Номер 23 (819), 16.06.2006

К 70-летию со дня смерти Алексея Максимовича Горького

Первая встреча Горького с Одессой произошла в августе 1891 года. Он пришел сюда из Бессарабии, обойдя пешком почти всю Украину от Северного Донца до Днестра, от лесов Черниговщины до степей Буджака, стремясь узнать, чем люди живы. Впоследствии, вспоминая эти дни, Горький писал: "Мои симпатии к народности украинской возникли еще в 91-м году, когда я ходил по Украине". И хоть в Одессе Алексей Максимович пробыл недолго – всего до первых одесских холодов, – она оставила яркий след в его биографии.

...Получив у старосты артели куртан – доску, обитую ватой и тряпьем (что-то сродни "подушке" волжского бурлака), Алексей Пешков стал грузчиком Одесского порта.

— Как сейчас помню, – рассказывал работавший некогда вместе с ним в порту Иван Дмитриевич Ветров, – слегка угловатую фигуру молодого Горького. Я стоял на эстакаде, а "студент", как мы тогда величали Алексея Максимовича, – внизу. Грузчики взваливали на плечи шестипудовые мешки, гуськом тянулись по трапу на судно и там высыпали зерно в бездонный трюм. Заработок был нищенский – 50 копеек в день.

"Обитатели дна", "дикари", "босяки" – так пренебрежительно называли всех обездоленных, стекавшихся ради куска хлеба в Одесский порт. А Горький прежде всего увидел в них людей, подметил черты подлинной человечности и неугасимое чувство товарищества.

Одесские впечатления легли в основу "Челкаша" и других рассказов писателя, в которых он не только нарисовал картину подневольного труда в порту, порабощавшего и обезличивавшего людей, но и предсказал неминуемость революционной бури:

"...Все кругом казалось напряженным, теряющим терпение, готовым разразиться какой-то грандиозной катастрофой... и тогда в городе, на море, в небе станет тихо, ясно, славно..."

А вот как описана жизнь гавани:

"Потемневшее от пыли голубое южное небо – мутно, жаркое солнце смотрит в зеленоватое море, точно сквозь тонкую серую вуаль. Оно почти не отражается в воде, рассекаемой ударами весел, пароходных винтов, острыми килями турецких фелюг и других судов, бороздящих по всем направлениям тесную гавань. Закованные в гранит волны моря подавлены громадными тяжестями, скользящими по их хребтам, бьются о борта судов, о берега, бьются и ропщут, вспененные, загрязненные разным хламом.

Звон якорных цепей, грохот сцеплений вагонов, подвозящих груз, металлический вопль железных листов, откуда-то падающих на камень мостовой, глухой стук дерева, дребезжание извозчичьих телег, свистки пароходов, то пронзительно резкие, то глухо ревущие, крики грузчиков, матросов и таможенных солдат – все эти звуки сливаются в оглушительную музыку трудового дня и, мятежно колыхаясь, стоят низко в небе над гаванью, – к ним вздымаются с земли все новые и новые волны звуков – то глухие, рокочущие, они сурово сотрясают все кругом, то резкие, гремящие, – рвут пыльный, знойный воздух...".

Жил Горький в баржане – так называли в Одессе ночлежки для бездомных грузчиков порта. Здесь было сыро, темно и тесно. Воздух, отравленный махорочным дымом, испарениями сушившейся одежды и обуви, сдавливал грудь и дурманил голову. Прямо на цементный пол обитатели баржана клали влажные, набитые стружкой матрацы и забывались в тяжелом, беспробудном сне.

В советское время здание на Ланжероновском спуске, 2, где находился баржан, переоборудовали под клуб портовиков. У входа – мемориальная доска, напоминающая о том, что здесь в 1891 году жил А.М. Горький.

В том же году А.М. Пешков покинул Одессу. И вскоре вся Россия узнала о рождении великого пролетарского писателя Максима Горького. Его рассказы "Ванька Мазин", "Зазубрина", "В степи" опубликовал одесский журнал "Жизнь юга". А с 28 мая по 11 октября 1896 года Максим Горький печатал в газете "Одесские новости" свои очерки и статьи под рубрикой "С Всероссийской выставки".

Как отмечал известный советский литературовед Людмила Скорино, его "70 статей – смелый и открытый штурм русского капитализма. Горьковские статьи говорили о новом хищнике, который вышел на арену истории, о жестоком угнетателе, поставившем себе на службу технику, об апостоле чистогана".

Прошли десятилетия. И вот весной 1933 года стало известно, что, возвращаясь после лечения за границей, Алексей Максимович посетит Одессу.

Ранним утром 17 мая в Одесскую бухту вошел теплоход "Жан Жорес". Облокотившись на планшир, Горький задумчиво глядел на город и порт. Теплоход обогнул маяк и подошел к причалу. Порт заполнили тысячи одесситов. Люди пришли как на праздник – со знаменами, приветственными транспарантами и цветами.

Звуки музыки заглушали радостные возгласы. В первых рядах встречавших стояли ветераны порта, помнившие молодого грузчика Алешу Пешкова.

Восторженная встреча растрогала писателя. На глазах у него выступили слезы. Горький поднялся на капитанский мостик и медленно, делая паузы, с волнением начал говорить:

— Когда приезжаешь в нашу чудесную страну ударников, чувствуешь себя намного окрепшим. Хочется зверски работать, чтобы не отставать от вас...

Вечером Горький выехал в Москву. Жить ему оставалось три года...

Из статьи К. Федина "Наш долг": "Когда хочешь назвать самую важную, главную черту горьковского могучего дара, горьковского гения, то видишь, что каждое проявление этого дара озарено одним и тем же особым внутренним светом. Мы знаем Горького-художника, знаем Горького-мыслителя, Горького-революционера, гуманиста, учителя жизни. Какой из этих областей ни касался бы его плодовитый талант, всюду горел внутренний свет веры Горького в победу человеческого разума. Это, кажется мне, и была главная черта его гения – неугасимая вера в победу разума.

Горький пронес свою веру через всю жизнь, с юношеских лет до последнего вздоха. И к концу жизни свет этой веры горел жарче, горел ослепительнее, чем когда-либо прежде. Именно поэтому уже после потрясшей нас смерти никто из нас не мог примирить сознание с мыслью, что Горький мертв: не может угаснуть в мире свет, – мир ведь и есть свет, тепло, энергия огня, – не может такая вера в человека, которую Горький нес, высоко подняв над головой, уйти в небытие...".

Феликс КАМЕНЕЦКИЙ.

Версия для печати

Предыдущая статья

Следующая статья