Номер 24 (1020), 25.06.2010

НАШИ ЗА ПРЕДЕЛАМИ

Одессит Вадим Ярмолинец долго работал в "Новом русском слове", у него были свои поклонники(цы). Однако на этот раз он выступает не в роли журналиста, корреспондента газеты, а в роли писателя. Он представляет свою новую книгу с непотопляемым названием - "Свинцовый дирижабль".

- Вадим, начнем не с самого простого вопроса. Что значит быть русским писателем?

- В моем случае это человек, который пишет на русском языке за очень небольшие деньги и без особой надежды на изменение этого статуса; наверное, это можно отнести к подавляющему большинству современных русских писателей.

- И для кого он пишет?

- В основном для себя.

Писательство в этом плане мало отличается от игры в домино, преферанс, от рыбалки. Писательство - один из способов реализации какого-то внутреннего зуда, за которым стоит стремление развлечь в первую очередь себя, оторваться от рутины жизни. Но в некоторых случаях хобби превращается в заработок, и тогда тот же неуемный зуд заставляет профессионального писателя начать играть в домино, преферанс или заняться рыбалкой.

- И не важно, где живет этот писатель - в Нью-Йорке или в Питере? Чтобы быть русским писателем, достаточно лишь писать по- русски?

Ну, а по каким еще признакам можно определить писателя? Разве что по языку. Если бы, например, русского писателя можно было вычислить по количеству выпитого им спиртного, то Хемингуэй был бы русским писателем. И не он один. Язык определяет твою национальность, а писательство - это уже побочный эффект твоей национальной принадлежности.

- В Нью-Йорке вы известны больше как журналист, газетчик. Многие читали ресторанные ревю, автором которых были вы, но не все знают, о чем идет речь в ваших книгах и кто ваши герои.

- Помните, Флобер говорил: "Госпожа Бовари - это я". Думаю, что многим авторам гораздо легче выделять из собственного характера определенные черты и с их помощью клонировать себя в новых ипостасях, чем сочинять что-то. Так и я - что бы я ни писал, я в общем-то пишу о себе. О своем опыте.

- В ноябре вы ездили в Москву, общались с российской писательской верхушкой. Ваш роман "Свинцовый дирижабль" вошел в шорт-лист литературной премии "Большая книга". Как вас приняли? И что вам дало номинирование на эту премию?

- Приняли меня замечательно. Самым важным для меня был интерес со стороны издателей, редакторов толстых журналов, других авторов. И это главное, что дало мне участие в конкурсе, точнее, то, что "Дирижабль" "влетел" в его финал. Правы были все, кто говорил, - надо писать роман, а не рассказы, на рассказы никто не обращает внимания. Так оно и вышло. Мой первый большой рассказ был напечатан в 1989 году. С тех пор моя короткая проза постоянно появлялась и в толстых, и в тонких журналах, но только роман привлек к себе внимание.

- Расскажите нашим читателям, о чем роман?

- Как написал один критик, этот роман о тлетворном влиянии западной культуры. Действие его происходит в Одессе во второй половине 80-х. Его герои - молодые люди, пропитанные идеей западной свободы, идеей, которую они получили, действительно, через "разлагающую" западную поп-культуру, от джинсов до записей модных рок-групп или поп-исполнителей. Кто-то назовет это преклонением перед Западом, кто-то - вещизмом, фетишизмом, как угодно, но все это было реакцией на запреты, которые советские власти накладывали на все, что могло поколебать их авторитет, их представление о правильном, полезном и т. д. В 80-х в СССР были известны "черные списки" запрещенных рок-групп с короткими объяснениями, почему они запрещены. Одни исполнители были "носителями антисоветских идей", другие - "средневекового мракобесия", третьи "поощряли нацизм или гомосексуализм". В этом плане советские власти ничем не отличались от нацистских, которые в 30-х законодательным образом запретили свинг как разлагающую европейско-негритянскую культуру. В обоих случая эти запреты дали один и тот же эффект - свинг был самой популярной музыкой продвинутой молодежи в нацистской Германии и на многих оккупированных территориях, а рок-музыка - самым популярным жанром у советской молодежи 70-80-х. Герой романа, молодой журналист, вовлечен в официальную кампанию борьбы с этой музыкой и одновременно наблюдает попытки властей создать собственную подконтрольную музыку нового образца. Эта деятельность и приводит его к решению эмигрировать. В основе этой истории - личный опыт, полученный на журналистской работе в 80-х в комсомольской газете.

- Вы говорили, что "Дирижабль" в определенном смысле первопроходец: ему предстоит не только застолбить тему, но и обозначить метод ее освоения. И добавили, что по-другому, то есть "не газетным способом", этих комсомольцев и ментов описать нельзя, что они еще принадлежат сфере журналистики и, соответственно, документальная форма здесь органичнее. Многие российские критики охарактеризовали роман как автобиографический.

- Как и другие жанры искусства, писательство - это создание иной реальности. Сказать о ней, что она документальна, - ошибка, конечно, но она может строиться из документов, из реальных характеров и событий. Это легко проследить на примере творчества некоторых журналистов: они берут факты и занимаются художественным творчеством, выдавая полученный продукт за журналистику. Писатель отличается от них лишь тем, что говорит сразу: это художественная проза, это моя интерпретация жизни. Я, естественно, тоже интерпретирую события и явления, но, скажем, то, что описано в "Свинцовом дирижабле", в той или иной степени имело - или могло иметь - место в реальной жизни. Я даже не менял имена некоторых героев. Скажем, Игорь Ганькевич из одесской рок-группы "Бастион" - реальное лицо, и Костя Швуим, и подруги главного героя, - все они были, а некоторые есть и поныне.

- Герой романа, Митя, живет со своей музыкой и "не подходит" под то общество. Для него иммиграция - способ стать наконец свободным?

- За решением уехать из СССР, который тогда представлялся вечным и нерушимым, стояла специфика работы в газете, требовавшая постоянной готовности лгать или идти на компромиссы. Вероятно, если бы он был токарем или водителем, эта проблема стояла бы для него не так остро, но в газете автор должен выражать свою позицию. Советская же газета требовала выражать мнение партии.

- Кажется, сегодня история в некотором роде повторяется...

- Для газетчика эта история повторяется каждодневно. Но последнее слово всегда остается за ним. Он может участвовать в этом, а может не участвовать. На Западе этот выбор легче, потому что здесь спокойнее относятся к инакомыслящим.

- Смогли бы вернуться жить в Россию? В Москву? А может, в Одессу, на родину?

- О возвращении в Одессу не может быть и речи. Я люблю Одессу своих детских воспоминаний: море, дачу на 16-й станции Большого Фонтана, Новый базар, улицу Княжескую в прозрачной тени акаций. Одесса всегда была городом-мифом. Этот миф поддерживала одесская проза Бабеля, песни Утесова, анекдоты. Сейчас это несчастный, разрушенный город, который теряет свою архитектуру, свое лицо, присущий ему культурный колорит. Одна из печальных традиций этого города - отъезд из него, а не возвращение. Вот очень короткий список: Бунин, П. Нилус, Федоров, Юшкевич, Бабель, Олеша, Ильф и Петров, Славин, Львов, Ярошевский, Гланц, Лемберский, Берникова и ваш, как говорится, скромный собеседник. Лучший из оставшихся в этом городе литераторов - автор выдающегося романа "Стень" (Сергей Шикера. - В. Б. ) - прозябает в безвестности и нищете. Его пример - другим наука.

Смог ли бы я вернуться в Россию? В Москву? Конечно, российская культурная среда, возможность общения с российскими коллегами и друзьями - очень сильный магнит, но те полторы или две тысячи долларов, которые недавно предложили нам для репатриации российские власти, не выглядят достаточно соблазнительно для такого переселения. Но если без шуток, то после 20 лет жизни в Америке я вполне чувствую ее своим домом, а теперешнее российское правительство при всех наших претензиях к нему, кажется, не намерено возвращать железный занавес. Это позволяет поддерживать контакт с интересующей тебя средой, не меняя при этом в очередной раз прописку.

- Кому-то в России интересны писатели-иммигранты?

- Мало кто ожидал в иммиграции, что Довлатов станет для российского читателя классиком, - его цитируют, на него ссылаются. То есть нынешняя оценка его российской аудиторией категорически не совпадает с его собственной самооценкой себя как "писателя-середнячка". Интерес к более поздним авторам - двоякий. Дело в том, что масса россиян получила возможность ездить за границу, поэтому их мало интересует иммигрантское бытописательство. Они и без нас знают, как мы тут живем. С другой стороны, интересно отношение к авторам-иммигрантам некоторых критиков. Они, как говорят в Америке, любят нас ненавидеть. Мы подпитываем их национальные чувства. Без нас им было бы сложнее.

- Вадим, скажите честно, писательская слава, признание на конкурсе на одну из самых значимых литературных премий в России вскружили вам голову?

- Моя слава из той категории, о которой говорят, что она живет 15 минут. Для меня самым значительным результатом попадания в шорт-лист премии "Большая книга" стало издание "Свинцового дирижабля" крупным московским издательством. Я свое дело сделал, теперь вся надежда на роман. Моя дальнейшая литературная судьба во многом зависит от того, как долго он продержится, не рухнет, как и полагается "Свинцовому дирижаблю". Меня вдохновляет опыт рок-группы Led Zeppelin. Ее основатели не очень верили в успех своего начинания, считая, что их "Дирижабль" рухнет. Поэтому они и назвали его свинцовым. Но вышло иначе. Их музыка не теряет своей актуальности уже 40 лет!

Беседу вела Виктория БЕЛОВА,
"Новое русское слово".

Фото Михаила ФИШБЕЙНА.

Версия для печати

Предыдущая статья

Следующая статья