| |
|
Номер 06 (751), 18.02.2005 БАНДИТСКАЯ ОДЕССА ЗАВЕЩАНИЕ СТАРУХИ
(Окончание. Начало в № 5.) Но совсем подходила под это смутное время песня "Мурка" на 45 куплетов про судьбу одной милицейской сучки. Было страшно, что Варю с ее чекистами раскроют и расправятся, как бывало раньше. Вон до сих пор в памяти оставались рассказы про тех водолазов, которые сошли с ума, спустившись на морское дно, где раскачивались, как живые, фигуры с камнями на ногах. Так казнили не только при деникинцах или красных, но и провокаторов! Нет, лучше всего осесть на такое морское дно, чтобы не попадаться! И Варька даже укатила в соседний Николаев – подальше от греха, чтобы ее не "зашухерили" с очередным сильным человеком – Васей Фармазоном, который одно время держал в своих руках весь Привоз. Тогда даже заныло в душе: проходят золотые годы, а тут живешь без настоящей семьи, без ребенка. Об этом ли думалось иногда ночной порой, когда забывались и друзья-анархисты, и пьянки в дорогих кабаках, и даже моряцкий клеш Федьки Шевчука? Но кто мог подумать, что еще были впереди такие годы, о которых потом, на больничной койке, страшно было подумать! Война... Помнится, с каким страхом Варвара Адреевна вернулась из Николаева, где осели немцы, в Одессу – при румынских войсках. Поначалу поселилась в первой попавшейся свободной квартире, которую выкупила у дворника за паршивое золотое кольцо, когда оттуда угнали старых еврейских хозяев в гетто. Надо было разворачиваться – и вот попалось на глаза незнакомое румынское слово – "бодега". Ага, это закусочная... и хорошо бы такую прикупить. Вокруг другие тоже стали разворачиваться. Появились люди с румынской дешевой валютой – леями. На них приглянулся небольшой комиссионный магазин... Не взять ли его в оборот – "коммерсовать", как стали говорить. Дело пошло: люди, оставшись без работы, обычно носили на продажу всякие драгоценности – ожерелья, часы фасонные, посуду и шубы. Все это жадно покупали румыны из офицеров, ставшие водить и наших девок, пока сюда не наехали старые жены. Нередко Варвара Андреевна забавлялась, видя жадность таких покупателей: они могли торговаться из-за ерунды, явно не имея понятия о ценных вещах. То и дело в магазине разгорался спор между такими покупателями в широченных офицерских фуражках и старыми "домнами" с непомерно подкрашенными щеками. Приходилось кокетничать, сбывая всякую ерунду. Так что дела пошли успешно в этом комиссионном магазинчике на Преображенской... или нет – улице Короля Михаила Первого. И знать бы, что на всякого мудреца, как говорят, довольно простоты. Ее обокрали. Пропала не только сумка со всем нажитым добром, но и деньги. Тогда, к весне 42-го года, уже произвели обмен советских рублей на оккупационные марки. И не во время ли такого обмена хозяйку комиссионного и подчистили – по наводке того же дворника, продавшего квартиру? Так Варвара Андреевна Сокольская вторично в жизни осталась без сбережений... Что делать? В тяжелом раздумье она сидела на последнюю мелочь в модном пивном баре "Гамбринус", где играл не старый скрипач Сашка, описанный Куприным, а крепкий аккордеон "Хоннер". Тогда к ней подошел хозяин и поинтересовался: не она ли бывшая соседка по Пушкинской, 37? Его фамилия Мавромети, он жил там и еще помнит достойных одесситов. Слово – за слово, и уже аккордеонист не просто играл немецкое "Тринк, тринк...", а и спел знакомую "Татьяну". "А про меня, Варвару, у него нет ничего?" – впервые рассмеялась она. Расстались с хозяином пивной как друзья, так что наладились у нее новые знакомства – и с каким размахом! Снова у нее в руках была коммерция – по доставке продуктов в "Гамбринус", а там и с выездами на закупку вина под Кишинев. Скоро одинокую женщину с румынской косметикой видели в том самом "Бристоле", бывшем "Красном", где остановился приехавший в Одессу певец Петр Лещенко, уроженец того же Кишинева. Ну и что с того, если война продолжалась и бои шли под Севастополем и под Харьковом... Можно жить на свете – и ничего страшного! Конечно, Варвара Андреевна бывала даже в Оперном театре. После виноградников Шабо, где закупалось дешевое вино, было так привольно раскинуться в ложе, куда неслись звуки "Травиаты" или балета вроде "Лебединого". В антрактах она вместе со всеми зрителями прогуливалась по кругу, изредка заходя в буфет, где восседала за пышными пирожными пересыпская торговка Маруська, у которой жил видный румын. И нередко приходила мысль: почему бы тоже не завести себе богатого "ромашку", как их называли? Когда фронт снова двинулся к Одессе, нужно было всерьез подумать о тех драгоценностях, которые накопились в отдельном саквояжике. Там лежали и кольца, и браслеты, и дорогие ожерелья, и всевозможные другие золотые и серебряные вещицы. Однажды про них подумалось, когда Варвара ехала со своим товаром через Дачу Ковалевского, и там, в зарослях дубовых деревьев пришла в голову мысль: здесь бы... никто не догадается. Точно! Но прошло еще несколько месяцев, пока в городе не началась паника. Суета усилилась, когда в Одессе стали командовать немецкие чины. Все поняли, что жизнь здесь кончается, и люди с деньгами кинулись к кассам. Да, скорее уносить ноги отсюда, пока не поздно! Но Варвара никуда не спешила. Раз успела спрятать свое добро... Авось, Бог не выдаст. Да, в последнее время она все чаще обращалась к божьей помощи. И не благодаря ли этому ее миновало лихо, когда настали грозные дни – с боями и облавами? Сначала рыскали немцы и их помощники – из русских добровольцев, а потом, когда пришли наши, стали шмонать и Советы. Так говорили многие – из тех, кто не особенно ждал освобождения. И сама ловила себя на том, что боится шумных парней в бушлатах и с нелепыми погонами, которые нередко просились на ночлег и клянчили чего-то поесть. Конечно, ее тоже вызывали на допрос, хотя переменила свой адрес. Кто-то донес, будто ее видели с румынами – не то с коммерсантами, не то даже с деятелями из сигуранцы – тайной полиции. Пришлось на время скрыться в соседней Молдавии. Раз напоролась на одного офицера из СМЕРШа, который просто привязался к ней. Дело было под Кишиневом – после высылки оттуда всех замешанных с оккупантами. Она выдала себя за еврейку, и этот дуралей попался – посочувствовал ей, а после предложил зажить в Койнарах, где вкусная брынза. Они заняли целый дом после бежавших хозяев, но все время беспокоила мысль: как там свое добро в тайнике, зарытом в дубовой роще? И во время командировки в центр этого сыскаря она сбежала от него, захватив пачку советских денег и даже документы – из тех, что были... С 47-го года у нее началась новая жизнь опять в Одессе. В глубине Молдаванки, на Стеновой, удалось сперва поселиться у хозяйки, а потом сойтись с молодым парнем – хватким инвалидом. Он был сапожником, но крутил дела, похоже, покрупнее – и не раз у них бывали обыски. Приходилось связываться с лихачами на Староконном базаре, где был Птичий рынок, и это увлекло Варвару Андреевну. Кто не знает, что такое сшиваться в толпе и видеть, как вокруг тебя чистят карманы? Потом приобщилась и к гадалкам, особенно к той, которая жила на Косвенной. В ее доме № 16, еще при немцах творились темные дела, а теперь хозяйка прямо сказала: "Дорогая, ты проживешь до ста лет... верно говорю! Но пока уноси ноги отсюда... шухер"! И действительно, вокруг нее крутились подозрительные типы, тоже вроде сыскарей... Снова пришлось поменять документы, снова проверяла, как там, в дубках, хранятся ценности. И сошлась недалеко от старой улицы Маразлиевской, она же улица Энгельса, с одним крупным кадром, который работал в райисполкоме. Мало сказать, что этот человек крутил большие дела, он был повязан с большим начальством. Пока его крупно не зацепили и не осудили "к вышке". Снова пришлось прятать концы в воду – и буквально... на Пересыпи. Там есть одна тихая улица, бывшая Бажакина, и в одном из захудалых домов на углу с Лесной и поселилась та, которая становилась старухой. Не пора ли было и угомониться, Варвара Андреевна Сокольская? Но жизнь еще брала свое, пока рядом не построили шумное производство – ТЭЦ с тремя вечно дымившими трубами, которые последние годы беспокоили До тех пор, пока и оттуда не выбралась в "Онкологию" за Слободкой. Выслушав такую историю пестрой и путаной жизни, прокурорский работник Андреев осторожно поинтересовался здоровьем своей собеседницы, а потом спросил: сохранилось ли еще то, что она прятала в дубках у Ковалевского? Оказалось, якобы там еще что-то есть – как бы ее завещание потомкам, раз у самой не было ни детей, ни каких-то наследников. И нарисовала план. Специальная бригада из прокуратуры поехала туда и долго искала. Но когда в указанном месте среди зарослей старых дубов раскопали яму, то в полусгнившем кожаном мешочке нашли сверху такую надпись: "ХА-ХА-ХА! НЕ УСПЕЛИ..." И вместе с этой издевательской запиской – несколько старинных монет. Когда же обратились снова к коварной старухе, то нашли ее мертвой. Видимо, третий клад, накопленный у нее, погиб в земле. Так нелепо завершилась эта вековая жизнь... Виктор ФАЙТЕЛЬБЕРГ-БЛАНК, академик.
|
|
|||||||||||||||
|
| |||||||||||||||||
)
