Номер 15 (862), 27.04.2007

После этого "диалога" Ольги Алексеевны со своей внучкой мне вспомнился другой разговор десятилетней давности с учительницей тогда еще средней - школы. Мы горячо обсуждали очередное изменение в школьных программах, пытаясь заодно предсказать, сколько купонов (тогдашнее "деньгоисчисление") составит учительская зарплата и какая нагрузка достанется моей собеседнице при сокращении количества часов на изучение литературы вдвое.

- Пушкина вообще надо сократить до одного часа, это же архаизм, как ты не понимаешь? - доказывала она.

Я вообще не имею привычки спорить с экспрессивными личностями, и доказывать ничего не стала. Но, как всегда бывает в такие моменты, когда говорить нет смысла, потому что тебя не услышат, прислушалась к своим собственным мыслям: "Пушкина, представьте, архаизмом вздумала учитель величать. Господи, пожалуйста, прости нас. Больше, право, нечего сказать". В тот год я уволилась из школы - не потому, что мне так уж не хватало зарплаты. Я не сумела вместить в обзорный урок Блока, Маяковского, Пастернака и еще несколько Личностей, как того требовала школьная программа того года, о котором идет речь. Составители школьных программ требовали, на мой взгляд, невозможного...

Но недавно мне в руки попал удивительный поэтический сборник, выпущенный киевским издательством в 2002 году. Удивительный тем, что в свои 135 страниц он вместил лирические стихотворения ста поэтов, начиная от Пушкина. Рядом с классиками в нем представлены поэты советского времени, в том числе очень малоизвестные, причем каждый представлен только одним стихотворением. В том числе Блок, Пастернак. Маяковский, Бунин. Совместить их в одной книге (которую не назовешь ни хрестоматией, ни энциклопедией, хотя дает она именно то, что призваны давать эти формы) рискнул Риталий Заславский, который написал в предисловии:

"Иногда невольно мечталось: составить бы всемирную многотомную поэтическую антологию о любви, и вместо всякой там политологии ввести ее в обязательную школьную программу! И вырастут другие дети, они будут совсем иначе понимать жизнь и смысл ее, и сразу же кончатся раздоры и фальшивая героика, ненависть и ксенофобия, нечего станет делать государственным деятелям и полководцам. А на несчастной земле наконец-то воцарятся и вечный мир, и такой вожделенный покой".

Автор, конечно, впадает в крайность идеализма. Но как необходимо и объяснимо это сейчас, когда мы утонули - очередной раз - в другой крайности...

"Слово не способно объяснять мир, а если оно как бы и объясняет его, то лишь затем, чтобы позднее мир вновь предстал неоднозначным", - считает французский философ Ролан Барт.

Предлагая эти размышления, я не ставлю целью дать автору письма конкретные рекомендации: их нет в природе, как и нет, в сущности, ответа на вопрос, читать или не читать. И все- таки этот вопрос неотступно волнует все поколение. Мой опыт литературного редактирования литературного же издания (которых сейчас достаточно много, только все они какие-то корпоративные, "маркетинговые" - так сказать, читаем для себя, для себя же и пишем) убеждает, что интерес к литературе не исчез, во всяком случае, не пропал бесследно, но трансформировался в нечто, похожее на тайное общество в ожидании лучших времен.

"Мне все меньше хочется писать, - признается на страницах прессы писатель Константин Москалец. - Ведь я с ясностью затравленного степного волка чувствую, что мой читатель - тонкий, образованный гурман слова - уходит, исчезает как редкий и ценный вид". Все больше возникает других, способных посвятить время лишь "очередному припадку мыльного бреда".

Ну, хорошо, мы-то, взрослые, "бредим", спасаясь от неприглядной действительности: у экранов, наблюдая за бесконечными сериалами или взяв напрокат в клубе "Чтиво" не менее пустой бред. Работники книгопрокатных центров говорили мне, что спрос на книги большой, но востребованы все те же донцовы-маринины! Но чем виноваты дети, которым не сумели дать верного компаса в житейском море? Говорим, что поколение растет необразованным, не желающим усваивать школьную программу. Но вот какие вопросы волнуют обычных семиклассников, среди которых провели анкетирование накануне встречи с журналистом:

"Как правильно выбрать профессию? Что лучше: профессия по душе или та, которая хорошо оплачивается?"

"Как найти общий язык со всеми людьми?"

"Как мне быть, если я боюсь показывать родителям табель, если за плохую оценку они лишают меня чего-то, чего я сильно хочу, к чему долго шла?"

"Я люблю учиться, только не понимаю некоторые предметы и не знаю, понадобятся ли они в жизни?"

"Папа у меня очень строгий; он работает в юридической академии и хочет, чтобы я стала юристом. А мне это не по душе. Как быть?"

Как видите, уважаемая Е.К., проблем, если не подобных, то равноценных Вашей, достаточно и у родителей, и у детей. Мы сами создали этот проблемный мир в погоне за материальными благами, превратив то, что еще недавно считалось роскошью, в предметы первой необходимости: автомобили, компьютеры, мобильные телефоны. Из-за этого мы лишаем детей детства. А потом хотим, чтобы они испытывали в десятилетнем возрасте ту радость от общения с книгой, которая еще была доступна старшему поколению. Но для этого надо их научить просто испытывать радость - ощущение, беспричинно присущее самому детству, - радость от общения с природой, с людьми, тогда и процесс познания им будет в радость. Очень рано мы индуцируем в них собственный страх перед неопределенностью жизни, мешая им приспосабливаться к изменяющимся реалиям. А прежде всего - не надо бы самому бояться того, что ребенок ваш получит плохую оценку, или того, что он чего-то не доучил, не дополучил, не дочитал. Тогда и ребенок не задаст нам вопрос в анкете: "Почему Министерство образования или учителя не доплачивают за хорошие оценки стипендии".

Впрочем, это субъективные мысли. А что скажет профессионал, например, директор библиотеки?

Материалы подготовила Ирина ЮРИНА.

Коллаж А. КОСТРОМЕНКО

Версия для печати

Предыдущая статья

Следующая статья