Номер 18 (661), 16.05.2003

И. МИХАЙЛОВ

(Продолжение. Начало в №№ 14- 17.)

Гитя не хотела оставлять родителей, но они настояли на своем. С тех пор прошло много лет, и Генриетта Иосифовна почти уверена, что отец многое предвидел.

Вскоре немцы организовали два гетто, одно из них было уничтожено через несколько месяцев и вместе с ним – все его обитатели, среди которых оказались Иосиф и Сарра Виленские. В другом гетто содержались большинство оставшихся в живых евреев, в том числе Гитя и ее товарищи по сионистской организации.

Первое время немцы не препятствовали созданию в гетто школ и детских садов. Гитя, учившаяся в ивритской гимназии, стала преподавать в школе языки иврит и идиш.

С Генсом Гитя познакомилась еще задолго до начало войны. Яков также учился в ивритской гимназии, но был гараздо старше Виленской. Он рано стал засматриваться на стройную, чернобровую девочку с толстыми косичками. Гитя смущалась, когда взгляд Генса становился особенно настойчивым. Она не питала к нему никаких чувств, просто ей было приятно, что на нее, четырнадцатилетнюю девчонку, обращает пристальное внимание зрелый молодой мужчина.

Судьба вновь свела Гитю с Генсом. В гетто Яков был начальником еврейской полиции, а позднее его назначили "руководителем гетто". Однажды Генс отозвал Гитю в сторону... Вспоминая этот случай, Генриетта Иосифовна невольно улыбнулась.

— Мама, небось, ты сейчас думаешь о чем-то очень приятном? Генриетта Иосифовна вздрогнула от неожиданности.

— "Женечка, как ты меня напугала, – укоризненно произнесла Генриетта Иосифовна. – Да, я действительно вспомнила себя в твои годы.

— И, наверное, я помешала тебе предаваться сладостным воспоминания?

— Сладостный? – с искренним удивлением переспросила Генриетта Иосифовна, – нет, доченька, далеко не сладостным. Хотя для большинства людей восемнадцать лет – только начало жизненного пути, нескончаемая весна, но для нас, узников гетто, каждый последующий день мог оказаться последним.

Она замолчала, потом обняла дочь и стала поздравлять ее с днем рождения.

Тетя Циля, как обычно, подошла к двери Петиной комнаты, чтобы напомнить племяннику о наступлении утра, но с удивлением обнаружила, что у него включена "Спидола", горит свет... "Гм, а ведь только семь часов утра; не спится разбойнику", – посетовала про себя тетя Циля, направляясь на кухню.

Действительно, Петя в это время старался настроить свой транзистор на какой-нибудь "голос", но глушилка, как видно, не знала отдыха. Тогда он решил послушать "ВВС" по-английски и легко поймал нужную волну. Через пятнадцать минут, когда английский тезка завершил чтение новостей, Петя настроил "Спидолу" на "Голос Израиля", вещавшего на иврите. Кауфман улавливал лишь отдельные слова, пытаясь понять суть целой фразы. Увы, но язык своих далеких предков он еще не осилил.

Петя старался чем-то себя занять, чтобы не думать о Жене. Странно? Нет. Он по-прежнему страстно жаждал встречи с девушкой, но при этом неизменно вспоминал разговор с капитаном Алексеевым. На него рассчитывали. Как он мог узнать то, о чем не в состоянии был выяснить всесильный КГБ?

Сколько Петя об этом ни думал, ничего, решительно ничего придумать не мог. И только за утренней трапезой Петю вдруг осенило: следует поговорить с Самсоновым. "Илья Борисович обязательно что-то придумает", – успокаивал от себя.

Было около девяти часов утра, когда Петя набрал домашний телефон преподавателя. Илья Борисович не только не рассердился на ранний звонок, но, как показалось Пете, напротив, был рад предстоящей встрече.

А вот тетя Циля недоумевала. Она знала, что сегодня – день рождения Жени Виленской, а Петя собирается навестить философа, как будто нельзя для этого выбрать другое время.

"Ах, милая тетушка, как она похоже на мою маму, всюду успевая советовать, поучать и даже поругивать", – не без досады подумал племянник. Что за привычка везде совать нос? А может быть, это свойственно всем любвиобильным еврейским родителям? Видимо, так и есть", – теперь уже без всякого раздражения решил молодой человек.

Сборы заняли несколько минут, Петя положил в дипломат подарок для именинницы, попросил у тети Цили немного денег для покупки цветов и поспешил на деловое свидание.

Примерно через час Петя стоял у знакомой двери, легкое нажатие на кнопку звонка, и юношу встретил улыбающийся доцент Самсонов.

— Я ждал вашего прихода, молодой человек, – неожиданно начал Илья Борисович, – у нас будет о чем поговорить.

На этот раз Самсонов повел своего гостя в кабинет. Два маленьких кресла едва умещались в комнатушке, где яблоку негде было упасть от многочисленных шкафов, стеллажей и просто книжных полок. Петя стал разглядывать книги, пока их владелец хлопотал на кухне. Не успел гость рассмотреть названия книг, тесно стоящих в одном из стеллажей, как подоспел Илья Борисович с подносом, на котором стояли миниатюрные чашечки с ароматным кофе.

— Ну, вот теперь можно поговорить. Илья Борисович взглянул на столик и воскликнул: Чуть не забыл! И вновь поспешил на кухню, откуда быстро вернулся, неся тарелку с ломтиками торта. Петя взглянул на угощение и ахнул: "птичье молоко!"

Если откровенно: Петя плотно позавтракал. Тетя Циля очень старалась, чтобы племянник, вопреки медицинским рекомендациям, едва мог подняться из-за стола. Но кто откажется от вкусного торта?!

Илья Борисович, глядя, как Петя поглощает сладкое, лишь снисходительно улыбался.

— Ну-с, молодой человек, – первым начал Илья Борисович, – видно, случилось очень важное, раз вы навестили меня в такой день.

Петя, успев допить кофе и съесть очередной кусок торта, был готов рассказать о встрече с капитаном Алексеевым. Петя считал, что Илья Борисович непременно поможет, когда узнает содержание беседы в универмаге.

Слушая Петин рассказ, Самсонов все время теребил салфетку, а иногда снимал очки и протирал чистые стекла. Илья Борисович явно волновался. Пете приходилось только гадать: что так расстраивало старого преподавателя – предложение кагэбиста или судьба Генриетты Иосифовны?

Но окажись он более наблюдательным, наверняка заметил бы, что Илья Борисович при упоминании имени Жениной мамы энергичнее трет стекла очков и мнет многострадальную салфетку.

Еще несколько предложений, и Петя завершил свой рассказ, правда, упустив из него все, что относилось к необычной покупке. Илья Борисович все еще продолжал возиться с очками, как будто не слыша окончания Петиного повествования.

Кауфман несколько минут выжидательно смотрел на Илью Борисовича, потом обратил внимание на стоящий рядом с креслом шкаф с толстыми фолиантами. В нем хранилась "История евреев" Генриха Греца; издание достаточно редкое, но Петя знал о нем и даже когда-то читал один из томов, где описывалась Иудея во времена римского владычества. Петя как раз оканчивал девятый класс. Скоро экзамены, но "История" немецкого исследователя захватила настолько, что ученик Кауфман забыл о предстоящих испытаниях. По ночам ему снились защитники крепости Масады и Понтий Пилат, умывающий руки; а утром, рискуя опоздать в школу, Петя брал увесистый том, чтобы вновь погрузиться в трагические страницы истории своего народа.

Илья Борисович, уловив взгляд своего гостя, заметил:

— Между прочим, молодой человек, историк Грец был знаком с Марксом. Они встретились на водах, кажется, в Карлсбадене. Грец, разумеется, не разделял взгляды своего соотечественника, сравнивая его с Екклесиастом, считавшего: "Суета сует... все суета".

— И в то же время, – добавил Петя, – он же писал: "Время разрушать и время строить", не так ли?"

— Верно, – согласился Илья Борисович, – только Маркс в то время призывал разрушать, тогда как Грец, крупнейший историк XIX века, верил в созидательную миссию Человека.

Маркс видел в любой революции – "локомотив истории"; Грец – только кровь, насилие, разрушение. Внук раввинов полностью отказался от своего еврейства, тогда как Грец призывал своих соплеменников гордиться своим прошлым, чтобы с оптимизмом смотреть в будущее. Тысячи, десятки тысяч последовали примеру основоположника, пытаясь раствориться в немецком обществе; только ведь их не приняли, не признали своими и более того, они первыми почувствовали на себе всю "прелесть" расовой теории нацистов. Да, – задумчиво заканчивал свой монолог Илья Борисович, – история еще непременно все поставит на свои места, в том числе выявит, кто оказался прав в дискуссии в одном из кафе известного чешского курорта.

Пете показалось, что Илья Борисович, увлекшись Грецом, как будто позабыл о цели его визита. Но это не так. Откуда молодому человеку знать, что творилось в душе хозяина тесного кабинета.

— Может быть, еще кофе? – наконец, произнес Самсонов.

— Спасибо, я сыт.

— Позвольте, Петя, еще вопрос: в какое время вы идете к Виленским?

— Женя пригласила нас в три часа дня.

— Прекрасно! – обрадовался Илья Борисович, – значит, можно не спешить. Потом добавил:

— Это я так, о своих планах. Хочу поведать вам кое-что любопытное, если вы не спешите.

— Нет, нет, Илья Борисович. Я свободен до 14 часов.

Самсонов кивнул головой, снял очки и посмотрел в окно, как будто хотел увидеть то, о чем собирался рассказать.

(Продолжение следует.)

Версия для печати

Предыдущая статья

Следующая статья