Номер 43 (1039), 5.11.2010

"Смерть каждого Человека умаляет и меня, ... а потому не спрашивай никогда, по ком звонит Колокол". Это Джон Донн, английский поэт 17-го века. Четыреста лет назад сказано, а как точно - будто сегодня, когда все чаще покидают этот мир те, кто входил в твою жизнь не мельком, быстротечным эпизодом, а всерьез; фигурально выражаясь, не строкой, а страницей. А для нашего рода занятий - так и вовсе не фигурально; все-таки порою в память о них входят и несколько страниц твоих текстов. Радости в этом, конечно, немного - лучше бы жил человек, но коль уж так распорядилась Судьба, то память неизбежно возвращает к текстам, притаившимся в библиотечных подшивках (а сейчас уже и на интернет-сайтах), в которых все-таки хранится (как не относись к мимолетности газетных публикаций) что-то от мыслей и чувств того, по ком уже отзвонил Колокол.

Умер Юрий Леонидович Воробьев - и память вернула на десять лет назад, к первой нашей встрече. Что там говорить, не по моей инициативе состоялось это знакомство; было получено задание взять интервью у ректора "водного института" (пусть простят меня нынешние преподаватели и студенты Одесского национального морского университета, но для старых одесситов их вуз навсегда уже останется "водным". Если уж быть совсем честным, то шел я выполнять сие задание без особой на то охоты. Уже не помню - по какой причине: то ли планы на этот день были совсем другие, то ли просто не было настроения. Но это уже неважно, ибо едва ли не с первых минут мы с Юрием Леонидовичем оказались как бы "настроены на одну волну". Что, впрочем, неудивительно, ибо "волна" эта - не что иное, как любовь к родному городу. Помню, что больше всего поразила меня такая деталь ректорской биографии: он жил в квартире, где выросла его прабабушка...

Потом уже не раз были у нас встречи, разговоры, но тот, первый, помнится и десятилетие спустя. Юрий Леонидович вдруг раскрылся, да так, что после выхода интервью некоторые из его коллег признавались, что кое-какие моменты биографии своего ректора стали для них полной неожиданностью. Я вовсе не отношу этот факт (для журналиста, безусловно, приятный) к какому-то своему мастерству; мне кажется, что Юрий Леонидович просто ждал, когда же кто-то поинтересуется им не как должностным лицом, а просто как одесситом. Ибо, что говорить, был он именно Одесситом. И как грустно писать так - был...

Это старое интервью, узнав о смерти Ю. Л. Воробьева, я достал из архива, перечитал и решил, что есть смысл перепечатать его. Надеюсь, что читатели согласятся с таким решением. Напомню только, что разговор состоялся в 1999 году.

ДЛЯ СПРАВКИ. Юрий Леонидович Воробьев - доктор технических наук, профессор, вице-президент Транспортной академии Украины и Академии судостроительных наук Украины, академик Академии транспорта Российской Федерации, Академии наук Высшей школы Украины, Академии наук национального прогресса Украины, действительный член Британского общества кораблестроителей, заслуженный работник Высшей школы Украины, председатель областной Федерации парусного спорта.

Основные вехи биографии:

1960 - окончил кораблестроительный факультет Одесского института инженеров морского флота.

1962-1965 - аспирант кафедры "Теории корабля".

1967 - защитил кандидатскую диссертацию.

1968 - утверждён в звании доцента.

1976 - избран заведующим кафедрой "Теории корабля", назначен деканом кораблестроительного факультета.

1982 - защитил докторскую диссертацию.

1984 - утвержден в звании профессора.

1989-2003 - ректор Одесского государственного морского университета, с 2002 года - Одесского национального морского университета.

1998 - "Человек года на транспорте".

2003-2010 - Советник ректора Одесского национального морского университета, заведующий кафедрой "Теории и проектирования корабля".

И ЖИЗНЬ, И СМЕХ, И РОК-Н-РОЛЛ

- Я немало живу, кое-где в своей жизни побывал, кое-что повидал. Прошел путь от инженера до академика. В ректорской должности пребываю уже десять лет. Но если спросите, какая пора моей жизни была самой насыщенной, полнокровной, оставила наиболее яркие впечатления, отвечу, не задумываясь, - студенческие годы.

- Почему?

- Мне, наверное, повезло, что студенческая пора совпала с периодом перехода от сплошного "железного занавеса" к, так сказать, частичному. Мы очень хорошо ощущали дух этой свободы; сперва - по сравнению со школой (я, хотя и учился на "отлично" и окончил школу с медалью, все же ощущал некоторую "забитость"), а затем и во многих других сферах жизни. Спорт, художественная самодеятельность, любовь, преферанс - все радости студенческой жизни познавались нами активно, полнокровно.

Какие у нас, в "водном", были вечера! Попасть туда почитали за счастье и студенты других вузов. Понятие "художественная самодеятельность" очень скупо позволяет передать атмосферу того, что происходило. Я застал еще время, когда самодеятельными артистами были Жванецкий и Ильченко. Хотя, должен сказать, что в институте вовсе не они пребывали на первых ролях: наибольшей популярностью пользовалась пара конферансье Лобков и Браславский, певец Манукян. Ильченко знали гораздо лучше, чем Жванецкого, потому что он намного чаще выходил на сцену. Хотя уже тогда ощущалось, что именно Жванецкий - "мотор" всего происходящего.

А потом, после концерта, начинались танцы. Я уже говорил, что в середине пятидесятых в непроницаемом до той поры "железном занавесе" приоткрылась щелка. И это ощущалось даже в танцах. Если перед тем насаждали в основном бальные танцы типа падеспань, то мы переходили уже к танцам более современным, вплоть до рок-н-ролла. И хотя появляться в узких брюках еще было небезопасно, но на наших вечерах обстановка была более или менее демократичной - приходили в разноцветных пиджаках и брюках, с яркими галстуками.

Я по сей день часто бываю на студенческих вечерах, и не только "по долгу службы": мне интересно, чем дышат мои студенты, чем увлекаются. Но когда я смотрю, как они танцуют, то ничего не понимаю...

- Вас что смущает: громкая музыка, "непристойные" телодвижения?

- Дело не в этом; в конце концов нашим родителям рок-н-ролл тоже не нравился. Я не могу понять, как в танцах можно обходиться без партнера? Ведь, кроме всего, танец - это прикосновение, контакт. Почему приятно танцевать с красивой женщиной или хорошей партнершей? Да потому, что это возбуждает, опьяняет... А когда между вами дистанция в два метра и вообще непонятно, кто с кем танцует, то танцы превращаются в физические упражнения.

- Юрий Леонидович, вы с таким упоением вспоминаете о танцах и самодеятельности, что поневоле возникает вопрос: а учиться вы успевали?

- Мы не только хорошо учились, но еще и работали. Причем не где-нибудь, а на целине.

У СТУДЕНТОВ ЕСТЬ СВОЯ ПЛАНЕТА - ЭТО ЦЕЛИНА

- Помню, как сейчас. 1957 год. Весна. Собрали нас, два самых "мужских" факультета - судомеханический и кораблестроительный, - человек примерно 180, и сказали, что желающие могут поехать летом во время каникул на целину. Шаг вперед сделали абсолютно все. А требовалось 100 человек. Так что возникла проблема отбора. Сперва решили, что отбирать будут по двум критериям - учеба и состояние здоровья. Но мы все были ребята крепкие, к тому же недавно прошли плавпрактику, перед которой медкомиссия очень строго проверяла, так что этот критерий отпал. Осталась учеба; брали тех, кто учится без "троек".

Набрали сто человек, прочитали нам курс по технике безопасности, и мы поехали. Ехали в теплушках, помню, наш вагон 28-й, а всего было 32 вагона - народ был из Западной Украины, Молдавии. Добирались 7 суток. Наконец привезли нас в Кокчетавскую область. Первый день прожили в вагоне, потом поставили себе палатки. Здесь, в голой степи, нужно было построить разъезд. Знаете, что мы первым делом оборудовали?

- Вы уже сказали - палатки...

- А затем?

- Столовую, что ли?

- Танцплощадку! Нас же было сто молодых, крепких парней, а тут мы узнали, что километрах в тридцати в местном колхозе работают девушки из Ташкентского института легкой промышленности. У нас были с собою приемник, патефон. На патефон ставился адаптер, и приемник работал в качестве усилителя. Девушек к нам привозили на колхозных машинах по субботам и воскресеньям...

А столовую мы, конечно, построили, затем зерносклад, вокруг зерносклада стала складываться, как принято говорить, инфраструктура, приехали работники, так что жизнь постепенно закипела. Были попытки местной шпаны (а там жили в основном досрочно освобожденные, немало было сосланных чеченцев) "разобраться" с нами, даже побили одного нашего парня. Но тут мы поднялись все как один - а это же черная туча, да еще с морскими ремнями, - "переговорили" как следует, и все встало на свои места.

Провели мы на целине вместо 2-3 месяцев почти полгода и уехали лишь в ноябре, когда грянули морозы. Помню, бросаешь в колодец ведро - а там лед. А мы одеты были легко - в бушлаты. Денег заработали прилично: кто купил себе велосипед, кто мотоцикл. Назад ехали уже в цельнометаллических вагонах. Конечно, отстали несколько в учебе, но быстро догнали.

МОРЕ ШАПКАМИ НЕ ЗАБРОСАЕШЬ

- Существует ли для вас такое понятие, как "морская романтика"?

- Конечно, иначе почему я поступал на кораблестроительный факультет. Вот только мне интересно не просто пребывание на морском просторе, а преодоление, борьба. Именно так я понимаю "романтику моря".

- Когда попадаешь в шторм, что нужно делать?

- Работать по максимуму, чтобы руки болели. Тогда даже о страхе забываешь. Особенно ощутимо это, когда ходишь под парусом. Что меня всегда поражало в таких случаях, так это ощущение бесконечности: сколько не упирайся, все равно неизвестно, когда испытание закончится. А страх приходит потом, когда начинаешь прокручивать в памяти, что происходило.

- Что в морском деле самое важное?

- Две вещи - отличная материальная часть и профессионализм. Море шапками не забросаешь. То, о чем пишется в книгах - "рука друга", "чувство локтя", - это тоже очень важно. Но об этом хорошо песни петь, а матчасть надо просто хорошо знать.

- А есть ли какая-то "тайна" общения с морем, которую вы раскрываете студентам?

- Надо усвоить одно: море - это жизнь. И мы стремимся вырабатывать у студентов навыки серьезной и тяжелой борьбы за жизнь.

У нас в университете необычная система обучения. Помните старую песню: "От сессии до сессии живут студенты весело, а сессия всего два раза в год"? Так вот экзаменов в привычном понимании у нас нет. Каждая учебная дисциплина разделена на несколько " порций", т. н. модулей, и студент сдает эти "модули", причем, как правило, в письменном виде. По результатам сдачи модулей вычисляется рейтинг каждого студента по десятибалльной системе. Если этот рейтинг выше 6 баллов, то считается, что предмет освоен и дополнительных испытаний не требуется. Если ниже - приходится сдавать экзамены. Потому и сессия у нас занимает не три недели, а пять дней. Такая система требует постоянного напряжения сил, что и воспитывает в определенной степени бойцовские качества.

Примечание. В пору нашего разговора о т. н. "болонской системе" не имели представления даже многие руководители вузов.

- А шпаргалками при этой системе пользуются?

- Конечно! Мы в свое время такому уровню шпаргалок, как сейчас, могли бы только позавидовать. В чем отличие нынешней "технологии" изготовления шпаргалок? Группа разбирает между собою вопросы, так что каждому достаются по одному - два билета. А затем ответы размножают на ксероксе. Не то, что у нас: в лучшем случае 3-4 экземпляра отстучишь на машинке...

Хотя, должен сказать, что если преподаватель поставит цель не дать студентам пользоваться шпаргалками, добиться этого он может элементарно. Для этого достаточно сесть не перед студентами, а сзади. И все просматривается как на ладони.

ОСТАЮСЬ ОПТИМИСТОМ

- Ректор института, он прежде всего кто - педагог, хозяйственник, управленец?

- Когда десять лет назад меня избрали ректором (из шести претендентов), то мне казалось, что главное в ректорской работе - оперативно и умело работать с партийными, государственными органами. Для меня это не составляло больших трудностей, потому что всегда был активистом - сперва в комсомоле, затем в институте был замсекретаря парткома по идеологии (и это, имея степень доктора технических наук! Но наш секретарь парткома считал, что гуманитарии слишком много болтают, а тут нужен человек, который умеет работать)... Потом я понял, насколько важно уметь хорошо разбираться в хозяйственных вопросах. А вот сейчас считаю, что самое важное - четко видеть педагогическую сторону дела и даже не столько с точки зрения методики преподавания (хотя и это существенно), сколько с точки зрения перспективы.

- Юрий Леонидович, а какая перспектива может быть у выпускников вашего вуза? Разве что за границей пристроиться? Флот-то наш "загибается"...

- Вы делаете серьезную ошибку, отождествляя морскую отрасль с флотом. Флот - это всего лишь часть морехозяйственного комплекса... А этот комплекс будет жить всегда. Так что на будущее я смотрю с оптимизмом.

- Какая мечта может быть у ректора?

- Выбраться наконец-то и пройти под парусом. Сил хватает, но самый активный период у яхтсменов - лето, а у меня летом, сами понимаете, что...

Подготовил
Александр ГАЛЯС.

Версия для печати

Предыдущая статья

Следующая статья