Номер 26 (1466), 18.07.2019

Предлагаем вниманию читателай подборку стихотворений одесских поэтов.

* * *

Время то растянуто, как гармонь,

То до боли сжаты его меха.

Но в любом общенье живет огонь,

Оседает пепел, горит труха.

В серый лед впечатан чужой каблук,

Бьет январь, как правда, - не в бровь, а в глаз.

Где ты, закадычный фейсбучный друг?

Отослал бы с весточкой пару фраз.

Или ты на поиски тишины

В никуда уехал назло делам?

И тебе не хочется белизны,

Потерявшей свежесть в огнях реклам?

Для того и выдуман интернет,

Чтобы душу выложить в двух словах

Дружбану, которого рядом нет,

Но с каким плутаешь в одних сетях.

А под боком - жизнь: там собачий лай,

Там бранится дворник, такси гудят.

Нажимаю клавишу, ставлю "лайк":

"Счастья, виртуальный мой адресат!"

* * *

"Кузнечик дорогой..."

М. Ломоносов

Кузнечик на моем ботинке

Сидит, расправив пеньем грудь.

Но, чем свистящей хворостинкой

Его сольфеджио спугнуть,

Мы лучше солнышком подышим, -

Два незнакомых существа.

И пообщаемся неслышно

По праву лирного родства.

* * *

Все, как по нотам: клекот страсти,

Мятеж, переворот зеркальный

Как способ отраженья власти,

Созданье символов опальных.

Триумф. Надежды. Обещанья.

Призыв к аналогам былого.

Страх. Депрессивное молчанье

Как плата за свободу слова.

И что от переделки мира

Вернет к себе?

Ах, неужели!..

Шаги державинской Плениры,

Свирель для маленькой Адели.

ВЫПУСКНОЙ ВЕЧЕР

Легко своей догадке предавайся,

Подобно вверх взлетевшему грошу!..

Качнулся зал в предощущенье вальса,

Но я тебя на танец не прошу.

Зачем вселяет музыка надежду,

И вторит вальс кружению светил?

Зачем любить бы мог тебя, как прежде

Я никого ни разу не любил?

Зачем плывет у ног паркетный глянец,

Ждет у крыльца ревнивое такси?

Ты пригласи меня на белый танец.

Из озорства, но все же - пригласи.

* * *

Грибного сезона премьера,

Молчанье под стать деревам,

Сложившим и цену, и меру

Непроизнесенным словам.

Теряется нить разговора,

Вот-вот оборваться грозя.

Мы два никудышных актера,

И нам притворяться нельзя.

Нельзя повторяться в надеждах,

Что будем наивны и впредь.

Но жалко состариться прежде,

Чем нам предстоит повзрослеть.

В трех соснах блуждает дорожка,

И ждет еще перед крыльцом

Цветных сыроежек лукошко,

Как в фильмах с открытым концом.

* * *

Все течёт, ничто не исчезает.

Золотое солнце освещает

Новостроя дальнего стекляшки

И живые близкие ромашки.

Час рассветный полон тишиною.

Между мирозданием и мною

Нитями сверкают мыслей блики,

Как обычно, странно многолики...

ИЮНЬСКАЯ НОЧЬ НА КРЫШЕ

Светила полная луна,

И я уснуть была не в силе.

Была на крыше тишина,

Сверчки лишь где-то голосили

Да воздух, будто бы струна,

Что ненароком зацепили,

Звенел чуть слышно. И слышна

Была мелодия идиллий -

Идиллий сфер... Непостижимо,

Как я услышала её.

Там нет борьбы "твоё - моё",

Там - будто царство херувимов...

И в этом сказочном раю

качало долго мысль мою...

* * *

Уронила вишня перезревший плод.

Вдалеке над полем светел небосвод.

На ладошку прыгнул полосатый жук,

Он напоминает доктора наук:

Усики-антенны, лапки-калачи.

Ищет мирозданья тайные ключи.

В вишне кто-то тенькнул, отвлекая взгляд.

Дятел, пересмешник, птица-маскарад!

На жука скосившись, дерзкий воробей

Недоумевает: убежит ведь, бей!

Только жук учёный не спешит бежать:

Линии ладони начал изучать.

В битое окошко ввился виноград,

Вновь завороженный отвлекая взгляд:

Там, на винограде, равлика спираль

Мысль мою уводит по спирали вдаль.

И, с восторгом тайным вскинув ввысь глаза,

Познаю нечаянно мир и небеса!..

* * *

В рамке лучше, чем без рамки.

В рамках лучше, чем без них.

Я же дама, мне бы в дамки...

Но мешает новый стих.

Дама - рамки. Детство - поле,

Горизонты без границ.

Но оно открыто боли.

Но зато и пенью птиц.

Рамки - мера, рамки - то же,

Что "держи себя в руках".

Мы в руках, конечно, Божьих.

Но мешает чёртов страх...

Все к иллюзиям стремятся

И боятся не успеть.

Мне бы дара не стесняться,

Но мешает "что надеть?"

Имидж, образ - тоже рамки.

Слышу дней летящих свист.

Я же дама, мне бы в дамки...

Но мешает белый лист...

* * *

Должна быть пауза в обидах.

Должна быть пауза в словах.

Не бойся, я тебя не выдам...

Всему свой срок. Всему свой страх.

Успею ли исправить душу?

Сумею раны залечить?

Не знаю: струшу ли, не струшу...

Не знаю: быть или не быть...

Зелёный свет на светофоре:

Твоя дорога, не стонать!

... Ты мне позволь на омофоре

Цветы крестами вышивать.

* * *

Последний лист свой потеряет цвет

И станет пылью на ботинках.

Портреты станут щуриться на свет,

И засаднят царапины пластинок.

И чем тоскливей - слаще. Есть

Своя придуманная радость

В том, чтобы тихо перечесть

Прошедших лет своих усталость.

* * *

Время как будто устало, легло на дно,

Замки размокли, ведь были-то из картона...

Кто-то выходит с работы, когда "окно",

Кто-то устал, не находит окна и - с балкона.

Все относительно, в этих простых краях,

Счастье сродни тискам, иногда испугу,

И за спиной рукава белоснежных рубах

Связаны слишком туго.

* * *

Такое себе, когда нет собеседников,

Паршивее - когда есть.

Душа ходит в старых трениках,

Не зная, куда присесть.

И вроде не то чтобы пусто,

И есть в чьи глядеть глаза,

Ворует огонь искусство,

Бросает в пустой казан.

И нет чтоб глядеть с прищуром

На "левый" с прищуром глаз,

Так проще - казаться дурой

И жить словно в первый раз.

* * *

Что ещё ночью делать-то? Курить да стихи, стихи.

Когда все вокруг словно замерло, стрелки молчат чужим.

От кончиков пальцев руки

Шлейфом ложится дым.

Слышатся звуки поезда, с чаем дрожит стаканчик.

В тамбуре так накурено, что сложно увидеть дверь.

Солнечный летний зайчик

Как умирающий зверь.

Люди сидят по дворикам, как на цепи, в намордниках,

Листья вокруг раскиданы, не удержать в горсти.

Вот уже утро, дворники

Начали быль мести.

* * *

У меня ощущение октября в мае.

Я не маюсь, это погода хромает, заваливаясь на дождливую сторону своих ног.

И даже, если пишут "солнечно", все равно промок.

Ночами спасаюсь книгами, кофе, почти не сплю.

За окнами шумят дожди, именно как я люблю.

И спать под дождем - все равно, что войти во грех.

Я, как и все, нуждаюсь в тишине и молчании без помех.

И только коты урчат на правой руке и фары оставляют причудливые образы на потолке.

В комнате пахнет мокрым асфальтом и мятой травой.

Только так и может пахнуть покой.

Думаю, что высплюсь потом. Отдохну потом.

Так на потом остается утро и благодать.

Мне нечем страдать и не о чем вспоминать.

Мозг очищает систему сам, нажимая "Backspace" и "Delete".

И ты лежишь, слушаешь дождь, урчанье котов. И тебе не болит.

* * *

Это осень - медь, серебро и сталь,

Плавит город струями кислоты,

Молот в разум вбивает печаль,

Зажимая в оправу мечты.

Это осень - кровь, пепелище, грязь,

Травит город слизью червей,

Листьев золото манит упасть,

Застывая для бега дней.

Что останется - скроет саван,

Не придется больше терпеть.

Город в слиток единый сплавлен

Вместе - сталь, серебро и медь.

* * *

Оглянулся - мать честная!

Ни кола и ни двора,

Ширь степная, глушь лесная,

Щи - и те из топора.

Только крик осенних уток,

Только листья на лету,

Только сизый первопуток

На текущем на счету.

Сотни вёрст смахнули за день

Две полозные струи...

Ах, вы, сани мои, сани,

Сани новые мои.

В дальних сумерках остались

На какой-то там версте

Коммунальная отсталость

И обида в тесноте.

Так что прежнее соседство

И припомнить ни с руки:

Не накопленные средства,

Не учтённые долги.

Исходили словесами

На развалке бытия...

Ах, вы, сани! Мои сани!

Ах, ты - движимость моя,

Звездопад роняет зёрна,

Листопад шуршит в пике...

Как легко и как просторно

Мчать по жизни налегке.

По полям снега ерошить,

Чтобы там, в конце пути,

Даже ломаного гроша

За подкладкой не найти.

Так летят под небесами

Две полозные струи...

Ах, вы, сани, мои сани.

Сани тоже - не мои.

ГРОЗА

Она появилась не сразу:

Сперва дальнобойным снарядом

Черкнула по белому свету

И ухнула где-то вдали,

Потом тяжело, по-медвежьи,

Она заворочалась рядом

И вдруг поднялась над полями

От самого края земли.

Разлаписто выгнулась в небе

Берложья косматая сила,

Вгоняя заряд за зарядом

В тугие стволы тополей...

Гроза никого не пугала,

Гроза никому не грозила,

Гроза началась, как умела,

Над зеркалом мокрых полей.

Она, как могла, уходила

От края земли к середине,

На крыши центральной усадьбы

Надвинув мохнатую тень.

И верхняя часть небосвода

В добротном былом габардине

Блистала застёжками молний

И пела свою дребедень.

И девочка в дымчатом платье

Продрогла и мелко смеялась

Над этой роскошной грозою,

Которая в нашей судьбе

Сама по себе зародилась,

Сама по себе разгулялась,

Сама по себе притомилась

И стихла - сама по себе...

* * *

Пока на бумагу усердно

Ложится творение рук,

Роскошная юная серна

Выходит на скошенный луг.

Спина - золотое сидельце,

А шерстка - какао и йод,

Но сильные землевладельцы

Готовят убийство её.

И в это прекрасное лето,

Идя не на смерть, а на жизнь,

Берут на плечо арбалеты,

Суют в голенища ножи.

Я - раньше! Я вынырнул рядом,

Но не открываю огня:

Ты рада? Ты вовсе не рада,

Ты просто не видишь меня.

Ну, вот и копытцем поддела

Весёлый занозистый сук...

Поэзия! Что же поделать

Мне с первой удачей в лесу!

Быть может, припомнят когда-то

За то, что такую настиг

И, стало быть, шлёпнуть, как гада,

И в общий котёл принести?

А может быть, выполнить выстрел,

Но целиться, шумно дыша,

Чтоб серна умчалась со свистом

К сернистым своим малышам?

И я неприкаян, как демон,

И я втихомолку ору:

- Поэзия! Что же поделать

Мне с первой удачей в миру!

Ведь сколько надсаживал горло

И как издержался в пути,

Ни разу ещё не попёрло -

Так пусть, наконец, пофартит.

Меж тем золотые копытца

Ступают по тёплой земле...

Моя философская пытка

И мой боевой арбалет.

За скошенным лугом - болота,

Среди деревяг и слюды

Следы преподобного Лотта

И Шварца-монаха следы.

А дальше - сутулые веси,

Где Господа любят и чтут,

И в праздник весёлые песни,

Напившись до боли, прочтут.

А там, в городах укреплёных

Такие сидят технари,

Что горьких, сухих и креплённых

Хватает до первой зари.

Так что же мне следует? Выстрел?

Охотничьих басен пролог?

Мгновенья кончаются быстро,

Секунды летят напролом,

А серна повёрнута боком

В глухом заповедном углу...

И я хохочу: "Ради Бога!",

И я отпускаю стрелу.

Летит золотистая серна,

Копытцами лихо звеня...

Поэзия, будь милосердна,

Прости и помилуй меня...

* * *

Хоть как живи,

По Марксу ли, по Брему,

Хоть во Христе -

А дело решено:

Нам только жизнь

Дана. И та -

На время,

А остальное

Просто не дано.

Как будто в долг -

Хотя и не просили,

Как будто впрок,

На долгие года...

И всё же навсегда

Мы взять не в силе,

А вот отдать

Придётся

Навсегда...

* * *

И козни врагов не крадут аппетит,

Пред сильными мира не падаю ниц,

Но слабость приходит, когда на пути

Встают убелённые стены больниц.

И в бронзовых трубах, и в пляске огня,

На самых крутых разворотах судьбы

Таинственным духом дурманит меня

Лиловый дымок из больничной трубы.

Я знаю - в больнице начало начал,

Я сиживал камнем в ночной темноте

И там, где впервые мой сын закричал,

И там, где затих мой горячий отец.

Скрещенье дорог сыновей и отцов,

Крещенье карболкой и морговый хлад -

Всё здесь, в навороте начал и концов,

Под синьковым кровом сиротских палат.

Больница, считай - я доволен собой,

И если залить мне придётся костры,

Позволь обойти твой печальный собор

С бессонной лампадой дежурной сестры.

Больница, я, может быть, выберусь сам,

Рыча и кусаясь, шипя и ворча,

Минуя ночные твои чудеса

И десять глотков до прихода врача.

Пусть всё, что угодно, мне страх ни к чему,

Пусть даже врачи не успеют ко мне,

Но только б не видеть осеннюю муть

И пляску дождя в лазаретном окне.

Больница, протяжная, белая жуть,

Уйди от меня, убеги, улети...

Десятым кварталом тебя обхожу,

А ты всё стоишь и стоишь на пути.

Подборку подготовил Александр ГАЛЯС.

Версия для печати

Предыдущая статья

Следующая статья