Коломнин вообще умер от сердечного приступа.

Скандал сопровождал и постановку "Орлеанской девы" Ф. Шиллера, где Глаголин сыграл... Жанну Д`Арк. Впрочем, как остроумно заметил один из журналистов, если Сара Бернар и Аста Нильсен могли играть Гамлета, то почему бы мужчине не перевоплотиться в героиню шиллеровской трагедии?! Сам Борис Глаголин, привлекая для оправдания свою незаурядную эрудицию, утверждал, что Орлеанская так называемая "дева" на самом деле была вовсе не девой, а Филиппом, сыном Людовика Орлеанского и Изабеллы Баварской.

Впрочем, оставим эти исторические изыскания на совести их автора. Куда существеннее то, что Борис Глаголин, по воспоминаниям современников, обладал поистине поразительной сценической техникой. Сильно заикаясь в жизни, он добился того, что совершенно свободно разговаривал со сцены. Располагая от природы довольно слабым голосом ограниченного диапазона, он умудрялся производить впечатление артиста с сильным и необычайно музыкальным голосовым аппаратом. Страшно близорукий, он совершенно свободно ориентировался в сценической обстановке. Чуть сутулый, на подмостках он казался стройным и гибким. Но мастерство актера заключалось не только в умении скрыть природные недостатки, а в блестящем пользовании всеми выразительными средствами: голосом, мимикой, жестом.

Добавим к этому страсть ко всему новому. Так, именно Глаголину суждено было стать первым русским Шерлоком Холмсом, роль которого он сыграл сначала в немецкой пьесе Ф. Бона по мотивам рассказов А. Конан Дойля, а затем уже в пьесе "Новые приключения Шерлока Холмса", которую сочинил вместе с М. А. Сувориным. Для целого поколения зрителей Шерлок Холмс был именно таким эксцентричным английским педантом, каким его сыграл Глаголин.

Но подлинное признание Глаголин завоевал, сыграв Хлестакова в гоголевском "Ревизоре".

"Хлестаков у г. Глаголина не фат, - делился впечатлениями один из первых рецензентов. - Нет, это простодушный юноша с ветром в голове. Он и не добр, и не зол, он не обманщик, но он безумно молод. И когда он врет в третьем акте, когда берет деньги у чиновников в четвертом акте, когда у него все выходит "вдруг", тут не хитрость, не фатовство. Это говорит в нем легкомысленная, безусая, увлекающаяся зеленая молодость". Более того, как отмечал другой рецензент, Глаголин сделал из Хлестакова "поэта".

Это произвело неизгладимое впечатление на Михаила Чехова, который считается лучшим Хлестаковым русской сцены: "Когда я увидел его в роли Хлестакова, во мне произошел какой-то сдвиг. Мне стало ясно, что Глаголин играет Хлестакова не так, как все... Когда позднее мне пришлось самому исполнять эту роль, я узнал в себе влияние Глаголина".

Революционные события застали Глаголина в Харькове, где власть регулярно переходила от "белых" к "красным" и наоборот. Артист же при всех сменах власти занимался своим делом - играл и ставил. Тем не менее летом 1919 года был арестован и осужден деникинским трибуналом за то, что "пришел к соглашению с большевиками во время их правления в Харькове с намерением оказать сопротивление Белой Армии в деле воссоединения России" и "работал на большевиков как режиссер и директор первого Советского театра и агитировал публику за Красную Армию". В ряде изданий уже появились некрологи, извещавшие о смерти Глаголина. Но чудом ему удалось избежать гибели, и летом 1920 года он появился в Одессе, где прежде неоднократно гастролировал.

Тут он собирает труппу, которая, не имея собственного помещения, через полгода распалась, зато успела показать более полутора десятков пьес. Леонид Трауберг, будущий классик мирового кино, а в те годы начинающий театрал, вспоминает, как в постановке комедии Оскара Уайльда "Как быть серьезным" Глаголин отменил весь реквизит. Главные герои ели воображаемые бутерброды, поливали цветы несуществующей лейкой. Этот прием вызывал неизменный смех в зале.

Весной 1921 г. Глаголин хотел поставить на сцене оперного театра "Мистерию-буфф" В. В. Маяковского. Но после скандала с одним из актеров покинул этот проект.

В мае 1921 г. он принимает участие в организации театра Массодрама (Мастерская социалистической драматургии), а также театра под названием "Иструд" ("Театр искусства и труда"). В Одессе Глаголин отдает дань и другому своему увлечению: выпускает на стеклографе пять номеров журнала "Театруда" ("Театр труда"), тиражом в 100 экземпляров, где проповедует "жизнетворческий театр труда", что "рождается в процессе исчезновения театра лени, театра, куда приходят не трудиться, а отдыхать".

Но провинция явно томила артиста, и он в письмах к Всеволоду Мейерхольду настойчиво пишет о своем желании вернуться на столичную сцену. Мейерхольд откликнулся, и сезон 1923/24 гг. Глаголин встречает в Московском Театре Революции.

7 ноября 1923 г. здесь состоялась премьера спектакля "Озеро Люль" по пьесе Алексея Файко, где Глаголин сыграл авантюриста Антона Прима, а его жена Е. Валерская - главную женскую роль Иды Ормонд (в очередь с Б. Рутковской). Как вспоминал автор пьесы, Мейерхольд охотно принимал сценические выдумки актера. Так, в самом финале, когда Прим гибнет, сраженный выстрелом, Глаголин взбирался при помощи веревочной лестницы по порталу сцены и, когда уже на самом верху его достигала пуля, падал головой вниз и так повисал в воздухе, держась лишь одной ступней за веревочную петлю.

Такой финал вызывал бурю рукоплесканий. (Стоит отметить, что похожий трюк три с лишним десятилетия спустя проделал не кто иной, как Лоуренс Оливье в шекспировском "Кориолане").

Спектакль "Озеро Люль" имел колоссальный успех, даже выпустили папиросы под названием "Люль", но новых ролей не предвиделось, и Глаголин вместе с женой вернулись в Харьков, где вошли в труппу Гостеатра имени Франко.

Первой премьерой сезона стала сыгранная 7 ноября 1924 г. на украинском языке пьеса Анатолия Луначарского "Поджигатели" ("Полум`ярi"). Чем-то она напоминала "Озеро Люль". Действие происходило в условно балканской стране Белославии, где белая эмиграция плела заговор против Советской России. Во главе заговора стоял Рагин, а советский агент Агабеков вел контригру. И тот, и другой склоняли на свою сторону колеблющуюся актрису Диану де Сегонкур. В фигуре Рагина угадывался Борис Савинков, и театр с разрешения драматурга вставил в текст пьесы несколько цитат из выступлений Савинкова на суде. В этой постановке Глаголин, вообще неравнодушный к кинематографу, использовал его возможности. Особый эффект имела сцена, когда публика видела мчащийся на экране автомобиль с главными действующими лицами, который, казалось, вот-вот врежется в зал. За миг до этого экран вздымался вверх, а на сцену вылетал и резко тормозил настоящий автомобиль.

Успех этого спектакля побудил создателей украинского театра в Одессе пригласить Глаголина поставить "Поджигателей" для открытия театра. Главный режиссер нового театра Марк Терещенко писал: "7 ноября - в день 8-й годовщины Октябрьской революции - будет основан Одесский Государственный Украинский театр. Именно основан, а не открыт на зимний сезон. Украинский театр основывается навсегда. К открытию готовятся в постановке Б. Глаголина "Поджигатели" А. В. Луначарского (с введением в действие кино и оригинальным сценическим монтажом) и "Мандат" Н. Р. Эрдмана (впервые постановка в украинском театре будет дана в Одессе). Никаким копиям у нас не будет места. Так, например, мы не повторяем даже прошлогодней харьковской постановки Б. Глаголина "Поджигатели". Глаголин прорабатывает одесскую постановку совершенно по-новому".

Впрочем, трюк с автомобилем в одесском спектакле остался. Тут уже герои пьесы, снятые на пленку, мчались в автомобиле по улицам Одессы. Потом из-под экрана на сцену выезжал настоящий автомобиль, и на вращающемся круге, по которому он двигался, разыгрывалась "театральная погоня". В спектакле также использовались кадры настоящей кинохроники: перед зрителем проносились виды Парижа, на экране появлялся тогдашний премьер-министр Франции Жорж Клемансо".

Стоит отметить, что автомобиль был использован Глаголиным и в качестве рекламы перед премьерой. Разъезжая по Дерибасовской на "Роллс-ройсе" (единственном тогда в Одессе), он делал вид, что в машине неполадки, останавливался и начинал копаться в моторе. Когда вокруг собирались зеваки, Глаголин говорил им, что тут никаких чудес не будет, а вот если они хотят видеть чудеса, то пусть приходят в театр на "Поджигателей".

Судя по сохранившимся откликам, спектакль имел успех у публики, у автора пьесы, и даже рецензенты признавали, что Глаголин "нащупывает те новые театральные формы, которые должны явить синтез старого реализма с новейшими достижениями левого театра". При этом подчеркивалось, что формальная изобретательность тем не менее позволяет раскрыться актерам, прежде всего Наталье Ужвий, "чье дарование лежит (судя по первому выступлению) главным образом в плоскости драматической, в области сильных и глубоких переживаний".

Игру Н. Ужвий (которой суждено было стать "первой актрисой" украинского театра советского периода) выделяли и рецензенты второй постановки Глаголина - "Мандата". Актриса строила роль не "на комических фортелях, а на непосредственных переживаниях деревенской девушки, попавшей в город и успевшей хлебнуть городской культуры в "барском" доме. Вся игра артистки проникнута неподдельной нутряной искренностью, нигде ничем не нарушаемой".

Оценивая вклад Бориса Глаголина в становление Одесского украинского театра, Марк Терещенко писал: "Глаголин принес в театр атмосферу четкого профессионализма, высокой театральной культуры и всех нас заставил подтянуться. Он не позволял себе панибратства с актерами, не любил, когда ему задавали ненужные вопросы. Он прекрасно показывал, как надо играть, но от актеров требовал настоящего творческого подхода к репетициям, не допускал самого малого актерского промаха. На репетициях он не жалел актеров... Однако эрудиция, творческая режиссерская инициатива настолько перекрывали резкость в его поведении, что мы прощали ему въедливость и глубоко уважали как режиссера. Этот выдающийся русский актер и режиссер в то время внес в украинский театр немало ценного из сокровищницы русского театрального искусства".

В декабре 1926 г. Глаголин становится заведующим художественной частью, а по существу главным режиссером Русского драматического театра, который влачил жалкое существование. "Решалась судьба театра, - писал одесский критик Альцест (Генис А. Я.), и потому не приходится пенять, если вместо строго выдержанной драматической линии, для которой у него не было необходимых артистических сил, он обратился лицом к легкой комедии... Как режиссер Глаголин обнаружил много изобретательности, остроумия, находчивости, определенного тяготения к сценическому оформлению в духе commedia dell`arte. При таком руководителе и весь прочий актерский массив освободился от прежней сценической угловатости, стал более гибким".

Лучшей постановкой Глаголина в Русском театре стала комедия Шекспира "Много шума из ничего". Владимир Галицкий вспоминал, что в антрактах стулья в зрительном зале раздвигались, посредине очищалось место для площадки в форме ринга. Ее с четырех сторон опоясывали канаты. На арене появлялся рефери, который был загримирован под известного в Одессе профессора Б. Варнеке. Он объявлял матч между одесскими критиками. Два актера, загримированные под критиков И. Крути и В. Эрманса, выходили на арену, и "начинался матч сторонников реализма, под которым понимались жизненная достоверность и условности. Победу одерживал представитель условного направления "отношение к изображаемому лицу".

Но, увы, участие Глаголина в жизни Русского театра одним сезоном и ограничилось. Как писал впоследствии Г. Крыжицкий: "Попытки революционизировать театр так и не удались, а прекрасные постановки Б. Глаголина... так и остались единичными выстрелами по ценителям старого театра".

Летом 1927 г. Глаголин отправился в Магдебург, где проходила большая выставка, одной из главных тем которой стали новейшие театральные технологии. Из Германии уехал в США, где его карьера не сложилась. Наибольшим успехом стало участие в фильме "Балалайка", да и то в эпизодической роли. Умер в 1948 году в Голливуде.

Александр ГАЛЯС.

Версия для печати

Предыдущая статья

Следующая статья