Номер 12 (1158), 29.03.2013

(Продолжение. Начало в № № 7-11.)

РЕТРОСПЕКТИВА

...Так последняя партия в "клабр" для меня закончилась легким сотрясением мозга, а для Бори поломанной рукой. Был и положительный результат - мы приобрели товарища.

Алексей оказался отличным парнем, с которым мы приятельствуем долгие годы и по сей день, какие бы изгибы ни подбрасывала доля. Даже порой оказываясь в разных лагерях, иногда по разные стороны закона, мы все равно сохраняли добрые, дружеские отношения. Все, кого в юности свел и подружил Подъезд.

Звучит банально, но нет ничего правдивей банальности - отрочеству, как и прекрасному, всегда приходит конец. Пришел конец практики, экзаменов, Подъезду. После диплома техникум выплюнул нас в другое время. Время взрослой юности.

Рабочая юность, как и предсказывали родители, началась с завода, куда я был распределен после получения диплома. Легко догадаться, что это был завод, на котором работал отец.

Первоначально, еще на практике, завод произвел на меня тягостное впечатление. Огромные, холодные, полутемные цеха. Специфический запах эмульсии и горелого машинного масла, лязг мостовых кранов, свист тельферов, грохот металла, какофония звуков и хаос движения - в общем, полная противоположность бесшабашному веселью техникума. Неожиданно для себя я довольно быстро освоился и даже своеобразно полюбил завод.

Нашел себе компанию - пару пацанов примерно моего возраста, у одного, кажется, была судимость за мелкую кражу.

Мы по очереди бегали через забор за крепленым вином "Бiле мiцне" (в просторечии - "биомицин") и пивом. После стаканчика этого ядовитого пойла настроение улучшалось настолько, что хотелось танцевать, зато совершенно отказывали ноги, так что ни танцевать, ни работать мы уже не могли. Сидели на ящиках, курили и ждали, когда улетучится эйфория первого этапа опьянения. С удовольствием, почти с замиранием сердца слушали рассказы "опытного товарища" о "тюремной романтике" и братве. Знакомились с тюремными законами и языком - "блатной музыкой". Тогда еще были воровские правила, "законы". Слово "понятия" пришло позже, вместе с бандитизмом, захлестнувшим когда-то мощное государство.

Отец огорчался, видя столь явное нежелание следовать канонам, но виду не показывал, ведь через пару месяцев мне предстояло выполнить "почетную обязанность", то есть пойти служить в до боли родную Советскую Армию.

Как ни странно, в армию мне хотелось, хоть я тщательно скрывал это от новых знакомых. Для них носить погоны считалось неприемлемым...

СЛЕДСТВИЕ, НАШИ ДНИ

...Поехали. Вновь за руль сел мой водитель, сменив УБОПовца. Я выслушал "дорожное наставление", то есть рекомендации не делать глупостей и не бежать, иначе они (менты) обязательно будут стрелять. Как раз к окончанию ментовского монолога мы подъехали к точке. Я зашел в "Пиццерию", из которой всего полчаса назад вышел веселый и свободный. Не изменилось ничего (да и что могло измениться за такой короткий временной промежуток?), но всё окружающее уже воспринималось по-другому: острее, жестче. Во рту было противно, сухо и горько. Руки тряслись. Десять шагов от входа к столику казались каждый длиной в километр.

Белорусы еще сидели на том же самом месте, где я их оставил. Хотя нет, за столом сидел только один.

- Где Витя? - поинтересовался я.

- Да вот, возится с эвакуаторщиками. Хотят забрать машину, - ответил Влад. - Ты чего вернулся? Оставил что-то? - в свою очередь спросил он.

Было бы хорошо, если бы я знал ответ на этот незамысловатый, естественный вопрос. Я не мог сказать ему, что за столиком небольшой уютной пиццерии я оставил нечто большее, чем документы или деньги. Я оставил часть своей жизни, свободу, волю, здоровье. Маленький пластиковый столик стал тем Рубиконом, который я перешел. Я смотрел на Влада и понимал: говорить, собственно, не о чем. Всё уже переговорено, определено, но и молчать было нельзя.

Я начал уговаривать своего визави дать деньги немедленно, прямо сейчас. Делал я это без особого вдохновения, знал: денег нет. Тянул время. Вдруг понял: никакого заявления нет и быть не могло. Менты просто решили заработать на оперативной информации, и, если так, им скандал нужен еще меньше, чем мне. Появился призрачный, зыбкий, как свет свечи, очень эфемерный шанс.

Выше говорилось, что кафе находилось прямо напротив СБУ - извечного еще со времен КГБ (Комитета Государственной Безопасности) оппонента МВД. Взаимный антагонизм ведомств был известен всем, все знали, что менты побаиваются своих "старших братьев" из госбезопасности.

Я подумал и решил использовать межведомственные трения. Способ был один - постараться оторваться от оперов, заскочить в "избушку" и попросить защиты от неизвестных. "Фишка" ложилась пятьдесят на пятьдесят.

Вымученно улыбнувшись, я сказал Владу, что нужно переговорить с Витей, встал и направился к эвакуатору. Приобняв Влада, который пошел со мной, за плечи, я увлекал его в сторону пешеходного перехода через дорогу, поближе к входным дверям СБУ.

Опера напряглись, попытались блокировать нас, но мы уже были на перекрестке. Сердце работало мощно, как поршень поршевского мотора, подкатывало к горлу, затылку, вискам, ощущалось в кончиках пальцев. Глубоко, как перед нырянием, вдохнув воздух, я резко толкнул Влада на оперов и бросился через дорогу...

РЕТРОСПЕКТИВА

...Я не собирался делать "блатную карьеру". Я вообще не собирался в криминал, он привлекал меня некоторым флером тайны и романтики. Если хорошо задуматься, я и сам не понимал, чего я хочу. Цели не было, принимать самостоятельные решения меня не научили, а сам я не умел, да и не очень-то учился. Своеобразные детские бунты не столько подтверждали самостоятельность, сколько уничтожали ее, ведь каждый раз, столкнувшись с жесткой житейской правдой, за помощью я всё равно приходил домой. Спасибо Богу и родителям, что было куда приходить и на кого надеяться. Всё равно самостоятельности я хотел очень. Именно это желание и толкало меня в армию, до которой оставалось всего несколько месяцев. Вот наконец - здравствуй, армия.

(Продолжение следует.)

Петр ГАЛКИН.

Версия для печати

Предыдущая статья

Следующая статья