Номер 13 (1159), 5.04.2013

(Продолжение. Начало в № № 7-12.)

Служба началась для меня со здоровенного синяка, и хорошо бы подрался, было бы не так обидно, а так сам себе набил. Получилось это так...

На призывной участок свозили ребят со всей области, туда же съезжались "покупатели", то есть представители воинских частей, прибывшие за пополнением. Все призывники на входе подвергались тщательному осмотру на предмет спиртного, ни у кого ничего не находили, но вина, водки, самогона был полный двор. Воздух напитался солнцем, потом и перегаром с едва чувствуемым привкусом плана. Все эти запреты передавали через забор, ну а закуска была у каждого в вещмешке, любая, от сала до черной икры.

Еще в военкомате, на первичной комиссии, я познакомился с несколькими ребятами, и мы держались обособленной группой. Быстро соорудили импровизированный стол из вещмешков и газет. Через полчаса пить уже было нечего, и я пошел к забору, за которым толпились родственники и друзья. Не прекращая разговора с пацанами, я шел по направлению к забору, отвернувшись от дороги. Пацаны крикнули: "Осторожно!" - я резко повернулся и сразу получил мощный удар в лицо. Отскочил, приготовился к драке, но... моим соперником оказался бетонный столб, который я попытался повергнуть собственной головой. Хоть голова моя после выпитого была чугунная, бетон непьющего столба оказался крепче, и лицо украсилось здоровенным кровоподтеком. Хохоту и разговоров хватило на сутки, до самого приезда в часть.

Почти вся наша группа попала в Николаевскую учебную дивизию. Нас привезли на вокзал, посадили в поезд, настало двенадцать часов вольницы и беспробудного пьянства, которые пролетели как один миг, и нас встретил Николаев.

Невыспавшиеся, полупьяные-полутрезвые, мы выпали из вагона на перрон. Возле вокзала нас ждали грузовые "Уралы", как бы отрезая на два года поездки в привычных гражданских автобусах, то есть вольной жизни.

Со стороны, наверное, очень интересно наблюдать, как обычные, нормальные люди превращаются в стадо. Как разномастная толпа, которую еще нельзя назвать коллективом, принимает участие в самых некрасивых акциях, лишь бы быть, как все. Кричат из кузовов матерные слова вслед проходящим женщинам, безумно при этом хохоча. Прикалываться над безответными еще интересней, веселей, безопаснее, ведь трогают не тебя. Ты сам можешь ничего не делать, но, поддерживая чей-то утробный гогот, становишься такой же скотиной. Это понимаешь потом, а пока в первый, безотчетный момент всё весело, круто, смешно. Именно такой неуправляемой толпой, таким стадом мы были. Под свист и улюлюканье пересекли город и заехали в серые металлические ворота с красной звездой.

Николаевскую учебную дивизию полного состава называли показательной - по очень жестким меркам Советской Армии это значило, что всё, от травы до крыши, соответствовало уставу без малейших поблажек и исключений. Таких показательных учебок на весь СССР было три: николаевская, подмосковная ногинская и третья, названия которой я не помню. Командиром нашей дивизии был самый молодой в армии тридцатидвухлетний генерал-майор Зайцев.

Въехав во внутренний двор, машины остановились возле огромного мрачно-серого одноэтажного здания с большими блестящими, идеально вымытыми окнами - спорткомплекс части.

Гурьбой ввалившись в двери, мы увидели большое помещение, пол которого был устлан тонкими полосатыми матрацами. На них в самых экзотических позах расположилось человек сто пацанов, прибывших на несколько часов раньше нас из других республик СССР.

Усталость и выпитое брали свое, но мы быстро сориентировались и нашли место в удаленном уголке живописного матрасно-человеческого ковра. Уснул я практически мгновенно тяжелым мертвым сном без сновидений.

Проснулся от крика, открыл глаза, надо мной пролетел чей-то вещмешок. В центре зала шла драка, дерущихся было человек пятьдесят...

СЛЕДСТВИЕ, НАШИ ДНИ

...Ух, как я бежал. Казалось, какая-то неведомая, не моя сила толкала мое тело вперед. Стометровку я преодолел в один прыжок. Преследователи остались далеко позади. Я рванул на себя тяжелую дубовую дверь службы безопасности, запрыгнул в мраморный холл и выдохнул:

- За мной гонятся бандиты!

Стоящий на входе прапорщик с темно-синими петлицами на зеленом мундире отшатнулся от меня, он ничего не понимал. Из дежурки, судорожно лапая пистолетные кобуры, выскочили подполковник и старший лейтенант:

- Что случилось?

Сдерживая одышку, я снова повторил:

- За мной гонятся бандиты!!!

Секунды текли часами, никто следом за мной в здание не заходил.

- Пойди проверь, - приказал прапорщику дежурный.

Вместо прапорщика на улицу выскочил старший лейтенант, минуты через две он вернулся, сопровождая двух моих преследователей.

- Вот они стояли недалеко от входа и куда-то звонили, - сказал старший лейтенант.

- Вы кто? - поинтересовался подполковник.

- Мы из УБОПа, - и высокий круглолицый парень предъявил удостоверение.

- Извините, я должен проверить, - сказал старший СБУшник, забрал документы и пошел куда-то к себе за стеклянную перегородку дежурки. Довольно быстро вернувшись, он, обращаясь ко мне, сказал:

- Они не бандиты, они УБОПовцы.

Я нашел в себе силы улыбнуться:

- Разница небольшая, что во внешнем виде, что в действительности.

Все улыбнулись.

- Ну, это не к нам, - с облегчением сказал дежурный. - Поедете с ними?

- Поеду, - обреченно ответил я.

Мы вышли из здания "конторы" и сели в подъехавшую машину. Давить начали еще там, на оперском сленге это давление называется "тестированием". Возле УБОПа мою машину загнали в соседний неохраняемый двор. Моего водителя Сашу и меня через оживленную улицу в наручниках провели в "лавку". Именно так - "лавка" - на собственном жаргоне оперов называется их подразделение.

(Продолжение следует.)

Петр ГАЛКИН.

Версия для печати

Предыдущая статья

Следующая статья