Номер 21 (868), 8.06.2007

МНЕНИЕ

с негодованием восклицает, вернувшись с бала, старая графиня, которую за глаза прозвали Пиковой дамой. И далее с презрением: "Девчонки! А бывало, кто пел, кто танцевал...". Не будем вслед за графиней перечислять имена знатных дам парижского света семидесятых годов 18 столетия, напомним только, что среди них была "сама, сама маркиза Помпадур!".

Поскольку я доверяю читателям, то убеждена, что они решили: речь пойдет об опере Петра Ильича Чайковского "Пиковая дама". И были бы правы, поскольку именно в опере Чайковского, либретто которой написал его брат Модест Ильич, графиня, прежде чем начать арию, в основу которой легла старинная французская песенка, произносит свой гневный монолог, но... В действительности, я ввела читателей в заблуждение. Ни опера, ни Чайковский не имеют никакого отношения к тому спектаклю, о котором я собираюсь поговорить. Разве что кое-где в нем использованы зарифмованные строчки, написанные Модестом Ильичом.

Спектакль, поставленный в Одесском русском драматическом театре режиссером Алексеем Гирбой, называется "ТРОЙКА, СЕМЕРКА, ТУЗ...". Как пишется на афишах, он создан по повести Пушкина "Пиковая дама". Но не всегда можно верить тому, что пишется на афишах. Сам Александр Сергеевич, увидев спектакль, непременно воскликнул бы: "Ай да сукин сын! Кто же эти полуголые танцорки? В мои времена таких никто отродясь не видел! Модест, будь он неладен, тоже достаточно накуролесил в своем либретто, зачем-то утопил в Зимней канавке Лизавету Ивановну, приплел князя Елецкого, но гениальная музыка Петра Ильича может оправдать все. И вообще, что дозволено Юпитеру-Чайковскому, то не дозволено быку..." Короче говоря, в таких ли выражениях возмущался бы Александр Сергеевич (доподлинно ему принадлежит лишь одно выражение "Ай да сукин сын") или в других, нам неизвестно, скорее всего, будучи горячего африканского нрава, он вызвал бы режиссера на дуэль. Извинений типа: "Я хотел приблизить повесть к современности", конечно бы, не принял, так как еще при жизни верил, что "дух его в заветной лире" убежит тления. Да и мы убеждены, что классики в осовременивании не нуждаются по определению, потому что классики - это творцы, создающие произведения непреходящей ценности, то есть пишущие не только на сегодня, но и forever. Но многие современные режиссеры не доверяют классикам, стремятся их произведения приблизить к сегодняшнему дню. Успех такой затеи зависит от режиссерской концепции сближения времен и меры таланта. Чаще всего получается нечто натужное, вызывающее недоумение и внутренний протест.

Интересно, что режиссеры не доверяют не только классикам, но и зрителям, будучи почему-то убежденными в том, что зрители не в состоянии почувствовать злободневность произведения, написанного в позапрошлом веке. Впрочем, даже у эллинов можно найти абсолютно современные мысли, так как человеческие эмоции остаются неизменными, как бы ни менялся исторический антураж, а именно эмоции являются двигателем сюжета.

Но обратимся к конкретному произведению, к "Пиковой даме". Начнем с фабулы. Молодой офицер (Германн), терзаемый тайными страстями, войдя в азарт, подогретый двумя большими выигрышами, проигрывается в пух и прах и сходит с ума. Сюжет абсолютно современный. Неважно, где происходит игра, у конногвардейца Нарумова или в обществе богатых игроков под председательством Чекалинского, или в современном казино, в поезде, на курортном пляже... (Известно, что и сейчас есть частные дома, где собираются небедные игроки). Все это неважно, так же, как неважно, попал ли наш герой в лапы профессиональных шулеров-катал, специально давших ему возможность вначале выиграть, чтобы покрепче увяз, или сам "обдернулся". Словом, вся ситуация узнаваема. Более того, на сегодняшний день, когда вокруг засилье казино и игровых автоматов, - злободневна.

Теперь о самом Германне. Заглянем в "Пиковую даму" Пушкина. "Германн немец: он расчетлив" - это мнение Томского. А вот авторская характеристика: "Он был скрытен и честолюбив, (...) имел сильные страсти и огненное воображение, но твердость спасала его от обыкновенных заблуждений молодости. (...) Будучи в душе игрок, никогда не брал он (прежде - Е.К.) карты в руки. (...) Имея мало истинной веры, он имел множество предрассудков. Он верил, что мертвая графиня могла иметь вредное влияние на его жизнь..." Ну чем не современный характер? Скрытность, честолюбие, азартность, а уж предрассудки, заменяющие веру!..

Итак, и ситуация, и герой абсолютно современны. Но режиссер-постановщик сценической версии "Пиковой дамы" (удивительно удобное слово "версия"!) Алексей Гирба считает, что надо эту современность еще больше осовременить. А вдруг зрители не поймут, что Пушкин писал forever, если не одеть часть персонажей в полусовременные костюмы и не вывести на сцену стриптизерш, использующих вместо традиционного шеста фонарный столб (до раздевания дело не дошло).

Словом, не доверяет режиссер ни Пушкину, ни зрителям. Боюсь, что зрителей вообще в театре склоны "держать за..." Не буду продолжать... Скажем лучше так: предполагается всеобщая темнота и безграмотность. Да, к сожалению, часть современной молодежи не очень сильна в области искусства - в музыке, в поэзии... Но вместо того, чтобы просвещать молодых, приводят, мягко говоря, в шоковое состояние тех, кто в состоянии отличить поэзию Гейне от текста сентиментального немецкого романа (Германн под видом письма к Лизе, списанного с сентиментального немецкого романа, читает начало "Лорелеи" Гейне) или просто перевести с немецкого не укладывающийся в рамки письма текст. Аналогичная ситуация с музыкальным сопровождением. Называется: не верь ушам своим. Звучит "К Элизе" Бетховена, а в программке значится музыка Баха. Мне объяснили, что произошло недоразумение при издании программок, а поскольку они изданы большим тиражом на меловой бумаге, очень интересно и хорошо с полиграфической точки зрения оформлены (кстати, с вкладышем, поясняющем карточную терминологию и биографией А. Гирбы), то "поезд уже ушел". Ладно, согласна, деньги уже потрачены, уничтожать программки не рационально. Но... отмечают же к каждому спектаклю исполнителей ролей, а иногда даже фамилии дописывают, так почему бы во вкладыше программки от руки не исправить ошибку. Впрочем, возможно, вкладыши (а это всего лишь небольшой листочек) и будут перепечатаны, но меня поразила постановка вопроса: "А сколько человек в зале могут отличить Бетховена от Баха или определить, что Германн читает именно "Лорелею"? А ведь как хорошо, именно по-немецки звучит Гейне!". Комментарии, как говорится, излишни.

Кстати, о музыке. Почему-то в спектакле используется музыка разных композиторов, но, как говорилось выше, в их число почему-то не попал Петр Ильич Чайковский. Скорее всего, авторы спектакля испугались обвинения в банальности. Но тогда возникает вопрос, почему те же авторы не погнушались использовать кое-где тексты Модеста Ильича?. В основном эти тексты звучат в исполнении четырех игроков и трех дам (они же Томский, Нарумов, челядь графини и т.д.), выкрикивающих каждый по отдельной фразе, как было принято во времена моего пионерского детства в так называемом литмонтаже. Все это создает на сцене сумбур.

В общем, несмотря на сложность некоторых мизансцен и непрерывные перемещения по сцене восьми второстепенных персонажей, а также отдельных конструкций декорации, режиссерское решение спектакля по своей сути показалось мне примитивным. Примитивным хотя бы потому, что найден единственный, давно уже ставший банальным ход, - осовременивания современного (по мысли и характерам) сюжета с помощью внесения в него атрибутов сегодняшнего дня (в данном случае деталей костюмов и "девочек" в "заведении", кстати, украшенном барной стойкой).

Впрочем, я должна честно признать, что спектакль пользуется успехом. Во всяком случае - у молодого зрителя, которому, по выражению современной молодежи, "на самом деле" все равно - Бах или Бетховен, Гейне или кто-то другой... Психологическая драма или сумбурная, нашпигованная танцами постановка. Давно уже наши эстрадные исполнители перестали выступать соло, обязательно выходят на сцену в окружении массовой подтанцовки, за которую, в случае неудачи, можно спрятаться. Нынче и театральные режиссеры стали прибегать к подтанцовкам, которые и огрехи покроют, и любителей шоу привлекут. Такие постановки напоминают мне видеоклипы (форму, к которой лично я долго привыкала) - видеоряд дополняет, "комментирует" солиста, создает ассоциативный фон. Вот такое клипмейкерство стало нынче осваивать и театральные подмостки. Повторяю, молодежи и прочим любителям шоу спектакль нравится, но причем здесь Пушкин?

Будет несправедливо, если я не отмечу две несомненные удачи спектакля. Во- первых, сценографию художника- постановщика Григория Фаера. Легкая, двухъярусная, ажурная конструкция, позволяющая мгновенно превращать внутренние покои в улицу, игровой зал, будуар графини: Символично, что комната Лизы находится наверху, в девичьей светелке. Это поднимает героиню над остальными персонажами.

То, что "во-вторых", я нахожу нужным выделить отдельным абзацем. Я спектакль смотрела дважды (на премьере и после внесения режиссером некоторых правок). Перед моими глазами прошли два Германна - Сергей Поляков и Геннадий Скарга, и две Лизы - Гуллер Полякова и Ольга Салтыкова. К сожалению, мне так и не пришлось увидеть в роли Графини замечательную актрису, заслуженную артистку Украины Наталью Дубровскую. Но я дважды видела в этой роли заслуженную артистку Украины Тамару Мороз и дважды восхищалась тем, как актриса делает эту роль, создает образ, находясь на тонкой, как лезвие ножа, грани, отделяющей его (образ) от карикатурного. Ведь 87-летняя старуха в парике, с накладными буклями, разукрашенная лентами и финтифлюшками по моде 60-летней давности, карикатурна по самой своей сути. И все же у Мороз Графиня остается просто очень старой, капризной, деспотичной женщиной с распухшими ногами. Эту пушкинскую ремарку можно воочию увидеть, когда старуха после бала сбрасывает туфли и с видимым облегчением шевелит ступнями. Очень хороша Мороз и в сцене с Германном. Она молчит, но ее глаза говорят о смертельном испуге, они и убеждают, и молят...

Вот только Германн ведет себя несколько странно... Уж не могу вспомнить, как было на первом спектакле, но на втором - Германн для начала закрывал Графине рот рукой, что - даже при желании сделать спектакль близким к современности - не лезет ни в какие ворота - все же перед ним старая дама, к тому же графиня, а он всего лишь военный инженер. Дальше - больше. У Пушкина Германн падает с мольбой на колени, заметьте - на свои, в спектакле он буквально ложится на колени старухи. В повести он приходит в неистовство не сразу, в спектакле же, забыв о том, что существует такое понятие, как динамика действия и выражения эмоций, Герман начинает хватать и волтузить Графиню почти что сходу. Ну как тут не вспомнить гоголевского городничего с его знаменитым "но зачем же стулья ломать". Я понимаю, что нынче за тайну о трех картах могут и утюжок приложить, но Германн, даже перенесенный в XXI век, все же остается русским офицером, хотя бы до того момента, пока не войдет в состояние аффекта.

Повторю еще раз: спектакль пользуется успехом. На него пошла молодежь. Так что у подрастающего поколения появилась возможность познакомиться с произведением Великого русского поэта, если не в переводе на украинский язык, то в переводе на язык Алексея Гирбы. Но, честно говоря, с моей точки зрения было бы куда ценнее, чтобы молодежь, знакомясь с классикой, сама прочувствовала бы связь времен, поняла, что все мы родом из прошлого.

Елена КОЛТУНОВА.

Фото Л. БЕНДЕРСКОГО.

Версия для печати

Предыдущая статья

Следующая статья