Номер 8 (1004), 5.03.2010

"О любви не говори..."

Из всех советских "суперзвезд" Леонид Утесов был самым демократичным и доступным. По натуре своей и дня не мог прожить без общения, вне компании и даже в глубокой старости, будучи уже больным и прикованным к дому, страдал, если оставался в одиночестве хотя бы на полчаса. К счастью для него, такое случалось крайне редко, ибо не только друзья и близкие знали о его уникальном таланте рассказчика историй, которыми он щедро делился практически с любым собеседником. При жизни Утесова вышли три его автобиографические книги, пользовавшиеся огромным успехом (Леонид Осипович особенно гордился тем, что его мемуары "Спасибо, сердце!" стоили на "черном" рынке 90 рублей - советских! - всего на "десятку" дешевле, чем том Бориса Пастернака из "Библиотеки поэта"). Количество же посвященных ему книг и статей попросту не поддается учету. Но вот парадокс: при всей своей невероятной открытости одной темы Леонид Осипович касался предельно осторожно. Как только речь заходила о его личной жизни, он либо переводил разговор на другую тему, либо отделывался несколькими историями, уже неоднократно рассказанными прежде и даже описанными в книгах.

Даже Л. Булгак, которая несколько лет работала с Утесовым над его последней книгой воспоминаний "Спасибо, сердце!", он так и не рассказал больше того, что написано в книге. Так что практически все, кто пытается коснуться темы "Утесов и женщины", вынуждены либо в сотый раз пересказывать самого Леонида Осиповича, либо разного рода сплетни и пересуды, в которых никогда не было недостатка.

Но вот что примечательно: если о любовных приключениях артиста - реальных или мнимых - рассказывают с улыбкой и не без восхищения, то, как только речь заходит о его втором браке, тон большинства бытописателей резко меняется. Создается даже впечатление, будто Антонина Сергеевна Ревельс нанесла людям, даже тем, которые в глаза ее не видели, личную обиду. А еще в последние годы вдруг стало модным выдавать себя за внебрачных родственников великого артиста, благо, практически не осталось тех, кто мог бы уличить во лжи этих последователей "детей лейтенанта Шмидта".

Автор этих строк написал немало статей о своем великом земляке, расспрашивал о нем десятки людей. Интимные подробности не были целью этих разговоров, но так или иначе некоторые мои собеседники делились своими познаниями в данной области. Еще больше я набрался разнообразных знаний об артисте во время своих частых поездок в Москву на протяжении 1970-80 гг. (в общей сложности таковых было более двадцати). Обычно я останавливался у родственников, которые волею судьбы жили не просто в одном доме с Утесовым, но даже и на одной лестничной клетке. Естественно, общался и с самим классиком (причем, порою видел его в халате, в самом прямом смысле слова), и с его дочерью Эдит, зятем Альбертом, и с той самой Антониной Ревельс, нападки на которую и заставили меня взяться за пикантную тему взаимоотношений Леонида Утесова с женщинами.

Но для начала следует объяснить смысл заголовка этого очерка.

Л.Т.Д. - аббревиатура понятия "Лимитед", которое нередко встречается в названиях разных фирм и компаний. Общество, в названии которого присутствует данная аббревиатура, отвечает по своим обязательствам только принадлежащим ему имуществом. "Утесов Л.Т.Д." - это общество самых близких ему людей - жен и дочери. Представим же главных действующих лиц нашей истории.

Утесов (Вайсбейн) Леонид Осипович - народный артист СССР, признанный классик советской эстрады. Умер в 1982 г.

Л (Лена) - Елена Осиповна Утесова (Голдина, сценический псевдоним Ленская), жена. Умерла в 1962 г.

Т (Тоня) - Антонина Сергеевна Ревельс, вторая жена. Умерла в 1997 г.

Д (Дита) - Эдит Леонидовна Утесова, дочь. Умерла в 1982 г.

Первая любовь:
"бабушкины сказки"

Практически каждый, кто вспоминает или пишет об Утесове, считает своим долгом упомянуть о его любвеобильности. Но странное дело: чем меньше остается людей, знавших артиста хотя бы на "шапочном" уровне, тем более множится количество историй о его симпатиях. Некоторые даже утверждают: героиня их рассказа была "единственной настоящей любовью" Утесова. В недавно выпущенной в серии ЖЗЛ биографии артиста ее автор Матвей Гейзер цитирует фрагменты из дневника некоего Даниэля Бродского о якобы первой любви Утесова, объектом которой выступает сестра рассказчика Фаина. Судя по воспоминаниям, роман начался в феврале 1908 года, когда над Даниэлем произвели бармицву (еврейский обряд совершеннолетия). Героем домашней вечеринки, посвященной этому событию, стал одноклассник Даниэля Ледя Вайсбейн, который сумел покорить красавицу Фаину, бывшую тремя годами старше него. А вскоре, когда отмечали уже бармицву Леди, новоявленный совершеннолетний заявил во всеуслышание, что, поскольку он уже взрослый, хотел бы жениться на Фаине. От такой прыти все присутствующие буквально потеряли дар речи, пунцовая девушка быстро покинула вечеринку, а следом за ней побежал и "жених". Как утверждает автор дневника, "в тот день Фаина пришла домой за полночь. Когда вернулся Ледя, мне неизвестно". Он также уверен, что "роман их имел продолжение". Дальше - больше. Уже со ссылкой на слова самого Утесова приводится рассказ, будто во время его последнего приезда в Одессу Фаина пришла на концерт, поднесла ему букет, и "мы расцеловались так, что, кажется, зал все понял".

В достоверность этой истории трудно поверить по нескольким причинам.

Во-первых, сам Утесов никогда и никому, кроме мемуариста, об этом не рассказывал, что довольно странно, особенно, если учесть, как часто артист в частных разговорах вспоминал о своих юных годах в родном городе. И о первой любви, если таковая была на самом деле, он просто не мог бы не рассказать.

Во-вторых. Как-то сложно поверить в то, что 16-летняя красавица, за которой, опять-таки, если верить рассказчику, ухаживали люди более взрослые, вдруг отдала свое сердце 13-летнему подростку, да так, что явилась домой за полночь.

Дьявол, как известно, кроется в деталях. И вот это самое утверждение о затянувшейся прогулке заставляет усомниться во всем рассказе. И не только потому, что нравы в еврейских семьях начала ХХ века были весьма строгие, так что нетрудно представить, чем обернулось бы для девушки столь позднее возвращение домой; уж точно со своим юным поклонником ей просто не позволили бы видеться. Есть другой, даже более существенный повод для сомнения: до революции учащимся попросту запрещалось находиться по вечерам на улице без взрослых, и рисковать решались немногие - девушки уж подавно.

Я уже не говорю о такой мелочи, как указание в дневнике на 22 марта как день рождения Утесова. Старый одессит, если он на самом деле был другом Утесова, не мог не знать, что его товарищ появился на свете 9 марта 1895 года, а "прибавка" в 13 дней появилась после перехода в 1918 году на т. н. новый стиль. Вывод пусть читатель делает сам...

Впрочем, г-н Бродский не одинок в желании выдать свою родственницу за "первую любовь" Утесова. Этой "болезнью" страдает и некто Яков Шехтер, утверждающий, будто Утесов делал предложение его бабушке, причем она "была не против, но прадедушка встал горой" по причине материальной несостоятельности жениха. И тут рассказчика подводят детали. По его утверждению, бабушка родилась в самом начале века, т. е. примерно в 1900-1901 гг. Между тем, в 1914 году Утесов уже был женат; так что же, он делал предложение 13-летней девочке?! Впрочем, в эту историю, по всей видимости, не очень верит и сам мемуарист, назвавший свой рассказ "Бабушкины сказки".

А вот в то, что Утесов мог увлечься своей ровесницей Хавкой Новак, ставшей затем "звездой" Московского театра оперетты Клавдией Новиковой, поверить легче.

Хавка - Клавдия была хороша собой, талантлива, жили они в одном городе, часто вместе выступали в концертах... Леонид Осипович вспоминал в старости, как "в пятнадцать лет у одного из товарищей по школе мне довелось впервые познакомиться с одной актрисой и получить контрамарку на спектакль, где она играла мальчика. Человек, выступавший перед публикой на сцене, окутывался ореолом особого уважения... Это была моя ровесница, ученица драматической школы, Клавдия Новикова...". Правда, и этот "роман" остается не более чем гипотезой, поскольку ни Утесов, ни Новикова на этот предмет не оставили никаких признаний.

Это было в Тульчине...

Самое же первое достоверное свидетельство о любовном приключении артиста принадлежит самому Утесову. История, случившаяся с 16-летним подростком, который отправился с цирковой труппой антрепренера Бороданова в свою первую гастроль, донельзя зацитирована, но я все-таки приведу ее еще раз - ради одной фразы, на которую до сих пор никто почему-то не обращал внимания.

Итак, цирк Бороданова оказался в провинциальном городке Тульчине. Утесов поселился в семействе местных музыкантов Кольба и... умудрился заболеть воспалением легких. Семья отнеслась к нему с большим сочувствием, и больше всех - дочь Аня, девушка лет семнадцати, которая буквально выходила больного юношу. Тем временем цирк уехал, и Ледя, только начавший выздоравливать, остался без копейки денег на попечении своих благодетелей. Дальнейшие события Леонид Осипович описал в своих мемуарах: "Как-то раз мать Ани подошла ко мне и сказала:

- Вам уже немало лет, молодой человек (я говорил всем, что мне двадцать), не пора ли подумать о семье.

- У меня в Одессе мать, отец, сестры, брат...

- Да, да, да, - говорила она, убирая со стола, - в Одессе у вас семья, но у вас там нет жены. А время подошло! Я бы вам предложила невесту... Возьмите мою Аню! Хорошая дочь и хорошая девушка. И хорошее приданое: сто рублей, портсигар и серебряные часы от дедушки.

Я растерялся... Перед семьей Кольба я в таком долгу, а отблагодарить нечем... И я согласился. С этого дня меня стали называть женихом. Совсем поправившись, я сказал, что мне надо поехать в Одессу, получить согласие родных, привезти свой гардероб. При этом слове мамаша Кольба пришла в восторг - она не знала, что значит "гардероб", но зять, произносящий такие слова, внушал уважение.

- Но как ехать? Бороданов увез мои деньги.

- А сколько вам нужно, Леонид Осипович?

- Рубль семьдесят.

Это была стоимость проезда от Тульчина до Одессы четвертым классом.

Наступил день отъезда... Мамаша Кольба выстирала мою единственную смену белья, изготовила для меня пять огромных котлет и дала денег на дорогу. Я расцеловался с Аней и вышел из дому... Лошади тронулись. Поднявшееся облако пыли скрыло из виду семью Кольба. Скрыло навсегда...

Впрочем, нет, не навсегда...

В суете встречи, в разговорах с отцом о моей дальнейшей судьбе... я позабыл и свою недавнюю болезнь, и город Тульчин, и Аню Кольба. Но она не забыла меня. Чуть ли не каждый день я получал письма, начинавшиеся всегда одним и тем же стишком:

"Лети, мое письмо,

К Ледичке в окно,

А если неприятно,

Прошу прислать обратно" -

и заканчивавшиеся одним и тем же рефреном: "Жду ответа, как птичка лета". Что было делать? Писем обратно я не отсылал, но и отвечать не знал что..."

Через несколько лет в кафешантане на Крещатике Утесов обратил внимание на красивую женщину, у которой из-под шляпы с широкими полями живописно выбивались пряди каштановых волос. Она сидела одна, и он пригласил ее за свой столик...

"Незнакомка взглянула на меня и серьезно, медленно, словно обдумывая каждое слово, ответила:

- Я могу принять ваше предложение, но при условии: стоимость моего ужина не должна превышать одного рубля семидесяти копеек.

- Почему? Почему рубль семьдесят, а не три сорок?

- Каприз...

Она села за наш стол и, выбирая в меню что-нибудь именно на рубль семьдесят, как-то странно и многозначительно посмотрела на меня. Я почему-то смутился. И недовольно произнес:

- Ну к чему такая мелочность!

- Это не мелочность. Эта сумма для меня многое значит... - и она снова пристально посмотрела на меня... - Вы бывали когда-нибудь в Тульчине?

- Бывал...

- Вы Ледя?

- Да. - Она расхохоталась:

- Так вы - мой жених. Я - Аня Кольба..."

Свой рассказ Утесов завершает фразой, из-за которой, собственно, я и процитировал этот отрывок: "На следующий день я узнал, что моя "невеста" стала исполнительницей цыганских романсов и выступает в этом кафешантане..."

Наверняка только его коллеги-ровесники, которых к моменту выхода мемуаров (1976 год) оставалось очень немного, могли по-настоящему понять горькую иронию этих слов. Ведь что означало в дореволюционные годы быть актрисой в кафешантане? Нравы, царившие там, замечательно характеризует фрагмент из статьи, опубликованной в журнале "Дивертисмент" за 1908 г.: "Варьете - ресторан, где всем руководит директор, режиссер-взяточник и агент, - там все рассчитано на женщин и на буфет... Нужно только видеть номера гостиницы, в которых обязаны жить артистки и платить за одни только стены по 100 р. в месяц, чтобы судить о том, может ли честная артистка существовать?"

Можно представить, кем стала несостоявшаяся "невеста" Утесова, перед которой он, будучи, в принципе, человеком порядочным, наверняка ощущал определенную вину. И вполне возможно, рассказав столь откровенно историю своего несостоявшегося "жениховства", он стремился хоть как-то искупить давний "грех". Ведь не сделай он этого, кто бы знал, что жила некогда на свете красивая девушка Аня Кольба?! А так память о ней сохранилась навсегда. (Интересно, что недавно на российской эстраде появилась молодая певица Ирина Кольба. Уж не родственница ли первой утесовской "невесты"?!)

(Продолжение следует.)

Александр ГАЛЯС.

На фото:
начинающий артист Леонид Утесов.

Версия для печати

Предыдущая статья

Следующая статья