Номер 25 (770), 01.07.2005

ЗАРИСОВКИ ОДЕССКОГО БЫТА

1.

Пожалуй, их было несколько с такими титулами в давние времена.

Не затрудняя свою память их именами, назовем самого выдающегося – по весьма выразительной кличке: Порезанный.

Говорят, так его прозвали после одной драки, когда была исполосована у него наискось и с размахом вся передняя часть лица, которую он не прятал, а как бы горделиво носил.

Именно это бросалось в глаза, когда он появлялся ровно в семь часов вечера на знаменитом месте. Стоит ли называть это всеми облюбованное место под часами, у гастронома, что был на углу той же Дерибасовской...

Как на службу, он точно в это время выходил туда – подтянутый и стройный, с аккуратным зачесом еще задорно державшихся волос и с пытливым взглядом из-под слегка насупленных бровей... Отсюда и начиналась его проходка мимо входа в "Пассаж", вдоль парфюмерного магазина, дальше к кинотеатру – тогда "Хроника", а там Дом книги после "Золотого ключика" и пресловутый двухэтажный обувный, чтобы за бывшим табачным дойти до Екатерининской. И все!

Потом был путь назад – слегка расслабленно, со взглядами по сторонам и кивками многим из встречавшихся, даже с приветливой ухмылкой закадычным "кентам", пока не приостанавливался, чтобы, прикурнув, не спросить у шнырявших туда-сюда: "Порядок, дорогой?" и тут же подмигнуть мелькнувшей "одной".

И так весь вечер, держа под контролем всю улицу, считая и ее противоположную сторону – "гапкенштрассе" в отличие от изысканной "дендистрит", пока там резвились простоватые мореходы из училищ. До отбоя!

Отбой же был ровно в одиннадцать, когда затихали шаги гулявших и отдельные выкрики моряков из "Алых парусов" на углу.

Попрощавшись с дружками и всем хозяйством "Дерибабушки", Порезанный уходил на косую – через диагональную аллею, где темнел памятник незабвенному Воронцову, чтобы поспеть к одному из последних пятнадцатых трамваев на родную окраину – неизменную свою Слободку.

Откуда, собственно, и начался житейский путь его – Коменданта.

2.

Если вспомнить, то и не верится, что именно оттуда и вышел он, тихий школьник 25-го года рождения, с легким заиканием, с папой-мамой на улице Тихой. Ничем не отличался до 5-го класса, пока там, в 76-й, не открылся танцевальный кружок. Им руководил знаменитый Замбели – из слободских греков, который прославился еще с "Керосинки" – танцкласса времен гражданской войны. Его даже описала знаменитая подружка Валентина Катаева – Зинаида Шишова – в своем произведении "1918 год", да так, что родные с Тихой, особенно папа-сапожник, не раз смахивали слезу. Но его сынок быстро перещеголял самого Замбели, несмотря на его старый фрак: стал танцевать шульженковскую "Челиту" с лучшей девушкой Слободки – Надькой, своей соседкой по Минаевой, воспетой еще Утесовым, "На углу Минаевой ждет ее моряк..." Из-за заикания он часто отпрашивался на Пересыпь, где в детской поликлинике по складам колдовала старая еврейка-логопед, а тут уже ударила некстати война – с ее бомбежками, которые загнали на ихнюю Слободку массу городских жителей, в том числе хорошеньких молодух.

Так будущий Порезанный оказался втянутым в ту эпоху, которая изменила всю его жизнь. Сапожник папа стал выделывать кожу с местной фабрички в глубине Слободской улицы – и от него подросший сынок уже получает первую райхсмарку – целых 20 монет, на которые можно не только пойти в слободской кинотеатр "Дачия" – первый открывшийся тогда в Одессе. А там не просто танцульки под стоны Изабеллы Юрьевой в довоенном танго "Маленькое счастье", а и партнерши получше соседки Надьки, оказавшейся, между прочим, в действительности еврейкой по имени Марта.

Одним словом, будущего коменданта Дерибасовской завертело так, что он лишь на будущий год спохватился: а как быть с учебой? Вокруг многие из знакомых ребят уже ходили в политехнический или в консерваторию, и пришлось "кинуть марчи", чтобы поступить и самому – на медицинский факультет. А тогда пошли новые гулянки в более импозантных компаниях – чуть ли не с великолепным Валей Белявским, который мог открыто похваляться, что он не раз бывал постыдно заражен... Да, эта новоиспеченная "золотая молодежь" при румынах не брезговала ничем!

Что в конце концов привело нашего слободского героя к горькому концу. Еще задолго до господства на центральной улице!

3.

Это произошло вскоре после освобождения города от румын. Конечно, он не попал в армию, как это многие молодые одесситы, которые, кстати, полегли под Тирасполем. Тут уж побеспокоились его родные, особенно сердобольная мать...

Да, их сын продолжал учебу в медине, где по-прежнему пользовался успехом у таких же "золотых молодчиков", хотя пресловутый Валя Белявский успел убраться вместе с оккупантами. И во время очередной гулянки – по случаю встречи Нового года, когда он попал в компанию свежих ребят, которые не были в оккупации, так называемых восточников, его, что называется, от души прорвало. Говорят, при очередном тосте, не выдержав упреков тех ребят в том, что жили при румынах, он вскрикнул: "Зато это была настоящая жизнь – не то, что теперь... Вы разве поймете это, дураки несчастные?" А потом кто-то заявил на него – написал жалобу на такого "защитника оккупантов". И в один недобрый час за болтливым гулякой приехал "воронок".

Но самое интересное, так сказать, развернулось потом. Пока этого гуляку "раскручивали на допросах", его мать додумалась до того, что можно было бы ее сынка... освободить из заключения. Она стала метаться по его друзьям и пособникам, пока не нашла таких, кто вошел в контакт с работниками одесской тюрьмы, где находился ее сын. Были найдены большие деньги – уже советские, а не румынские "марчи", и смелые тюремные дельцы действительно ему устроили побег.

Спрятали у себя под боком, на Слободке, на квартире одних знакомых, в семье известных врачей. В большом двухэтажном доме вскоре узнали про беглого, но, правда, он и сам не очень скрывался, потому что... Да, говорили, будто беглец со скуки даже раз появился с женой того врача-зубника в... Оперном театре. Ему захотелось даже приударить за этой дамой, так что стоматолог буквально точил на него зуб. Муж заявил, и тот был пойман. Что называется, был "пострижен и посажен" – надолго!

Вот уж, как потом рассказывал он на Дерибасовской, это были вырванные годы. По разным дальним зонам, среди всяческой "шоблы" и на нелегкой работе. Где и получил свою отметину – шрам через все лицо...

4.

Правда, тогда узнал Порезанный и интеллигентную работу – даже без мамочки, которая, потеряв вскоре мужа, жила в нужде и беде.

"Я работал даже в КВЧ... – не раз похвалялся потом будущий комендант Дерибасовской. – Многие ли здесь, на воле, знают, что это такое? Это культурно-воспитательная часть... не шутите!"

Между прочим, у него появились некоторые друзья – из бывших заключенных. Это были юркие и темные люди, с которыми бывало нелегко водить знакомство. Единственный из открытых дружков был некто Аркадий, он же почему-то наполовину поляк Казюк, с которым они не расставались.

Да, тут будущий Комендант по-настоящему развернулся. Впрочем, будущий Комендант раньше преуспел с другими делами: оказалось, что у него на стороне родился сынишка – у матери с Садовой, работавшей где-то буфетчицей. Там он даже некоторое время жил, покинув любимую Слободку, где умершая мать продала соседям часть дома...

До появления на Дерибасовской Порезанный сумел порезвиться – вплоть до того, что успел вторично жениться на молодухе, которую вся Слободка распознавала по ее эффектному густо-лиловому пальто. С нее началась его вторая отсидка – после попытки рубануть топором эту неверную, которая без одежды оказалась с чужаком в квартире. И лишь вернувшись после этой бытовой отсидки, он стал Комендантом – каким хорошо запомнили его одесситы – не только на "гапкенштрассе"...

В завершение он успел еще раз жениться на милой девушке Наташе, которую держал в строгости, как и своего подросшего сына – любителя выпить.

Одним словом, Порезанный жил по-прежнему беспокойной жизнью.

5.

Похоже, его стали беспокоить старые переживания из-за растранжиренных попусту богатств. Тот остаток дома, который сохранился после матери, не позволял прожить достойно. Приходя к нему, друзья все чаще заставали бывшего Коменданта Дерибасовской то на огородике, где росли чахлые помидоры, то даже на крыше, откуда было видно далекое море.

"Об-бидно ум-мирать так рано..." – говорил он Аркадию, хотя тот, даже получая пайки как бывший политзаключенный, успел раньше умереть. Как и умер другой бывший зек – Федя Проданчук, тоже пойманный за побеги и отработавший честно то в аварийных бригадах, то даже банщиком, а в последнее время помогавший своей жене Вере торговать на Новом базаре. Никого больше не оставалось из друзей – из тех, кто преклонялся перед бывшим комендантом Дерибасовской!

А когда похоронил Наташу, то вскоре не мог встать с постели, несмотря на хлопоты соседки, которой он отписал остатки дома.

Однажды осенним днем его увезли с Тихой на Западное кладбище, его, когда-то красивого, молодцеватого коменданта главной улицы Одессы.

Его, незабываемого вздорного человека, Георгия Юркевича.

Виктор ФАЙТЕЛЬБЕРГ-БЛАНК, академик; Владимир ГРИДИН, писатель.

Рис. А. КОСТРОМЕНКО.

Версия для печати

Предыдущая статья

Следующая статья