Номер 1 (1048), 14.01.2011

(Продолжение.
Начало в № № 4-5, 7, 12-13, 28, 30, 32, 37- 38, 40, 47, 50-51.)

35.

Рабочий класс Одессы к концу гражданской войны качественно отличался от своего предреволюционного предшественника. Очень многие коренные пролетарии города были выкачаны империалистической и гражданской войнами. Работяги одесских предприятий, в отличие от их московских, питерских, тульских братьев по классу, ещё толком не жили при большевистской власти. Их социально-психологическое воспитание было связано с частыми переменами властей и режимов, с непрерывной тревогой и противоречиями пропаганды. Это были, как правило, вчерашние крестьяне, покинувшие свои хаты (ненадолго, как им казалось) для заработка в городе. Разумеется, они не испытывали симпатий к власти пролетариев, то есть людей, у которых ничего нет, "подонков общества". Да ещё и провозгласившей в перспективе полную ликвидацию частной собственности на средства производства. Но это - так, теоретические симпатии-антипатии. Куда более влиятельным для их психологии была оплата труда при белых и интервентах. Приход большевиков покончил с этим надолго.

То и дело чекистам приходилось бросать всё и отправляться на предприятия, где возникала буза. В мае еле уладили её в порту, где грузчики и безработные устроили Гайд-парк. Чекистская информация гласит: "Грузчик Строгалёв залез на бочку и говорил, что при царизме они все имели угнетение, но вместе с тем и бананы, апельсины, лимоны, маслины и прочее. А теперь они имеют свободу, но нет всего остального. Он сказал буквально следующее: "Я извиняюсь, товарищи, а на хрена мне такая независимость". А в июне - вообще: рабочие одесского судоремонтного завода РОПиТа (одно из крупнейших промышленных предприятий Одессы того времени) объявили забастовку. Поводом послужили невыплаты заработной платы, аресты и бессудные расстрелы, отсутствие самых необходимых товаров и дороговизна. Рабочие завода явно не были в числе горячих сторонников советской власти. Чекисты располагали материалом о том, что ропитовцы бастовали ещё в июне 1919 года, протестуя против диктатуры большевиков, реквизиций и массовых расстрелов. Имелись и сведения о том, что в сентябре того же года сам генерал Деникин, в занятой добровольцами Одессе, побывал именно на заводе РОПиТа, где произнёс речь перед рабочими. И маляр Стёпин преподнёс ему от рабочих завода хлеб-соль и поздравительный адрес Добровольческой армии.

В конце мая-1920 Одесский губком решительно, в духе времени, утвердил "Постановление Черноморводтрана о закрытии завода РОПиТ для набора абсолютно надежных рабочих и служащих". Документ требовал: "...несоветский элемент сдать в тыловое ополчение, направить их в Харьков. Вновь принятые рабочие за временное закрытие завода получают жалование полностью..." В июне ЧК провела на заводе обыск. Само собой, были найдены эсеровская литература и оружие, а также "подпольная антисоветская организация". Зачинщиков забастовки арестовали и - в лагерь.

Динамика последних лет отшибла память о многих событиях и явлениях, которые безусловно стоили внимания. Сотни тысяч русских военнослужащих, например, ещё в ходе империалистической войны по разным причинам оказались за рубежом.

И вот однажды, как вспоминал по этому поводу Паустовский, летним утром он увидел на внутреннем рейде два неуклюжих океанских парохода под французскими флагами. И город тут же спросонья заговорил о новой интервенции. Будущий знаменитый писатель, а тогда молодой одесский журналист и еще несколько его коллег побежали в порт. Но их туда не впустили. Константин Георгиевич пишет: " Рядом с пароходами стоял элегантный и длинный, как серая сигара, французский контрминоносец "Лейтенант Борри". Прозрачный дым струился из его труб, а медные части пылали на палубе десятками жгучих солнц... Мы узнали, что контрминоносцем "Лейтенант Борри" командовал известный и весьма изысканный французский писатель-моряк Клод Фаррер, автор книги "В чаду опиума".

Разумеется, будущим классикам очень хотелось посмотреть на эту знаменитость и, по возможности, познакомиться с ним. Воображение приносило упоительную беседу с европейским беллетристом. Но то, что они (с прочими прибежавшими в порт одесситами заодно) увидели, заставило забыть мелкую литературную экзотику. С французских транспортов "...в полном порядке и тишине спустились не зуавы и не кофейные сенегальцы, и даже не солдаты французского Иностранного легиона, а наши русские солдаты в новенькой, с иголочки, защитной форме, но без оружия. Единственно, что отличало их от солдат старой царской армии, - это скрипучие краги из желтой глянцевой кожи".

Прибывших собирали в "коробки" и строем отправляли в казармы - под командой советских военных. Вскоре Одесса узнала: это был тот самый знаменитый в начале великой войны и забытый в ходе гражданской Русский экспедиционный корпус, который монаршею волею и в знак верности союзникам был направлен во Францию. Но война кончилась, и перед французским правительствам встал вопрос о русских гражданах. Именно в начале 1920 года появилось решение - вернуть всех желающих русских на родину. Желающих, как ни странно это покажется современному моему земляку- читателю, оказалось много. Начиная с апреля Одесса и тут была в центре событий, ибо в нашем порту ошвартовались суда из Европы, груженные до отказа бывшими подданными Российской империи. Правда, одесситов среди них было очень мало. Всего ничего. Но свалилось и это, так сказать, на одесскую голову. И голова эта шла кругом: как тут быть? Что делать? И главное - кому отвечать? Впрочем, в первый же день этого явления народу из УкрЧК пришел приказ: просеять всё прибывшее через крупное, среднее и мелкое сита, дабы не проскочили под шумок в числе многотысячной массы бывших чинов экспедиционного корпуса шпионы, диверсанты-террористы и тому подобный актив классовых врагов. Что до городских парторганизации и комсомола, то ЦК КП(б) озадачило их пропагандой этих наших сограждан, чудесным образом не познавших ни октября-1917 в Питере и Москве, ни января-1918 в Одессе, ни гражданской войны в стране, и вообще не имевших ни малейшего представления о чуде власти Советов. Естественно, что бывшее для наших сограждан повседневностью стало для них дивом дивным.

По воспоминаниям гидрографа кавторанга Н. Н. Крыжановского, который служил в Одесском порту, туда сбежалась значительная часть населения города. Здесь были и одесские люмпены, и бывшие гимназисты, и рабочая молодёжь, и пикейные жилеты. Были тут студенты, любящие повеселиться, мастеровые с Пересыпи, бульварные девки и другие приличные люди, замешанные в революционное тесто. В Одесской гавани они увидели, что перед ошвартовавшимися итальянскими транспортами... стояла масса народа, войска, оркестр музыки и множество чекистов. Начальство держало речь к солдатам, призывая их немедленно записываться в Красную Армию. Постепенно солдат выводили с кораблей на причал и строили в колонны. Вещи было приказано оставить. Значительное волнение у прибывших вызвал слух об изъятии у них денег, валюты и ценностей. Иные из солдат стали выбрасывать деньги за борт. И вскоре морская вода стала схожа с болотной - покрылась лепестками с водяными знаками. Однако некоторые из солдат стали протестовать против конфискации денег и вещей и не хотели немедленно записываться в Красную Армию, а рвались домой, где они не были с начала войны.

Скоро начались аресты, и на Екатерининской площади был в известном доме организован особый отдел ЧК для арестованных солдат... До самой зимы там были слышны голоса и неслись неприличные солдатские песни арестованных (в том числе и на скверном французском). Это всё ещё не сдавались наиболее упорные из солдат, сдуру возвратившихся в своё дорогое Отечество.

36.

Ну а что же сознательная молодёжь Одессы, ея передовой отряд? Осень двадцатого стала для нашей комсы эпохальной. Собственно, для всей комсомолии страны это был второй Великий Октябрь. Первый, в семнадцатом, открыл новую эру. Второй, в двадцатом, дал лозунг юношеству и молодёжи на долгие десятилетия. Собственно, его суть не снята и в нынешней демократической Одессе. Хотя авторская подпись под ним снята. И обращаясь с ним к новому поколению, уже не ссылаются на Ленина...

Да-да, в Москве открылся тот самый III съезд комсомола, на котором выступил Предсовнаркома Ульянов-Ленин. Его речь в дальнейшем издавалась миллионными тиражами, капитально и брошюрно, под названием "Задачи союзов молодёжи". Кратко её содержание излагали так: "Учиться, учиться, учиться..." Интересно, что до самого развала ВЛКСМ никто так и не обратил внимания на то, что у вождя речь шла не о "Союзе молодёжи", а именно о "Союзах". Так привычен и удобен был обывателю от комсомола принцип единого молодёжного союза, что он не брал в голову простой вещи: в 1920 году такого союза ещё попросту не было. Что ставит под сомнение и привычную для нас дату рождения ВЛКСМ - восемнадцатый год. Ведь "В" означает "Всесоюзный". А под "Союзом" подразумевается СССР. Но до его возникновения тогда оставалось ещё, как минимум, два года. Полноте, мог ли родиться на свет Всесоюзный союз молодёжи, верный сын нашей страны (т. е. Союза ССР) задолго до того, как родился сам СССР! Воля ваша, а что-то тут не так.

Неспроста опытные историки и публицисты всегда говорили о дне рождения комсомола, а не ВЛКСМ. Впрочем, такая аббревиатура, действительно, существовала с восемнадцатого. Но означала она "Всероссийский", а отнюдь не "Всесоюзный". Последнее тогда никому просто в голову не приходило.

(Продолжение следует.)

Ким КАНЕВСКИЙ.

Версия для печати

Предыдущая статья

Следующая статья