Подшивка Свежий номер Реклама О газете Письмо в редакцию Наш вернисаж Полезные ссылки

Коллаж Алексея КОСТРОМЕНКО

Номер 1 (1147)
11.01.2013
НОВОСТИ
Культура
Дела и люди
Вперед - в прошлое!
Спрашивайте - отвечаем
Актуальная тема
16-я полоса
Криминал
Спорт

+ Новости и события Одессы

Культура, происшествия, политика, криминал, спорт, история Одессы. Бывших одесситов не бывает!

добавить на Яндекс

Rambler's Top100

Номер 1 (1147), 11.01.2013

Мы продолжаем публикацию материалов, посвящённых 90-летию старейшей на просторах СНГ одесской молодёжной газеты. Начало см. в № № 15-24, 26-49 за 2012 г.

КОРИДОР ПАМЯТИ

В газету "Комсомольское племя", которая находилась тогда на Пушкинской, 19, меня привела мама. Она узнала, что редакции нужен курьер, а так как я, закончив школу, болталась без дела, то сразу согласилась.

Хорошо помню свой первый рабочий день. Пришла, дверь открыта, а нигде ни души. Села в коридоре, жду. Первой пришла Галина Семёнова, высокая, стройная, красивая блондинка (в будущем одна из секретарей М. Горбачева). Она завела меня в большую мрачную приемную и показала мое рабочее место. Со своими нехитрыми обязанностями освоилась быстро, а с сотрудниками знакомилась, так сказать, в процессе. Вот этот очкарик с копной черных вьющихся волос, балагур и острослов, - Вадим Овсянников, мой будущий муж. Очень подвижная, смуглолицая, с карими глазами - Белла Кердман; небольшого роста, полноватая, небрежно одетая - Нина Ляпина; худощавый, начинающий седеть, часто ходивший в подтяжках - Владимир Исаакович Брудный - ответственный секретарь; светловолосый, голубоглазый, румяный, ухоженный - Игорь Лисаковский - замредактора; высокий, немного сутулый, с усами щеточкой, большими выразительными черными глазами - Ерванд Григорянц. Такими я их увидела в свои 18 лет.

Ерванд Геворкович был моим первым редактором. О нем многие писали, и я не хочу повторяться. Как редактор - жесткий, даже деспотичный. Но ему не подчинялись слепо. С ним спорили, отстаивая свое мнение, свое видение газеты, и Деревянко, и Беленьков, и Овсянников, и Кердман - практически каждый.

Когда спор доходил до высшей точки, он выглядывал в приемную и, видимо, щадя мои уши и "малолетство", говорил:

- Светик, иди погуляй.

Я тогда уже была секретарем, осваивала машинопись. Размещалась редакция к тому времени на пятом этаже в здании обкома комсомола, что на Куликовом поле. По сравнению с прежней "жилплощадью" - роскошные апартаменты. Вот там был длинный коридор, где я и "гуляла", пока не утихнет буря.

Ерванд был отходчив, камень за пазухой не держал. Идеи у него рождались одна за другой, он их щедро раздавал и был счастлив, когда какая-нибудь из них воплощалась в хорошую статью. Многие не выдерживали такого накала страстей и уходили, единицы возвращались.

Весной 1963 г. "Комсомольское племя" было реорганизовано в зональную газету "Комсомольская искра", которая стала выходить на четыре области - Одесскую, Николаевскую, Херсонскую и Крым. Представляете себе размах? В каждой области нужно было создавать корпункты, подбирать корреспондентов, успеть уговорить лучших и т. д.

Организовал и разрабатывал по сути новую газету Е. Григорянц. Работа адова. Тянули этот огромный воз и "старички", и новички. Кабинеты пустели - все в разъездах: кто в Херсоне, кто в Николаеве, кто в Крыму. В каждом номере обязательно должны быть представлены все области.

После Григорянца (он уехал в Москву, в "Комсомольскую правду") эстафету принял Игорь Лисаковский. Но личная жизнь у Ерванда Геворковича в Москве не сложилась. Брак с Галиной Семеновой распался, с сыном Тимуром отношения не складывались. В сущности он был очень одинок, неприкаянная душа. Когда ему было невмоготу, он звонил в Одессу Белле Кердман, Люде Гипфрих, Оксане Полищук, Борису Деревянко.

А вот письмо, полное юмора и щемящей грусти, в ответ на один из звонков в редакцию.

"Ну, вот и поговорили. У нас совещание!" - рявкнул редактор и положил, может быть, даже бросил трубку. И - отбой. Таковы особенности автоматической телефонной связи.

Я в отпуске - дома - болею. Когда стало грустно и не ответил ни один московский телефон, я перешел на междугородную. Телефона отдела писем я не знаю, позвонил в библиотеку редакции - с этого года "Искру" не выписывают. Ну, думаю, позвоню "самому себе". "У нас совещание!" Нет, кажется, даже я так не рявкал. Да еще на бывших редакторов! Недавно позвонил мне Николаев, попросил устроить дочь в гостиницу, так я уж рассыпался бисером...

Выпил я валокордину, лег на свою кушетку и уставился в свой потолок. И, подумав, обнаружил, что разговор был не так уж и краток. В самом деле! Во-первых, редакция на месте, редактор на месте и, как бывало, идет совещание. Значит, мир не так уж по- сумасшедшему изменчив, как я полагал в молодости... Во-вторых, на мое робкое "Свету Овсянникову можно?" мне не сказали, что она у нас не работает, что она болеет, что она в отпуске, а сказали - у нас совещание. Надо полагать, что и упомянутая гражданка у нас в кабинете.

Вот что можно узнать за три секунды! Многое. Почти всё. А что, собственно, еще я мог узнать, если бы не совещание?.. Словом - всё. Даже, пожалуй, не почти всё, а больше, чем всё. Во всяком случае больше, чем хотел. Я, например, совсем не хотел лишний раз убеждаться, что редактора бывают раздражены, когда мужские голоса интересуются их сотрудницами. Здесь открывается слишком большой простор для фантазий человека, который в отпуске - дома - больной.

Поеду-ка я в Измайловский парк и погуляю - говорят, полезно. Привет!"

Да, были друзья, подруги, любимая работа в "Комсомолке", а потом в "Литературной газете", но не было главного - внимания, теплоты, заботы. Мы изредка переписывались, перезванивались, иногда встречались, когда я приезжала к сестре.

Вот несколько строчек одного из писем: "День рождения отпраздновал сам, на скамеечке в сквере. Понимаю всю пошлость этой сценки в сорок один год, но что поделаешь, такой у меня несносный характер. Будем надеяться, что следующую "круглую" дату просто и скромно отпразднует все человечество. Представить только, ему - 50!" И последняя строчка: "Всё плохо".

В Москве ему было неуютно, поэтому радовался малейшему вниманию - звонку, письму, поздравлению, передаче с чем-то вкусненьким, которую можно было послать с оказией. Мне кажется, что одной из причин его трагического ухода было одиночество, ложное понимание своей ненужности. Добрая ему память.

Игорь Николаевич Лисаковский... Интеллигент до кончиков ногтей. С годами не менялся, оставаясь все таким же красивым, спокойным, модно одетым. Он мог заменить собой полредакции, так как умел хорошо писать, особенно рецензии на кинофильмы, спектакли, книги, выставки и на выступления "Черноморца". Кроме того, он прекрасно рисовал, мог оформить газету рисунками, карикатурами, заголовками и так далее.

В компании мог хорошо выпить, но никогда не пьянел. Только румянец становился ярче. Он гнул свою линию, которая не нравилась властям, и за "просчеты" в идеологии был уволен. А поводом послужило опоздание с публикацией отчета о пленуме ЦК ЛКСМУ. На эту расправу Ю. Михайлик разразился стихами.

Шумел-горел пожар московский,

Леса дымились вдалеке.

Стоял редактор Лисаковский

Со свежей "Искрою" в руке.

И думал он с душевной болью,

Что надо Родине служить,

Что так балетно, так футбольно

Нельзя на этом свете жить...

Что не нужны нам Салтыковы

И не нужны нам Щедрины,

Зато нужны нам Беленьковы

И крайне Кулясы нужны.

И, одурев от этих планов,

От перспективы впереди,

Приятный боцман Варлаамов

В кино под парусом ходил.

Не признавал ни драк, ни пьянок,

Вина не пил, щенков не брал,

Играл в шахмотья с Деревянкой,

Потом в романтику играл.

И оживлен, и озабочен -

Весь в ожиданье дней иных -

Там Деревянко клеит очерк

Из трех записок докладных.

И в комнатенке самой скверной,

Гоняя авторов взашей,

Сидит заботливая Кердман,

Кефиром кормит малышей.

А рядом Куляс, тихий Куляс

Макетом лупит по щекам...

И Беленьков сидит, воркует

Над хладным трупом Глущака.

В заре румяного багрянца,

Остолбенев от этих дел,

Печальный профиль Григорянца

На это самое глядел...

...Шумел-горел пожар московский,

Леса дымились вдалеке.

Стоял редактор Лисаковский

Со свежей клизмою в ж...е...

Через несколько лет Игорь Николаевич уже работал в Москве, в идеологическом отделе ЦК КПСС, где занимался культурой, в частности киноискусством.

Но самым для меня удивительным было то, что ни разу они не только не встретились, но даже не перезванивались. На мой вопрос "почему?" Ерванд только пожал плечами.

Лисаковскому в наследство достался прекрасный коллектив, хребет "Комсомолки" - Б. Деревянко, Б. Кердман, О. Полищук, В. Овсянников, Ю. Михайлик, Н. Омельченко, Б. Нечерда, Л. Гипфрих, И. Беленьков, М. Ильвес и др. Все молодые, красивые, талантливые, через одного - поэты. К ним приходили друзья-поэты В. Мороз, И. Гордон, С. Стриженюк, П. Осадчук - всех не перечислить. Они читали свои стихи друг другу и нам, простым смертным. Каждый считал себя гениальным. Лично я не возражала.

Помню бесконечные споры - как лучше организовать газету, нужны ли отделы и не лучше ли выпускать тематические страницы и т. д. и т. п. Но отделы остались, они-то и занимались и клубами ("Козлотур", "Одесика", "Роксолана", "Шкiльний меридiан", "Студентськi вiстi" и др.), и спецвыпусками. Короче - всем. А творческих сотрудников - чуть больше десяти. Нагрузка на каждого огромная. Но жили мы не только "ради нескольких строчек в газете". Хотя это - святое. И "жив ты или помер, лишь бы только в номер" - не просто слова из песни. Это закон журналистики.

Хорошую газету может сделать коллектив единомышленников, попутчики отсеивались или шли в начальники, а потом учили нас уму-разуму. Отсюда и текучесть кадров, особенно высокая при Григорянце. Но мне кажется, что атмосфера в редакции была дружеская, я бы сказала - любовная. Поженились Ерванд с Галиной Семеновой, я вышла замуж за Вадима, была еще одна семейная пара - Неля и Игорь Беленьковы, потом Борис Деревянко перевез семью из Ивановки, и его жена Алла работала у нас корректором. Семейные отношения никому не мешали - каждый занимался своим делом. А впереди были еще свадьбы - Ю. Михайлика, М. Ильвеса, А. Мазуренко, С. Мерзянина, Ларисы Парахомовской... Да и друг к другу мы обращались ласково: Юрочка, Ксюша, Боренька (к Нечерде), Вадюня, Игорек...

Всем коллективом выезжали на природу или на дачку к Григорянцу, расстилали скатерть-самобранку. Коля Омельченко или Юра брал гитару, и мы пели. Особенно хорошо получалось после второй-третьей рюмки. Интересно было наблюдать, как народ потом начинал кучковаться на отдельные группки. Я их называла клубами по интересам. В центре каждой - свой лидер, и разговоры самые разные. В одной - о политике, в другой травят анекдоты, третьим не дает покоя Солженицын. Как я любила такие компании! Каждый старался блеснуть, особенно если рядом были девушки - все красавицы, умницы, комсомолки.


Канун Нового года, 23 февраля, 8 Марта обязательно праздновали вместе, в подарок каждому - какой-нибудь "пасквиль". Так, помню посвященное мне четверостишие:

Вы станьте фас, вы станьте в профиль,

Пройдитесь задом наперед...

Она едва поднимет брови,

Но глазом даже не моргнет.

По-моему, автор - В. Хаит, но я не уверена.

А вот инструкция, составленная, скорее всего, И. Божко, по случаю встречи очередного Нового года.

Уважаемый товарищ! Сейчас начнется то, что должно: наша с Вами досрочная встреча Нового года. Мы хорошо потрудились, но кое-кто не знает, как вести себя за столом в общественном месте. Поэтому оргкомитет нашего собрания предлагает следующую

ИНСТРУКЦИЮ

1. Во время чтения доклада "Влияние любви на количество и качество строк" (30 минут), докладчик - Света Чайка. ПРОСЬБА: не приставать к Ордановскому с неподобными вопросами, не брать со стола кружочки колбасы, не шутить (а если кто пошутит, так чтобы было не смешно: культурно, выдержанно, в рамках приличия).

2. По окончании доклада скажет несколько слов Михаил Рыбак на тему "Интимный вид и его съемка" (10-15 минут). Если будет интересно, время можно прибавить.

3. На этом торжественная часть будет закончена, и мы начнем есть и пить. Помните, что с носа было взято 10 р., поэтому мы должны съесть все и выпить все. Особенно грешно оставлять коньяк и шампанское.

4. Как только кто почувствует, что он опьянел, то должен обязательно со словами "Ты меня уважаешь?" лезть к соседу целоваться. Это прилично, культурно, принято везде и красиво.

5. Если кто почувствует, что он хочет петь - петь можно: раскатисто, с надрывом, широко, но не шире имеющегося рта (это уже вульгарно).

6. Приглашая даму на танец, кавалер должен подойти, поклониться и шаркнуть ножкой. Это этикет. Это красиво.

7. Уходя, не забудь прихватить с собой что-нибудь на память. Это, с одной стороны, некрасиво, но, с другой, "на память" - значит можно. Да и в хозяйстве не помешает.

ОРГКОМИТЕТ.

(Продолжение следует.)

Светлана ОВСЯННИКОВА.

На фото:

- С. Овсянникова.

- Ю. Михайлик перед микрофоном.

- Семейная пара - В. и С. Овсянниковы.

- Николай Омельченко - главный гитарист "КИ".

Версия для печати


Предыдущая статья

Следующая статья
Здесь могла бы быть Ваша реклама

    Кумир

З питань придбання звертайтеся за адресою.