Номер 37 (982), 25.09.2009

(Продолжение.
Начало см. № № 9, 12, 15, 17, 22, 31-32, 35-36.)

19.

На фотопортретах Жанна Лябурб выглядит, как юное создание. На деле ей было лет сорок. Знакомые вспоминают роскошные каштановые волосы с проседью. Отмечают в одну душу необычный взгляд огромных глаз - мягкий, но пристальный и проницательный. Часто меняла шляпы - но неизменно тёмных цветов и широкополые. И в подполье, и в Москве нередко говорилось о том, что её контакты с Троцким выходили довольно-таки далеко за пределы юрисдикции профессиональных революционеров. Да что там Троцкий! Шли разговоры и о Самом... Но одно малоизвестное обстоятельство ставит версию адюльтера под сомнение: в Москве Лябурб вышла замуж за сербского революционера Вукашина Марковича. Интеллигент, недоучившийся врач, в Первую мировую он был произведен в "лекари военного времени" и призван в русскую армию. Лечил раненых и больных. Отличился в боях, был ранен и награждён. Выказал качества строевого командира. С началом революции формировал иностранные добровольческие части из солдат и офицеров - пленных, которые готовы были вступить в зарождающуюся Красную Армию. С организацией военного министерства (Наркомата) товарищ Маркович работал в ведомстве Троцкого по укомплектованию РККА офицерским составом и виделся, я думаю, со Львом Давидовичем всё же чаще, чем жена. Впрочем, кто знает...

Белых пятен в её судьбе и без того предостаточно. Некоторые биографы категорически утверждают: вышла из народа. Но посмертная советская публицистика авторитетно указывает: Жанна Мария Лябурб - родная дочь парижского коммунара, в свою очередь происходящего чуть ли не от гвардейского офицера Бурбонов. Отсюда, дескать, и фамилия. Считается, что её отец в своё время и по идеологическим соображениям отрёкся от голубокровной родни и ударился в Коммуну.

Впрочем, Орлова менее всего интересовали романтические детали ее происхождения. Тем более, документы контрразведки безупречно свидетельствовали о том, что родилась пациентка в 1877 году, в апреле, и что родный ея папаша - некто Клод Лябурб, 37 лет, батрак, подёнщик. Мать - также француженка Мария Лабе (или Лаббэ), тридцать один год, без профессии. При рождении получила имя Мари. Документы не проясняют историю появления имени Жанна. Лябурб и в дальнейшем поддерживала версию происхождения и биографии отца-коммунара, в революцию презревшего белый прапор с золотыми лилиями и павшего под триколором на парижской баррикаде. В числе её исторических кумиров была Жанна Д'Арк. Так или иначе, но под именем Жанны она вошла в историю русской революции, гражданской войны и нашего города. Да, не забыть бы: как уже упомянуто выше и вскользь, поговаривали и о её необычно близком знакомстве с Лениным. Впервые встретились они не в Питере и не в Москве, и даже не в Париже - представьте себе, в Польше. Много позднее, когда Юденич с финнами так резко и грозно пошел на Петроград, и правительство унесло ноги в Белокаменную, ввиду открывшейся иностранной интервенции зарубежные революционеры прибыли в Республику Труда для поддержки рабоче-крестьянской революции. Они селились в Москве, входили в соответствующие национальные секции ЦК (будущий Исполком Коминтерна и главразведупра Генштаба РККА). Там Лябурб сдружилась с Крупской, Коллонтай, Инессой Арманд. Само собой, она часто виделась с Лениным, уже главой ревправительства и неформальным лидером партии. А вот с Троцким - наверняка много реже. Ибо наркоминдел сразу же после Бреста получил новое назначение: наркомвоенмор. Военный министр Республики. И довольно скоро оставил столицу, отправился в роскошное турне по фронтам - на знаменитом своём составе, вошедшем в историю, как Поезд Председателя Реввоенсовета.

В августе-1918 иностранные коммунисты собрались в "Метрополе" на совещание ЦК и Наркомвоена относительно своей работы в Советской России. У Орлова имелось донесение агента и об этом мероприятии, и о секретной встрече Лябурб с наркоминдел Чичериным и заместителем Дзержинского Ксенофонтовым. Опять-таки, мало кто знает, что Лябурб уже собиралась на Север, в Мурманск, куда её командировали для работы среди высадившихся интервентов. Но, уже получив со склада наркомвоена тёплые вещи и обувь, она вдруг отправилась на Юг - в Одессу...

Увы, одесское подполье не было особо осторожным. С иностранными моряками и солдатами нередко общались помощники Инколлегии, не знающие иностранных языков. Словом, довольно быстро эта работа обнаружилась ведомством Орлова. Знакомясь с материалами этого круга, иногда ощущаешь странность ситуации. Ну, вроде того, что - играл Владимир Григорьевич с подпольем в некую игру с непонятными правилами и целью.

Один из организаторов одесской комсомолии, активный участник молодёжного подполья М. Гарин прислал мне несколько страничек своих воспоминаний. Я привожу их буквально.

"Утром 2 марта 1919 года я пришел на явку для отработки одной из операций. Там я застал нескольких товарищей и среди них - Елену Соколовскую. Все были страшно взволнованы и возбуждены. Я пришел в тот момент, когда Стойко Ратков с искаженным от ужаса лицом рассказывал о разыгравшейся ночью страшной трагедии. Поздно вечером 1 марта на квартиру, где жила Жанна Лябурб, ворвались французские и белогвардейские офицеры. При обыске нашли нелегальную литературу. Вместе с Жанной Лябурб и пришедшим к ней Ратковым арестовали квартирную хозяйку Лейфман, трёх её дочерей и случайно зашедшего в гости знакомого хозяйки Л. Швеца. Со связанными руками их погнали по городу во французскую контрразведку. Здесь уже находились арестованные в ту же ночь Жак Елин, Мишель Штиливкер, Александр Винницкий и студентка Мария Лиман. Стойко рассказал: во время допроса их зверски били. А после побоев и пыток их всех повезли на машине куда-то за город. Когда автомобиль остановился в районе кладбища, Стойко Ратков, сообразив, что их привезли на расстрел, будучи физически очень здоровым и сильным человеком, ударил близстоящего офицера, выпрыгнул из машины и бросился бежать. По нему стреляли, но в темноте ему удалось скрыться..."

А вот что я записал о случившемся в ходе беседы с И. Э. Южным-Горенюком: шпики называли эту женщину по-разному. Она числилась у них Еленой и Соколом (вероятно, какое-то время филёры путали её с Еленой Соколовской, они действительно были немного схожи), Жанной, Марией, Мадам, Мадемуазель. И даже Шляпой - должно быть, из-за пристрастия к широким полам головного убора. Как выяснилось после освобождения Одессы, начальник контрразведки Гришина-Алмазова Орлов точно знал её одесский адрес: Пушкинская, дом № 13, квартира 24. Это место и ряд других явок довольно долго были под орловским колпаком. Но арестовал он Жанну только в начале марта этого самого 1919 года. Прямо там, на квартире. Ход Орлом!

И однако же ни у Деникина, ни у французов особого выбора теперь уже не было. Как и времени для колебаний. Одесса - на одной из карикатур подпольной газеты ("Ле Коммун", французский язык, тираж - семь тысяч) изображалась в виде пороховой бочки. А на ней в обнимку Деникин и Фрейденберг - полковник, начштаба группы французских войск - с зажженным фитилём в руках. Портретное сходство не оставляло поля для сомнений. К тому же русская контрразведка перехватила информацию Ласточкина в центр, где говорилось о выходе в ближайшее время газеты на румынском, польском, сербском и греческом языках. И, о ужас, с публикациями иностранных матросов и солдат! Подготовленные материалы снабжены факсимильными подписями авторов. И призывают убираться по домам, пока с Севера не пришли русские полки. А то, мол, так накостыляют, что тут и помрём. А за что, дескать? Какого лешего?

Орлов, как истинный мастер-профессионал, спешки не любил. Но тут приходилось не только быть и быстрым, и скорым - нужно было это ещё и демонстрировать. Пришлось часть аппарата отдела сосредоточить на шуме, шухере и прочих пузырях, имитирующих оперативность. Четыре вечера подряд проводились аресты в центре города, в Слободке- Романовке, на Молдаванке и в усатовском пригороде. Это были давно известные полиции адреса воровских хаз, малин и притонов, которыми иногда пользовалось и партийное подполье. Начальник отдела считал, что французы потребуют вести следствие в рамках законности и европейских стандартов. А это даст время для того, что на языке профессиональной контрразведки называется "нежное бритьё". То есть объекту дают успокоиться, обрасти щетиной, увериться в слабости противника. И увлечься, утратить осторожность. Этому, по его замыслу, должны были способствовать и успехи красных там, на фронтах, и сведения о настроениях интервентов. И, конечно же, разложение в рядах контрразведки. Орлов сделал всё для того, чтобы свободная пресса публиковала материалы - признаки такого разложения.

Обыватель, например, читал о чудо-богатырском кутеже компании штабс-капитана Карновича-Валуа в кабаке "Кинь грусть..." на Преображенской, в результате чего были избиты зверски шесть штатских семейных мужчин купеческого звания, а жены у них были отбиты силой оружия, в пешем строю, и увезены в Люстдорф на автомобиле, записанном за контрразведкой. И "Кинь грусть" находился на Канатной, а отнюдь не на Преображенской. И штабс-капитан с роскошной двойной фамилии ещё в январе девятнадцатого был откомандирован за кордон, в русскую военную миссию в Париже. И драка вышла пустяковая, два прапорщика-пехотинца непутём пристали к солистке цыганского хора. Их же, конечно, и отметелили. Но Орлов палец о палец не ударил для опровержения. Уж не сам ли сочинил? Подозрительное множество подобных публикаций появилось в одесской прессе в конце января, в феврале-марте 1919 года. Странное бессилие демонстрировала военная цензура, еще недавно свирепствовавшая так, что даже и лояльный ко всему и вся "Одесский листок" выходил с пустыми колонками. Орлов хватал мелочь пузатую - "За агитацию против мобилизации в Добрармию", "За поставку некачественного продфуража", "За кражу пяти штук кожи из цейхгауза кавдивизиона" - как за диверсии, направленные на ослабление обороноспособности гарнизона. А на личной карте Орлова (роскошно напечатанный туристский план города), аккуратно наносились крестики и кружочки, обозначающие серьёзный объекты подполья. Он скрывал от французов, что уже знает адрес квартиры красивой француженки, заправляющей работой среди своих соотечественников. Он боялся - обрадуются, накинутся, всё дело испортят. Он планировал аккуратненько изъять и Соколовскую, и Лябурб, и Ласточкина с его обкомом. По плану Орлова, это должно было произойти в первых числах марта-19. И это случилось. И именно первого марта...

Такова она, история француженки с мандатом на подрыв духа интервентов. Краткий курс, разумеется: она достойна отдельного разговора во многих томах.

(Продолжение следует.)

Ким КАНЕВСКИЙ.

Версия для печати

Предыдущая статья

Следующая статья