Номер 20 (1166), 7.06.2013

(Продолжение. Начало в № № 7-19.)

СЛЕДСТВИЕ, НАШИ ДНИ

...- Ну что, будем сдаваться и писать "чистуху"? - мягким, вкрадчивым голосом спросил прилизанный следователь.

- Я требую адвоката!

- Какого адвоката? - как бы удивился следак. - Вот у меня ваша бумага, где вы от адвоката отказываетесь. Я сначала сам удивился, - с нескрываемым сарказмом продолжил он, - но... - тут была взята эффектная театральная пауза, - но... желание клиента, извини, подозреваемого, - закон для следствия. Поэтому твое ходатайство... - слово "твое" он подчеркнул, этой гранью между "ты" и "вы" показывая, что начинается серьезный, жесткий разговор, и повторил: - Твое ходатайство я приобщил к материалам следствия. Извини, но сейчас придется обойтись без адвоката. Итак...

Дальше, как я уже рассказывал выше, началась игра в вопросы и ответы.

Я сразу отказался от всех ранее данных объяснений и явок с повинной. Я настаивал, убеждал следствие, что оговорил себя, что все показания были получены с помощью физических и моральных пыток, давления и неприкрытого обмана.

Прилизанный периодически выходил из кабинета, оставляя меня с операми, которые своими методами "убеждали" меня вернуться к признательным показаниям.

Опера рассказывали мне, что нашли еще десятки эпизодов, что меня показывали по телевизору и заявители выстроились в очередь, что мне будет больней и хуже, наконец, что посадят близких, дорогих мне людей.

На все их потуги я отвечал или отказом, или смехом. Как бы ни было плохо, ирония, смех помогали и поддерживали. Не зря автор знаменитого "Гаргантюа и Пантагрюэля" - бессмертный Франсуа Рабле утверждал, что "смех - человеческое свойство".

В самых жестких, критических обстоятельствах смех позволяет выживать. Смех - последняя крепостная стена изболевшейся души. Смех - это защита, генератор свежих сил...

На очередное требование писать я сказал, что хочу делать это собственноручно. Прилизанный с облегчением вздохнул и придвинул мне пачку бумаги.

- Пиши, а то я уж было подумал, что ты "погнал мозгами". Ничего веселого, а ты смеешься.

Я посмотрел на "ежик" следака и снова залился счастливым смехом, затем взял ручку и в протоколе допроса подозреваемого написал:

"Смех - человеческое свойство", -

Так завещал нам всем Рабле.

Лишь посещает беспокойство -

Посмейся, смех всегда в цене.

Не бойся быть смешным и зыбким.

Сумев смеяться над собой,

Не будешь мрачным и безликим,

Ты будешь властвовать судьбой.

Я поставил подпись, дату и протянул протокол следователю. Он прочитал несколько раз, поменялся в лице, и по раздавшемуся воплю стало понятно, что чувством юмора он не обладает...

Позже я понял, что больше всего ментов раздражает именно мой смех, и научился, правда, не всегда безболезненно пользоваться этим фактором.

Как только я начинал ернически улыбаться, менты начинали психовать, нервничать и совершать ошибки. Нередко в пылу гнева они сливали информацию, которая впоследствии позволяла мне строить свою защиту.

Поняв, что добиться нужных показаний ни мытьем ни катаньем не удастся, прилизанный решил провести очную ставку между мной и потерпевшими...

РЕТРОСПЕКТИВА

...Мы, расстегнув воротники (неслыханная вольность), курили и убивали время, слушая рассказы дежурного по роте о существующих в батальоне порядках. Узнали, что комбат имеет прозвище Батя, начальник штаба - Штабец, ротный, как я и думал, - Жираф.

Нас просветили, что практически рядом с частью можно купить очень дешевое вино - пятьдесят копеек литр. Вино это каким-то особенным образом настояно на табачном листе и еще каких-то травах. Пить его нужно очень аккуратно, от первого стакана теряешь контроль над собой, от двух стаканов - пьяный в драбадан, с полной потерей памяти.

Дежурный был моим тезкой. Небольшого роста, пухленький, он родился, вырос и жил на Колыме, в крохотном поселке Кадыкчан. Все его близкие занимались добычей золота и профессиональной охотой. По характеру он был незлобивый, мягкий, как плюшевая игрушка. Несмотря на характер, он умел жестко за себя постоять, так, как его учили земляки, обитатели колымских лагерей. Валик был второго года службы, по местному определению - черпак.

Он очень увлекательно рассказывал о существующей в части неслужебной иерархии, о главенствующем положении старослужащих (стариков), то есть о дедовщине.

В учебке дедовщины не было, да и быть не могло. В учебке все равны, один призыв, сержантский состав не в счет, их приказы и так были обязательны к исполнению. В новой части всё было по- другому, одновременно четыре призыва, поэтому существовала строгая иерархия.

Первой категорией, так сказать, низшим звеном считались салаги. Только что призванные, еще сохранившие домашнее тепло, они сразу попадали на двухнедельный карантин "в прожарку". За это время им с помощью кулака и чьей-то ё...й матери ускоренно вдалбливались азы тягот и лишений армейской службы.

Кстати, "тяготы и лишения" - термин официальный, уставной, записанный в воинскую Присягу, очень точно характеризующий быт салаг в любом подразделении.

Несмотря на многочисленные ужастики и рассказы, я никогда не сталкивался с тем, чтобы салаг заставляли стирать чужие вещи или делать какую-либо унизительную работу, а вот нехитрый казарменный быт и порядок поддерживали именно салаги.

Суточные наряды, уборка казармы, плаца, приказарменных территорий - всё салаги. Бесконечная строевая - салаги. Подъем- отбой по горящей спичке - тоже салаги.

В принципе, всё, что мы делали в учебке, в строевой развернутой части делали салаги. Отличие, которое называют дедовщиной, в том, что в учебке все равны и так же равно выполняют все работы, а в строевом подразделении живут четыре призыва, а основная бытовая нагрузка - на салагах. Старослужащие хозяйственной работой манкируют, это неравенство называется дедовщиной.

(Продолжение следует.)

Петр ГАЛКИН.

Версия для печати

Предыдущая статья

Следующая статья