Номер 10 (1006), 19.03.2010

(Продолжение. Начало в № № 8-9.)

Единственная и неповторимая

Если и впрямь задаться целью найти самую большую любовь Утесова, долго искать не придется. Это была его дочь Эдит или Дита, как называли ее в глаза родственники и друзья, а за глаза - все прочие. Леонид Осипович рано (в 20 лет) стал отцом и пережил свою дочь ровно на 50 дней; так что можно с полным правом сказать, что эту любовь он пронес через всю свою жизнь.

Впрочем, назвать это чувство любовью было бы слишком просто. То была именно что страсть.

Для дочери он был готов на все, старался, чтобы даже в самых сложных условиях - в войну, разруху (а ведь Дита родилась в 1915 году, и понятно, какая эпоха выпала на ее детство) - ребенок не чувствовал себя ни в чем ущемленным. Даже во время гражданской войны и военного коммунизма Дита была не просто одета - обута, как принцесса, для нее держали гувернанток, которые обучали девочку иностранным языкам. Дита свободно владела английским, немецким и французским языками, понимала идиш, а на русском сочиняла стихи и довольно-таки неплохие тексты для отцовских и своих песен. Она занималась балетом в прославленном училище имени Вагановой, постигала актерское мастерство под руководством выдающегося режиссера Рубена Симонова. Была она хороша собой, неглупа, остра на язык, пользовалась успехом у противоположного пола, и сама довольно-таки регулярно влюблялась и теряла голову, о чем отцу, разумеется, тут же доносили доброжелатели. Кончилось тем, что Леонид Осипович забрал дочь из театрального училища и определил солисткой в свой оркестр. Для чего пришлось нарушить клятву, данную жене в 1929 году, когда он создавал свой Теа-джаз.

Тогда Елена Осиповна категорически потребовала, чтобы в оркестре "не было баб". И когда однажды какой-то чиновник поинтересовался у Утесова, почему в его ансамбле нет женщин (а в 1930-х советские женщины эмансипировались покруче даже нынешних - такой была государственная политика), тот отшутился:

- Если я возьму в оркестр красивых женщин, это будет мешать музыкантам, они будут отвлекаться от нот. А некрасивые женщины будут мешать мне.

Елена Осиповна против такого "клятвопреступления", разумеется, не возражала. Ездить с оркестром на гастроли, чтобы контролировать мужа, ей уже надоело, к тому же она увлеклась коллекционированием фарфора, так что надолго оставлять квартиру с дорогими вещами было попросту опасно. А так получался двойной контроль: дочь следила за папой, папа - за дочерью.

Что бы ни говорили по этому поводу скептики, но Дита довольно органично вписалась в отцовский коллектив и, по крайней мере, "картины не портила". Актерским талантом она, несомненно, обладала, да и голос у нее был приятный, и некоторые их совместные с отцом записи (как, к примеру, "Все хорошо, прекрасная маркиза") замечательно слушаются и по сей день. Наладилась и личная жизнь: Дита вышла замуж за известного кинорежиссера-документалиста Альберта Гендельштейна, слывшего ко всему прочему одним из самых красивых мужчин Москвы.

Однако за счастье быть партнершей выдающегося мастера эстрады ей пришлось расплачиваться тем, что никто не воспринимал Эдит Утесову как самостоятельную творческую личность. И когда в середине 1950-х из-за дурацкой кампании против "семейственности" в искусстве Дите пришлось покинуть отцовский коллектив и выступать самостоятельно, ее концерты большим успехом не пользовались. К творческим проблемам добавились и семейные.

Смерть Елены Осиповны в 1962 году стала для семейства Утесовых потрясением. Она скрепляла семью, на ней держался быт, она следила за здоровьем домочадцев, и после ее ухода как-то сразу у всех начались болячки. Леонид Осипович вынужден был вскоре прекратить выступления, хотя продолжал руководить оркестром. У Альберта обнаружилась болезнь Паркинсона. А Дита вообще никогда не могла похвастать здоровьем, из-за чего не рисковала рожать. (Правда, известный артист цирка Роман Ширман, большой друг Утесова, утверждал, что Дита не имела детей, потому что не хотела ни с кем делить отцовскую любовь; и это замечание тоже стоит принять во внимание. Утесову как раз очень хотелось внуков).

К началу 1970-х годов утесовская семья, по его собственному выражению, "превратилась в лазарет"; каждый из трех ее членов требовал за собой ухода. Дите как женщине было, пожалуй, тяжелее всех. С детства избалованная родительской опекой, она всегда требовала к себе повышенного внимания, постоянно капризничала. Я своими ушами слышал, как Леонид Осипович жаловался моим родственникам: "Дита мне говорит: "Ледя, пойди, купи лекарство, вот рецепт, только скажи, чтоб дали хорошее лекарство". Как будто, если я - Утесов, мне дадут какое-то особое лекарство!"

Но тогда еще никто не знал, что вскоре Дите поставят жестокий диагноз - лейкемия...

Три немолодых, тяжело больных человека, живущих под одной крышей, - от этого, действительно, можно было сойти с ума. И тогда все заботы о знаменитом семействе взяла на себя хрупкая женщина ("худышка, вертлявая; маленькая, с высокими скулами, раскосыми глазами" - как описывает ее Татьяна Егорова в своей скандально известной книге об Андрее Миронове), бывшая танцовщица Антонина Ревельс.

Ах, Тоня, Тоня, Тонечка

В огромном кооперативном доме на углу Садового кольца и Каретного ряда, где в начале 1960-х купила себе квартиру Дита и куда вскоре после смерти жены переселился и Леонид Осипович, ее все звали Тонькой. Помню, когда я спросил у тети, как же мне обращаться к человеку намного старшему, она ответила не сразу и, по-моему, даже звонила кому-то из соседей, чтобы выяснить "Тонькино отчество". Относились к ней как к домработнице Утесовых, хотя, как я понимаю сейчас, больше подошло бы слово "домоправительница". Она убирала, готовила, ходила за покупками, платила за квартиру, вызывала в случае необходимости врачей, следила за приемом лекарств, словом, выполняла все функции, которые необходимы, чтобы "дом" не распался, а обитатели его жили более или менее нормально. И считали Тоню если не членом семьи Утесовых, то, во всяком случае, человеком, без которого обойтись этой семье просто невозможно.

Вспоминаю, как в один из моих приездов в столицу тетя поведала новость: "Дита снова поругалась с Тоней и сказала, чтобы ее ноги в доме не было. Тоня собрала вещи и уехала к себе в Воронеж. Леонид Осипович лежит, не ест, никого к себе не подпускает и требует, чтобы вернули Тоню". В самом деле, буквально через день я снова столкнулся с Антониной Сергеевной на лестничной площадке, куда мы оба вышли вынести мусор...

После смерти Утесова мне еще несколько раз доводилось общаться с Антониной Сергеевной, когда она приезжала в Одессу по путевке в Дом отдыха ВТО (Всесоюзного театрального общества). Она была приветлива, без малейшего налета мнимой значительности, нередко свойственной вдовам знаменитостей; о Леониде Осиповиче говорила с почтением, себе в этих рассказах отводила скромное место; комментировать же сплетни и слухи отказывалась решительно и жестко. Говорила, что готовит книгу об Утесове, в которой хочет собрать занимательные эпизоды из их без малого сорокалетнего общения. Книга эта, скромно названная "Рядом с Утесовым", вышла в 1995 году, незадолго до смерти Антонины Сергеевны; мне она кажется просто замечательной - не просто увлекательной, но еще и очень утесовской по духу. Вот почему так дико читать уничтожающие характеристики, которые дают Антонине Ревельс некоторые мемуаристы, вплоть до того, что ее считают чуть ли не виновницей смерти Леонида Осиповича. Сама она это словно предчувствовала, помню брошенную вскользь реплику: "Вы еще много интересного обо мне узнаете!" И в книге я нашел такой абзац: "Своеобразно отреагировали соседи по дому (на брак Утесова и Ревельс - А. Г. ), которые до этого всегда сочувствовали мне, видя, как я ношу тяжелые сумки, и намекали, что я заслужила награды хотя бы в виде прописки (святая правда, сам неоднократно это слышал. - А. Г. ) Но когда их пожелания осуществились и даже были перевыполнены, взгляды стали суровыми и осуждающими".

Так кто же она такая, вторая жена Леонида Утесова: "хищница", десятилетиями караулившая свою "добычу", или самоотверженная помощница, которая в конце концов получила заслуженную награду? Попытаемся разобраться в этой истории.

Антонина Ревельс родилась в Воронеже, с детства мечтала стать балериной, поступила в балетную школу, где познакомилась с фактурным красавцем Валентином Новицким. Он был пятью годами старше, учился в физико-техническом институте, но любовь к танцам взяла верх, и Валентин тоже оказался в балетной школе. Оказалось, что оба тяготеют к эстрадным танцам, и родился своего рода танцевально- акробатический дуэт. Высокий, крепкий физически Валентин вызывал восхищение зала, когда на вытянутой руке поднимал и удерживал над собой хрупкую партнершу. Творческий дуэт перерос в семейный, и после окончания балетной школы пару направили на работу в Киев, а оттуда - во Львовский театр миниатюр. Во время войны Антонина с Валентином оказались в Хабаровском театре музкомедии, но как только освободили Киев, стали рваться туда. Случайная встреча в Москве с Утесовым изменила их судьбу. Ему понравились номера танцоров, и он взял их в свой оркестр.

В первый день, рассказывала Антонина Сергеевна, директор оркестра строго-настрого предупредил, чтобы она не вздумала воспылать к Утесову "какой-нибудь любовью".

- Тут до вас была одна балерина, - стращал директор, - которая бросилась однажды целовать Утесова. Это увидела его жена и сказала: "Мне эти мизансцены не нравятся". Балерину тут же уволили.

- Да как я могла о таком подумать?! - рассказывала Антонина Сергеевна. - Для меня Утесов был Богом, мне хотелось заботиться о нем, помогать ему во всем. Муж мой относился к Леониду Осиповичу столь же восторженно.

Сблизила же их... гастрономия.

На гастролях в Ленинграде, после одного из концертов, Антонина готовила ужин - жарила на электроплитке котлеты с картошкой. Вдруг раздался стук в двери. "Неужели администратор?" - испугались супруги, предчувствуя неприятности: заниматься подобными вещами в советских гостиницах было строжайше запрещено. Но на пороге появился Утесов, который тут же учуял вкусный запах и потребовал, чтобы ему дали на пробу, после чего стал вечерами регулярно наведываться к супругам. Елена Осиповна восприняла эту новость вполне благосклонно, но попросила впредь давать мужу вечером только кефир, поскольку он полнеет, да и врачи не рекомендовали ему есть острое.

Постепенно сложилось так, что в гастрольных поездках гостиничный номер Ревельс и Новицкого стал местом поздневечерних посиделок всего коллектива. Антонина готовила обычные блюда, но придумывала им шутливые названия: "Пламя Парижа" - когда в меню был перец; "Дом Гюлакчи" - тогда все сидели на полу по-турецки и ели плов руками. Правда, Утёсова это пиршество наводило на грустные мысли: он вспоминал о своём гастрите и спрашивал, показывая на то или иное блюдо:

- Тоня, это изжога?

- Да.

- Как жаль, - говорил Утесов.

А когда таких блюд было несколько, то с грустью восклицал:

- Какой же я сегодня буду голодный!

Но хозяйка стола была неумолима: больше всего на свете она боялась гнева Елены Осиповны.

Постепенно Антонина Ревельс стала в утесовской семье незаменимым человеком. Одна дама-журналистка сочинила, будто Утесов даже жалел, что не может изменить свою жизнь, взяв молодую жену. Это, конечно, ерунда. Как и то, что Антонине якобы поручено было докладывать Елене Осиповне об очередных увлечениях Диты, которая, дескать, изменяла мужу "с таким размахом, что честь семьи Утесовых часто оказывалась под угрозой".

Почему-то все мемуаристы убеждены, что Антонина Ревельс была любовницей Утесова - чуть ли не с согласия своего мужа и Елены Осиповны. Не станем оспаривать сей факт, хотя, как говорится, "никто свечку над ними не держал", но должно же было присутствовать в скромной танцовщице нечто такое, что позволило ей стать своим человеком в доме, где собирались сливки тогдашнего общества. Этим НЕЧТО был характер Антонины: легкая, живая, подвижная, неутомимая выдумщица, она сумела покорить даже Лидию Русланову и Марию Миронову - женщин властных и абсолютно не сентиментальных. Утесова же наверняка привлекало в Тоне редкое чувство юмора. Она рисовала забавные шаржи, сочиняла остроумные стишки и эпиграммы, а, главное, умела удивить своего руководителя, что удавалось немногим.

"Дело было зимой, - вспоминала Антонина Сергеевна одну из характерных историй. - Номер в гостинице был украшен фикусом, росшим в квадратной бадье. Утёсов сидел и ел яблоко. А когда осталось зёрнышко, сунул его в землю рядом с фикусом и вдруг сказал:

- Хорошо бы вернуться, а на фикусе растут яблоки.

Я неопределённо поддакнула, а сама побежала на рынок, купила много румяных яблок и, когда Утёсов уехал на концерт, привесила их на ниточках к фикусу. Мы работали во втором отделении. Вечером, после концерта, войдя в номер, он увидел усыпанный яблоками фикус и замер ошеломлённый. Придя в себя, спросил:

- Что, здесь побывал Мичурин?

- Да, заходил,- ответила я невозмутимо,- передавал вам привет".

Подобные шутки старый одессит любил и умел ценить.

(Продолжение следует.)

Александр ГАЛЯС.

На фото:
Леонид и Дита Утесовы (30-е годы);
Альберт Гендельштейн, Эдит и Леонид Утесовы.

Версия для печати

Предыдущая статья

Следующая статья