Номер 22 (918), 20.06.2008

(Продолжение. Начало в № № 6, 15, 16, 21.)

Не сынки у маменьки
В родительском дому -
Выросли мы в пламени,
В пороховом дыму...

Старинная революционная песня.

XIV.

Тема-идея, к которой мы, наконец, подступили, долистав одесский дневник-календарь восемнадцатого года до весны и лета, сама по себе не потерпит в дальнейшем плавного течения рассказа; здесь неизбежны и энергичный рывок вперед (это... как его... волюнтаризм!), и отступления - отнюдь не лирические. Да-да, речь - о юбиляре этого года, о комсомоле, летоисчисление которого принято вести именно от осени 1918. Но ведь ясно: не с Марса, не с Луны свалилось на головы благонамеренных одесских обывателей беспокойное комсомольское племя. Хотя изнурительно долгие для всякого честного человека годы-пятилетки-десятилетия так приблизительно и считалось. И для вступления "в ряды" вполне достаточно было назвать дату рождения ВЛКСМ и перечислить ордена на его знамени.

Кстати, о высоких правительственных наградах: ровно шестьдесят лет назад, в 1948 году, к 30-летию ВЛКСМ одесская комсомолия была награждена боевым орденом Красного Знамени. Первая в истории революции награда, она и после Великой Отечественной, учредившей множество новых орденов-медалей, оставалась в разряде высших наград Отечества. В наградном листе было сказано: за героизм в гражданскую, в восстановительный период и в Великую Отечественную. Этому событию посвящался в Одессе ряд мероприятий. В том числе и новинка: брошюра по истории городской организации ЛКСМУ. А еще через тридцать лет, на праздновании 60-летия Союза молодежи страны, я познакомился с человеком, который тогда, в сорок восьмом, принимал от имени комсомолии города ее первый и единственный орден. Александр Иванович Бабак хоть и был на пенсии, работал заместителем директора первоклассного тогда предприятия - завода сопротивлений. И хранил чудом уцелевший экземпляр исторической брошюры. Плюс - фото, запечатлевшее торжественный момент.

На фото: сцена Одесского оперного, декорированная президиумом. Цветы, флаги. За спинами начальства - большой бюст Ленина. А рядом с головой вождя - чуть больший, чем она, герб СССР на круглой лучезарной бляхе. "Да нет, - улыбнулся тогда Александр Иванович, - это пуговица. Пуговица на мундире Сталина. Его огромный портрет украшал задник сцены, но в этот кадр поместилась лишь пуговица".

Да-с... А на авансцене - Саша Бабак, молодой секретарь комсомольского горкома, склонил знамя, к которому прикреплял орден сам товарищ Кириченко, бывший секретарь обкома партии, возглавляющий уже парторганизацию всея Украины. В выступлении последнего отмечалось: именно революция и гражданская война породили Ленинский комсомол - из его предшественника, ССРМ, Союза социалистической рабочей молодежи. Естественно, сей тезис золотом был вырублен и на "мраморе" указанной брошюры. Хотя издана она была на серо- коричневой оберточной бумаге и скверным шрифтом - в духе послевоенного захолустья.

Ветераны одесской комсомолии, тогда никак на сей тезис не реагировали. Потому что по большей части с конца 30-х лежали в сырой земле или "искупали" в холодных краях. Само собой, помалкивали любимцы богов, дожившие на воле до такой высокой награды. По закону естественного отбора сохранили головы и портфели отнюдь не самые лучшие комсомольские умы-сердца. Но позднее, когда рожденные революцией (и ею же избитые до полусмерти, но чудом выжившие) комсомольские фундаторы Одессы в 60-е взялись за перья - на горизонте зарделась надежда правдивой истории Молодежного Союза. Их, оболганных, оплеванных, ошельмованных публично, физически и морально раздавленных в лагерях-тюрьмах администрацией и уголовниками, брошенных отрекшейся родней, реабилитировали, восстановили в партии. Оздоровили в "Авангарде", выделенном в Крыму ветеранам партии. Поселили в отдельные квартиры Москвы. С прикреплением машинисток и просьбой - диктовать правдивую, наконец, историю ВЛКСМ.

XV.

Вот, казалось бы, уж какие уроки получили, какие университеты закончили. А поди ж ты, решили - чистая монета, все скверное позади. И составили они литобъединение старых большевиков института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. Он всемерно стимулировал их мемуарное творчество. Каковое и хоронил в недрах своего архива. Иезуитство, конечно, мерзейшее. Но и тут на "мудрецов" вышло довольно простоты: некоторые из чудесных стариков охотно присылали вторые экземпляры своих рукописей некоему молодому, скромному, провинциальному и никому не известному журналисту. Потому что хорошо помнили моих предков, боевых своих товарищей. Как и город комсомольской беспокойной юности. Уж они-то хорошо знали - для создания комсомолии, для руководства ею тогда, в незабываемом 1918-ом, Одесса вовсе не выписывала из Фрунзовки или Килии первых и прочих секретарей. Да и не спешили тогда крестьянские парни-девчата встревать в смутное дело коммунизма. Речь ведь, в конце концов, шла о ликвидации частной собственности. Едва ли об этом мечтала сельская молодежь.

Да-да, в дальнейшем официальная история ВЛКСМ по рассеянности не акцентировала на пролетарской, бессобственнической и чисто городской природе коммунистического союза молодежи. Как, впрочем, и поразительно живучая "История ВКП(б) - краткий курс", частью которой всегда была официальная история ВЛКСМ. Каков поп, таков и приход. Да и пролетарский атеизм комсомольцев тогда не имел ровнехонько никакого успеха у их деревенских ровесников. Ирония судьбы: на другом, излетном конце истории - мое стояние на ковре; "Ты знаешь, что в Усатове открыли сектанты молельный дом?! (Удар кулака в подшивку газеты). Где публикация?! Ты знаешь, что в Коминтерновском комсомолец и комсомолка венчались в церкви?! (Еще удар). Где публикация? Ты знаешь, что в Савранском комсомольцы крестили ребенка?! (Еще удар). Где публикация?!". А потом я стоял в толпе современников на открытии некоего собора. А тот, кто еще недавно гневно упрекал меня в недостаточном, невоинственном атеизме, на ступеньках храма, со свечкой, наслаждался славой инициатора создания Божьего этого дома. А в подлинной истории - таких поворотов темы немало.

Само собой, подобные экс-вожди комсомолии нисколько не лукавят, когда твердят - всем обязаны комсомолу. И время спросить при всех - чем они заплатили комсомолу за это, - еще не пришло. Но совершенно ясно, что взятие этим элементом командных высот в комсомолии периода... нет-нет, не революции, не гражданской и Отечественной (за парткомсбилет тогда расстреливали), а "развернутого строительства коммунизма" едва ли могло озонировать атмосферу наших дней.

Стоит ли удивляться их брезгливому равнодушию к истории своего союза и его создателей! Подумаешь, в юбилейной исторической брошюре в честь одесской организации не назван ни один секретарь обкома, ни один секретарь горкома, ни один секретарь райкома при рождении КСМ, кроме Алеши Златопольского, погибшего на гражданской, и Васи Васютина (Филюшкина), прошедшего без зонтика между каплями огневого дождя роковых 30-х и 40-х. И даже ставшего I секретарем ЦК ЛКСМУ. И секретарем ЦК ВЛКСМ. Он от имени ветеранов открывал последний в истории съезд ЛКСМУ.

XVI.

В публикации, посвященной незабываемому (и все же основательно забытому, да еще и оболганному) году рождения комсомола - да позволена будет, наконец, роскошь переклички хоть некоторых из тех, кто начинал. Тем более, и в отличие от них, мы уже знаем, чем кончилось. И да не спросит за давностью лет читатель: откуда в личном архиве - рукопись сборника под грифом "Одесский обком комсомола" и "Общество "Знание" и при авторстве т. Лузина:

"Революционная молодежь Одессы в борьбе за власть Советов". (Одесса, 1968). Это была так и неопубликованная попытка вернуть комсомолу имена его создателей, столь не похожих на его погубителей. Публикуется еще через сорок лет.

Впрочем, сначала - "Ни дня без строчки" великого нашего земляка Юрия Олеши.

"Ученик Шнайдерман сказал мне, что тот, кто подписывается на военный заем, способствует кровопролитию. Худой, рыжий, смешной, любивший мои стихи Шнайдерман.

...Сейчас, когда я вызываю из прошлого этот образ, юноша, слышу, опять говорит мне, как говорил тогда:

- Помни, стихи должны быть с содержанием. Ты хорошо пишешь, но настоящие стихи - это о борьбе. Да, он был революционером, этот юноша. Мы этого не знали. Знали те, кто его исключил перед самым концом гимназии, когда были отданы на учение уже восемь лет.

Тут пропадает след Шнайдермана. Как он вышел в двери класса в последний раз, не помню. Прощался ли с нами, тоже не помню, Потом отыскался его след. Он комиссар, коммунист на Дону. Так вот почему нужно писать стихи с содержанием! Так вот почему он был против кровопролития! А дальше его след кровав. Его расстрелял один из атаманов, как еврея и коммуниста..."

Великие путаники они, эти таланты! Михаил Шнайдерман прожил на свете двадцать лет. Девятнадцать в Одессе и полгода - в Екатеринодаре и Пятигорске. Стало быть, ни на каком не на Дону, а очень даже на Кубани. На Северном Кавказе. И приказавший его расстрелять Сорокин был вовсе не атаманом, а очень даже командующим II армией, членом реввоенсовета которой и служил казненный в октябре 1918 года наш молодой земляк.

Эпизод этот запечатлен популярным в 50-60-е годы советским боевиком "Кочубей", ярко описан классиком Алексеем Толстым в книге "Восемнадцатый год" трилогии "Хождение по мукам", где Михаил Шнайдерман фигурирует под партийным псевдонимом Виктор Крайний:

"Когда над темным и заснувшим Пятигорском, над Машуком разгорелись во всю красоту осенние звезды, конвойцы Сорокина тихо, без шума, вышли в квартиры председателя ЦИКа Рубина, членов Власова и Дунаевского, члена Реввоенсовета Крайнего и председателя ЧК Романского, взяли их с постелей, вывели с приставленными к спине штыками за город, за полотно железной дороги, и там, не приводя никаких оснований, - расстреляли".

В. Крайний (М. Шнайдерман) к этому моменту был уже членом РВС всех вооруженных сил Республики на Северном Кавказе, заместителем председателя ЦИКа Кубано-Черноморской республики и секретарем крайкома партии. Да-да, ему было двадцать.

Из похороненной одесским обкомом комсомола рукописи узнаем: В. Крайний (1888-1918), участник дореволюционного подполья, один из организаторов Одесского Союза молодежи и его боевой дружины. Участник Январского восстания. С приходом немцев выехал на Северный Кавказ. 21 октября в числе руководящих работников края арестован и расстрелян командующим всеми вооруженными силами Республики на Северном Кавказе Сорокиным. Похоронен на месте казни под горой Машук. Его имя носит одна из центральных улиц Пятигорска".

Он погиб в том самом восемнадцатом. Через 60 лет, к его 80-летию и юбилею комсомола, выжившие чудом ветераны прислали из Москвы в наш обком письмо за подписями и датами: сплошь и рядом - член партии с 1917 года, член ВЛКСМ с 1918 года. Они сначала вступали в партию. Ибо комсомола еще не было. Это была просьба - на собранные ими деньги открыть на одном из домов по Новосельской скромную мемориальную доску в память организатора одесской комсомолии Виктора Крайнего (Михаила Шнайдермана), героя революции и гражданской войны. Но обком эпохи развернутого строительства коммунизма это не заинтересовало. Я сдуру полез, было, что-то там доказывать. Почему в Пятигорске есть улица его имени, а в Одессе нет даже доски! И одна ответственная негодяйка, чей золотой трон стоял на костях таких, как Крайний, отрыгнула: так что ты хочешь? Чтобы в каждом городе мы называли улицы в его честь? На Кавказе, говоришь, уже есть? Ну и - хорош...

Прощу ли я себе когда-нибудь свое перед ней топтание тогда, мычание - что-то вроде того, что "они ведь не улицу просят назвать, а только мраморную дощечку на доме...". Нет- с, у партийно-комсомольской богини образца 1978 года неблагозвучная фамилия не укладывалась ни в мемориал, ни в историю революции, так высоко поднявшей эту жлобиху над всеми нами. С любыми фамилиями и прочими данными можно сражаться и погибать. А мрамор и история - совсем другое дело.

...Газета "Голос пролетария" от 5 декабря 1917 г. опубликовала состав горкома Партии большевиков, избранного 31 ноября 1917 г. В списке предпоследним числится Виктор Крайний (в книге В. Коновалова "Красный флаг над Одессой", Одесса, "Маяк", 1977 г.), он в этом списке ошибочно назван И. Шнайдерманом, хотя при рождении получил имя Михаил. Кстати, уже через несколько страниц он все же назван так: "М. Шнайдерман (Крайний), активный, руководящий участник Январского восстания в Одессе".

В кинобоевике "Кочубей" Юрия Озерова роль Виктора Крайнего играет артист В. Татосов. Переписываясь с сестрой Крайнего Э. Р. Лубоцкой, я - среди прочего - интересовался, насколько они похожи.

"Это большая творческая удача, портретный грим и работа артиста очень точны. Юрий Озеров тогда со мной советовался. К сожалению, несколько эпизодов работы и гибели Крайнего и его товарищей в фильм не вошли. Да и показаны там только Крайний, Рубин и Власов. А казнены ведь с ними были председатель КубаньЧеКа Рожанский и Дунаевский - член ЦИКа..."

(Продолжение следует.)

Ким КАНЕВСКИЙ.

Версия для печати

Предыдущая статья

Следующая статья