Номер 32 (777), 19.08.2005

О патриотическом поступке девятнадцатилетнего пацана из Одессы с июня 1944-го и до окончания второй мировой рассказывали газеты и радио Советского Союза и стран антигитлеровской коалиции.

— А потом, после Победы, как отрезало, – смущенно разводит руками голубоглазый ветеран труда из племени опаленных войной Анатолий Яковлевич Андриенко в маленькой комнатушке хрущевки на верхотуре. – Дело и понятное. Не о фронте, помощи ему пошел разговор в стране. О восстановлении хозяйства, помощи миллионам искалеченных войной, сиротам, вдовам...

Но обо мне вообще не вспоминали.

Даже теперь, в семидесятилетие и 60-летний юбилей Победы, который для меня не менее праздничный, чем собственный. Как будто к ней, Победе, и не причастен. Обидно. Разве что депутат горсовета, бывший начальник горуправления соцзащиты населения Виктор Борисович Станкевич не забыл, как прежде, поздравить. Спасибо! А вообще-то у меня ведь не оказалось уже на руках подтверждающих документов. Сообщения радио к делу не подошьешь. Публикации в иностранных газетах? А мы разве их получали?!

Наши газеты на фронте шли, как известно, на самокрутки. Повесть писателя Макса Полянского "Толина пушка", изданная ДОСААФом, стала раритетом. Письмо же с благодарностью от имени Верховного Главнокомандующего сразу как-то незаметно, передавая друг другу, заныкали газетчики – жаль, не было тогда ксероксов.

Да и примеров пожертвований в Фонд Обороны было большое множество. Народные артисты и писатели, конструкторы, даже, помнится, пчеловод с Дальнего Востока за свои сбережения дарили и танки, и самолеты.

А я – лишь пушку. Правда, именную. Для своего дяди артиллериста Устима Федоровича, младшего сержанта.

Но какую пушку!..

Это уже когда дядя вернулся с фронта после Победы, он убеждал племянника: эта пушка спасла ему жизнь.

Оказывается, с началом Отечественной пушкарей противотанковых орудий не зря называли смертниками. Располагались сорокапятки в первом эшелоне наступления и обороны. Стреляли прямой наводкой, а значит, не из-за укрытий. Дальность стрельбы меньше, чем у немецких танков, которые к тому же двигались, маневрируя. Пушку же вручную особо не "сманеврируешь" под огнем...

На смену сорокапяткам пришли 76-миллиметровые пушки. Но к 43-му немцы усовершенствовали и свои танки, и самоходки "фердинанд": увеличились их скорость, калибр орудий и наращивалась броня.

Прямым попаданием "тигра" и накрыло орудие, в расчете которого был младший сержант Устим Андриенко. Раненый, контуженный, он единственный из расчета разбитого орудия остался в живых... После госпиталя – снова на фронт.

И здесь произошло что-то невообразимое для него. Начальник штаба полка вызвал командиров орудий, чтобы приняли чудо-пушки – 100-миллиметровые, стреляющие прямой наводкой, прошивающие фашистские "тигры" и "фердинанды" еще на дальних подступах, с которых те еще не могли вести прицельного огня.

"Расстреляв на подступах, сами, сынки, останетесь в живых, спасетесь, поддержите пехоту", – воодушевлял бойцов начштаба. И тут же объявил, что первое орудие – именное, его получает как подарок от племянника младший сержант – нет, с сегодняшнего дня сержант Устим Андриенко.

— Запомнил эти слова начштаба дядя, потом много раз повторял их, вернувшись с фронта, – вспоминает Анатолий Яковлевич. – Так что, мол, племянник, ты точно мне жизнь спас.

Рекомендацию начштаба артиллерийский расчет Андриенко выполнял четко. Не подпускали врага. Без новых ранений вернулся Устим Федорович к мирной жизни, недоумевая до Победы, откуда у девятилетнего племянника такое богатство – стомиллиметровая пушка. Это ведь даже за проданный дом не купишь, и даже не за два, а братова семья, знал из писем в госпиталь, вернулась из Елецка, что на Урале, налегке в только что освобожденную Одессу, где брату, как высококвалифицированному специалисту (слесарю-наладчику), предстояло продолжить трудиться на новом военном предприятии, восстановив и наладив производство на заводе имени Кирова.

А вот то, чего не знал Устим на фронте.

В только что освобожденной Одессе 44-го не только было голодно, город еще и обстреливали, и бомбили. Фронт проходил за десяток-другой километров, в основном по западному берегу Днестровского лимана. Раненых с передовой везли в госпитали и лазареты в катакомбах. Но мирное население уже разбирало руины. И будущие рабочие завода имени Кирова в их числе.

Толин отец брал с собой сына, чтобы присмотреть за ним, ведь мин, гранат валялось по Одессе немеряно, дети ежедневно подрывались.

Толя, естественно, на вид знал и гранаты, и мины. Не трогал. Но копаться в развалинах не упускал случая – искал что-то подходящее для самодельных удочек. Наловить бычков – это же в радость голодной семье.

Потому-то, увидев жестянку то ли из-под чая, то ли из-под леденцов, без боязни выкатил ее из пыли ногой. Жестянка оказалась на удивление тяжелой.

Наставления отца (тот был тогда в командировке), подросток выполнял – обращаться, если что, к саперам (они работали по обезвреживанию завода). С предосторожностями открыли те жестянку. Засверкали сережки, браслеты, кольца, зубные коронки. Последних было больше всего. Ясно – добыча фашиста-карателя, мародера.

Еще помнил Толя совет отца обращаться при острой необходимости, когда его самого рядом не будет, к директору завода Сухорукову. Так и поступил.

— Думаю, верно будет, уверен, отец твой решит так же, сдать эту жестянку в банк, и немедленно, – посоветовал подростку Данило Митрофанович Сухоруков. – Давай, едем...

В банке ценности приняли без расспросов от имени Сухорукова – от детей ценности банки не принимают во все времена.

Но это стало поводом для недоразумений впоследствии, когда дотошные журналисты хотели узнать цену сданного. Впрочем, в ведомосте за июнь по Одесскому банку в графе сданного Сухоруковым тоже цены нет. Одна опись. Об этом и справку на руки им выдали.

О стоимости узнали в семье Андриенко потом – цена именной пушки. А вечером того дня состоялся совет дома. Мама решила все сообщить мужу. Телеграмму отправили вместе с директором завода.

А еще... На столе сиротливо лежало письмо от последнего оставшегося в живых из пятерых братьев отца, ушедших на фронт, – Устима. Пушкаря, чудом уцелевшего из всего расчета. И снова после госпиталя ему предстояло идти на фронт. Без орудия.

Кстати, трое из братьев отца были пушкарями...

— Давай-ка садись, сынок, за письмо Сталину, – предложила мама Толе. – Все опишем, как есть. О том, что нашел ценности, сдал их для Победы, что погибли на фронте уже четверо братьев отца, один остался в госпитале – пушкарь Устим. Но остался без пушки...

— Не знаю насчет грамотности – в военные годы какая учеба, – вспоминает Анатолий Яковлевич. – И о копиях подобных посланий тогда понятия не имели. Но от души письмо было.

И начались томительные дни в ожидании ответа. Отец уже вернулся из командировки, одобрил наш поступок.

Время было военное, но письма, адресованные Сталину, прочитывались "кем надо" быстро. И решения принимались быстро.

Ответ пришел из Главного артиллерийского управления Советской Армии, в котором, поблагодарив от имени Верховного Главнокомандующего, сообщали, что на фронт будет отправлено именное орудие "с надписью на лафете".

Ее Толя прочитал уже после войны, когда пушку передали в войска Одесского военного округа и находилась она в подразделении, расквартированном в Тарутинском районе. Туда не раз приглашали на встречу "хозяина" именного оружия, посылая в Одессу машину из части.

На табличке были выгравированы слова: "Моему дяде Андриенко Устину Федоровичу. Пусть мой скромный подарок ускорит разгром фашистской Германии. Ваш племянник Толя Андриенко".

Пушка... Она громила врага до самой Победы в Вене, Будапеште, Праге.

Демобилизованный сержант Устим Андриенко работал мастером механического участка на заводе в Харькове...

Толя подрос, стал воспитанником подготовительного артучилища, где получил и среднее образование. Потом работа на заводе имени Кирова вместе с отцом. До распада СССР мастер Анатолий Яковлевич Андриенко трудился на кожкомбинате. Предприятие одним из первых, потеряв оказавшихся за пределами Украины поставщиков, начал сокращать рабочих и закрылось. Всего ничего – пара лет оставалась до выхода на пенсию Андриенко по возрасту, как он оказался без работы. Лишь тогда решил напомнить о себе местным властям просьбой о содействии в трудоустройстве. Чиновники из команды городского головы Э. Гурвица (к самому мэру не пустили) лишь отфутболивали просителя да обещали. А время шло... На что жить? Дофутболили до инфаркта. Теперь уже не о работе – о здоровье впору было думать.

И если бы не работающая дочь... Но подлечиться бы, оздоровиться. На это средств не хватает у супругов Андриенко, проживающих в однокомнатной квартире на верхнем этаже хрущевки. Как и все, потерявшие накопления в банке, они на мели. Конечно, не всегда встречалась человеческая черствость.

Уже упомянутый депутат Одесского горсовета В.Б. Станкевич, возглавляя Одесское городское управление социальной защиты населения, помогал получать единоразовую материальную помощь. Дважды готовил документы представления (для двоих менявшихся управделами исполкома) на предоставление Андриенко стипендии от города.

Не на него одного – вместе с представлениями на известного по повести В. Катаева сына полка Ваню Солнцева (Ракова) и незрячего кобзаря, автора более 60 дум и исторических песен, баллад Г.Н. Гриштопу.

Так и ушли они из жизни, не дождавшись...

Не дождался покамест знака уважения от города и Анатолий Яковлевич Андриенко. О задуманном со стипендией В.Б. Станкевич уведомил своего преемника на посту начальника управления соцзащиты Л.И. Тягая. Письменно ознакомлена с этим и теперешняя руководительница управления И.Н. Аймедова.

Но...

В этом году ни управление не поздравило Андриенко с днем Победы, ни его районный терцентр...

Наверное, снова формальная "логика": пушка воевала, но сам-то Андриенко не принимал участие в военных действиях.

Кстати, чем-то подобным руководствовались и при определении половинной пенсии сыну полка Ване Солнцеву, окончившему две войны (с Германией и Японией) – грудь в наградах и знаках ранений: ведь воевал подростком. Тоже было и с кобзарем Гриштопой, распевавшим патриотические думы, зовущие на борьбу с поработителями в оккупированной Одессе. Оппоненты заявляют: но в думе ведь речь о борьбе с турецкими поработителями, сам-то даже листовок не расклеивал. И насчет меры мужества можно поспорить. Плохо, что подобная унизительная черствость исходит как бы от имени государства, города.

Нет, не от их имени! Вот ведь школьники (одесская ребятня шустрая), услышав о том, что дед Андриенко – это тот, что мальчишкой подарил фронту пушку, наведываются, напрашиваются на встречи.

С ровесниками из племени опаленных войной у него дружеские отношения. А еще о нем узнают, им гордятся посетители Музея артиллерии в Санкт-Петербурге, где находится как экспонат именная пушка.

Благодарят "мальчишку" за патриотический поступок во все пополняющейся записями Книге отзывов. Люди издалека восторгаются, благодарят, а мы... Не пора ли поддержать справедливую инициативу В.Б. Станкевича?

Григорий ЯРМУЛЬСКИЙ.

На фото: старший сержант У.Ф. Андриенко, командир именной пушки (Венгрия, 1945 г.); Толя Андриенко на встрече с послевоенным расчетом именной пушки. (Тарутинский район, 1950 г.).

Версия для печати

Предыдущая статья

Следующая статья