Номер 31 (674), 15.08.2003

Как признался Евгений Евтушенко, он объездил 94 страны и без счета городов. В Одессе бывал многократно: только за минувшие 15 лет – трижды. Последнее его пребывание было связано с участием в проекте "Русские вечера", который проводят телекомпания "Новая Одесса" и Русский драмтеатр. Мэтр и классик, несмотря на семидесятилетие, блистал по привычке в разноцветной рубашке, говорил много и охотно. Часть из его рассказов мы предлагаем вниманию читателей.

— Некоторые люди недоумевают: почему я столько писал о еврейской теме? У моей мамы и у моего папы не было ни капли еврейской крови, но у нас в семье была атмосфера, в которой нельзя было сказать, грубо выражаясь, какой он "чучмек", и вообще унизить человека какой-либо национальности. Сразу такие люди оказывались за бортом нашей семьи....

— На меня уже давно нападают за строчки – "Поэт в России больше, чем поэт", говорят, будто этим я как бы унижаю профессию. Но дело в том, что просто поэтом нельзя быть. Что значит: "настоящий поэт выше политики"? Посмотрите, ни один человек из молодого поколения не написал ни одного произведения о 1993 годе, о расстреле нашего парламента, а ведь это была мини-гражданская война. Так вынужден был Евтушенко написать...

— В обществе должны быть идеалы. Однако невозможно создать русскую, украинскую или американскую идею "по-щучьему велению". Идея вырабатывается личным примером. Вот Сахаров – национальная идея. Его теория конвергенции – лучшее, что существует. Идея очень простая, доходчивая: взять все лучшее из мира частной инициативы минус преступления капитализма, его заблуждения, пошлость, вульгарность и взять все лучшее из идеи социализма минус опять-таки преступления и вульгарность...

— Мне странно, когда говорят, будто американцы прививают нам вульгарность. Но разве американцы научили нашу попсу петь такие песни? Мы сами – поставщики вульгарности, только не достигшие международного уровня. Мы не выдержали испытания свободой. Наше время, к сожалению, не дает никаких романтических примеров. И молодежь хватается за лживую романтику неонацистов, нацболов...

— Больше всего я горжусь тем, что, когда был народным депутатом СССР, первым предложил отменить такой оскорбительный государственный институт как выездные комиссии. Для меня великое счастье, что молодое поколение не знает, что это такое. Миллионы граждан России сейчас бывают за границей туристами. В Помпеях я встретил воронежских студенток; они приехали на каких-то обшарпанных автобусах в которых спали, ходили с рюкзачками, зато могли посмотреть то, что наше поколение не могло.

— Нужна взаимосвязь поколений, новое не может начинаться с геростратифизма, с оплевывания всего и попытки зачеркнуть всех, кто был перед. Было такое общество, еще в советские времена, которое хотело поднять волну против "шестидесятников". И ЦК комсомола поддерживал их. Они устраивали вечера в библиотеках, где было написано: "Здесь состоятся общественные похороны Евтушенко, Вознесенского, Ахмадулиной...". ЦК комсомола по близорукости не заметил, что там было написано дальше: "поскольку все остальные давным-давно уже умерли".

— Я всегда старался как можно больше общаться с публикой, продолжал выступать в самые плохие для поэзии годы. Десять лет назад я приехал в Сибирь, в Ангарск, и собралось двести человек в зале, рассчитанном на тысячу. И мне рассказали, что когда приезжал Вилли Токарев, то чуть двери не разломали, а когда приезжал Спиваков, на сцене было больше людей, чем в зале. Тогда как раз блатные песни вошли в моду, Шуфутинский и вся эта отвратительная, наглая попса заполняли залы и эфир, пытаясь подменить собой абсолютной все... Тем не менее я был единственный из поэтов, кто не сдавался и продолжал верить. Я люблю творчество, я не могу жить без живого общения. Те годы были трудные, но потом пошло. В прошлом году у меня был вечер в Кремлевском дворце, там шесть с половиной тысяч мест. Мне говорили, что я с ума сошел, что невозможно вернуть искусство в 1960 годы, что в этом зале даже попса "сыпется", даже иностранные звезды джаза. Я не знал, что будет; как в тумане вышел и вдруг увидел, как будто раздвинулись стены. Оказалось, что продали семь тысяч билетов, не хватало мест, люди стояли вдоль стен. Было замечательно...

— Я еду в Братск. Там будет фестиваль, они выпускают новое издание моей поэмы "Братская ГЭС". Поразительную историю мне рассказали. Деньги на это издание дали несколько предпринимателей, родившихся в 1965-м, в год выхода поэмы, а двое из них были на руках матерей, когда я туда приезжал и читал ее. Это просто фантастика, что такие вещи происходят.

Записала Елена ДАРАКОВА.

Фото Леонида БЕНДЕРСКОГО.

Версия для печати

Предыдущая статья

Следующая статья