Номер 43 (988), 6.11.2009

Лидия Всеволодовна Гладкая прожила 91 год. И жизнь ее была не просто долгой, но и необыкновенно насыщенной, а по большому счету еще и весьма достойной. Проработав секретарем ЦК ЛКСМУ и секретарем обкома партии по идеологическим вопросам, она умудрилась оставить о себе не просто хорошую память, а и восхищение - личностью, характером, деятельностью. Помню, как в начале 1990-х, в пору, когда КПСС не лягали только ленивые, меня поразило, с каким уважением говорили о Лидии Всеволодовне даже те, кто мог считаться ее идеологическими противниками. И это при том, что характер у нее был абсолютно противоположен фамилии: Лидия Всеволодовна была резкой, прямой, жесткой, "колючей". Но и абсолютно честной, справедливой, надежной, умела понимать других и помогать им в случае необходимости.

Так получилось, что беседа с Лидией Всеволодовной Гладкой была первым большим интервью нашей газеты. Было это в середине 1991 года. Сейчас, когда Л. В. Гладкая навсегда ушла в вечность, оставшись значимым именем в истории Одессы, мы сочли должным поместить фрагменты из давнего разговора...

"Наша молодость - годы подъема"

- Что формировало людей вашего поколения: идеалы революции или страх репрессий? Образно говоря: 1917-й или 1937-й?

- Много врут сейчас о нашем времени и о нас. Читаю иные мемуары и диву даюсь: неужели этот человек жил в ту же эпоху, что и я? Конечно, можно сказать, что каждому пожилому человеку время его молодости представляется в розовом цвете. Но убеждена: ни подлым, ни придавленным поколением нас считать нельзя. Наша молодость - это годы высокого духовного подъема. Общий настрой был таков, что мы вырываемся из дикости, отсталости, дремучести, идем к какой-то новой, небывалой державе...

У нас в университете комсомольские собрания могли продолжаться месяц. Месяц! Тогда не принято было тратить на них учебное время, вот мы и собирались вечерами и спорили. Особенно яростными были споры в 1939 году, после заключения пакта с Германией. Мы все пытались уяснить: агрессор Советский Союз или нет?! И ответа мы не нашли...

- И не боялись?

- У нас в университете такая буйная компания была - ни черта мы не боялись... Я вспоминаю историю с Аббой Глауберманом. Помните, в сцене расстрела по Потемкинской лестнице катилась коляска с малышом? Так вот, в ней был Абба... Потом он вырос, поступил на физический факультет, и где-то на втором курсе вдруг возник вопрос, что надо его из комсомола исключить. Факультетское бюро исключило, комитет комсомола университета это решение утвердил, а мы на комсомольском собрании восстали... И не дали исключить... Абба закончил институт, воевал, потом стал доктором наук, директором научного института...

- А к Сталину как вы относились?

- С почтением... Верили в то, что он мудр, что знает обо всем и прав во всем... Но не обожествляли...

Помню, в одной из аудиторий стоял гипсовый бюст Сталина. Ну а мы тогда не то что шариковых ручек не знали, даже обычная авторучка редкостью была. Писали обыкновенными ручками, тыкали перья в чернильницы-невыливашки, а поскольку чернильницы эти таскать за собою не хотелось, то придумали их прятать в... бюсте Сталина...

- А если бы кто-то донес?

- Конечно, могли бы пришить "дело". Но, знаете, сволочей среди нас не было...

- Как вы войну встретили?

- Сколько лет прошло, а я этот день помню по минутам... Мы сдавали госэкзамены, оставался последний... 25-го должны были сдавать, а уже 26-го мне нужно было ехать львовским поездом: я получила назначение в Луцк, в педучилище. (Сейчас даже страшно подумать: начнись война неделей позже, удалось бы мне вырваться оттуда?) Шли мы в университет на консультацию и остановились в Горсаду радио послушать: очень нас интересовала судьба осажденного Дамаска. Вдруг объявляют: будет выступать Молотов. Мы влетели в аудиторию: "Ребята, Молотов говорить будет". А у репродуктора уже толпа... Когда я услышала, что Германия на нас напала, внутри будто все оборвалось. И стало вдруг понятно, что все наши недавно еще казавшиеся такими серьезными переживания, споры - все это чепуха...

Мы собрались на площадке возле репродуктора и сказали друг другу: "Кто из нас выживет, об окончании войны мы должны услышать вот здесь". 9 мая 1945 года я пришла туда - и была одна...

"Одесский комсомол все может"

- Когда я вернулась из эвакуации в Одессу, мне райком предложил пойти освобожденным комсоргом ЦК в Институт иностранных языков... А вскоре в университет перевели, тоже комсоргом. Заботы одолевали: где раздобыть кровати, белье...

- А собрания, протоколы - извечные спутники комсомольской жизни?

- Знаете, у нас была реальная задача: выжить в эту холодную, голодную зиму. А вся писанина где-то на двадцать пятом месте находилась. Я вообще, за всю свою комсомольско- партийную карьеру в кабинетах засиживаться не любила. Хотя бывали случаи, когда наличие собственного кабинета очень даже помогало...

Я тогда уже работала в обкоме комсомола, который размещался на Приморском бульваре... И вот обнаружила, что возле памятника Пушкину периодически собирается группа молодых людей, притом в любую погоду. Вышла как-то, поинтересовалась: оказалось, молодые поэты стихи читают. Пригласила их к себе, они обрадовались - тепло, сухо - и стали мы более или менее регулярно встречаться. Разные стихи читали ребята, далеко не все "ура-патриотические". Писали и о том, как трудно живется, как голодно, как скучно... А тут как раз вышло постановление ЦК партии о журналах "Звезда" и "Ленинград". И прошла "волна". Заказали "разоблачающую" статью и корреспонденту "Сталинского племени" (орган ЦК комсомола Украины) Мише Крысюку. Он проник как-то на наше сборище, услышал там "упадочнические" стихи и выдал статью "Одесские меценаты", где раздолбал меня в пух и прах... Потом, когда я уже в Киеве работала секретарем ЦК ЛКСМУ, Миша долго от меня прятался...

- А как вы стали секретарем ЦК?

- Мороженое помогло! На Дерибасовской продавалось после войны мороженое по коммерческим ценам. Вот один из наших райкомовских секретарей, обаяв девочек-продавщиц, повадился туда есть мороженое в любое время суток. Мы прознали про эту его страсть и категорически потребовали, чтобы он не оставался единоличником... И вот приехал однажды в Одессу Владимир Семичастный, в ту пору секретарь ЦК ЛКСМУ по кадрам. Идем мы как-то после всех совещаний по Дерибасовской, и вдруг меня осенило:

- Володя, хочешь мороженого?

Он обалдел:

- Как это, в час ночи?!

Ну а я ему с гордостью:

- Одесский комсомол все может!

И вот через некоторое время вызвали меня в Киев, на пленум ЦК комсомола и избрали секретарем ЦК ЛКСМУ по идеологии...

В этом качестве я, кстати, познакомилась с Брежневым. В Днепропетровске нужно было избирать первого секретаря обкома комсомола, и я поехала к Леониду Ильичу (он тогда был секретарем обкома) решать этот вопрос. Красивый был мужчина! Но что меня больше всего поразило: в углу его кабинета стоял низкий столик, кресла (а тогда низкой мебели практически еще не было). Он нажал кнопочку, вошла девочка симпатичная, принесла кофе в элегантных чашечках. И это 1947 год! Я даже рот открыла...

Проработала я в ЦК семь лет, до 1954 года, а потом вновь вернулась в Одессу...

"Мы ничего не запрещали"

- Вы работали секретарем обкома партии по идеологии. Как складывались ваши отношения с творческой интеллигенцией Одессы?

- Очень хорошо. Хотя я далеко не со всем соглашалась. Но мы никогда ничего не запрещали. Помню, Володька Бортко ставил в Русском театре "Сказку о любви". Детский лепет по нынешним временам, но тогда, в 1965-м, это звучало сильно. И вот в одной из сцен он посадил на трон короля, в руку дав ему початок кукурузы. Я сказала, что считаю это недостойным, ибо вообще не люблю, когда "ходят по трупам". И он кукурузу убрал...

В 1964 году молодые тогда Кира и Александр Муратовы сняли фильм "Наш честный хлеб". Шедевром кинематографии эта картина не стала, но в ней действительно честно была показана жизнь крестьян, трудности села, к тому же главную роль - председателя колхоза - блестяще сыграл Дмитрий Милютенко. Мы собрали на просмотр председателей колхозов, так Посмитный плакал:

- Спасибо, дети, наконец-то правильно показали нашу нелегкую долю.

Но потом картину посмотрел кто-то "свыше", и вдруг поползли слухи, что ее показывать в прокате нельзя. Решили перестраховаться позицией обкома. Я вызвала режиссеров:

- Кира, тебя я не беру, ты человек невыдержанный. А ты, Саша, во время просмотра сядешь на микшере, и чтобы слова твоего слышно не было...

Поехали мы с ним вдвоем в Киев... Пришли на просмотр секретарь ЦК по идеологии, завотделом науки и культуры, министр кинематографии... Закончился фильм, секретарь ЦК поворачивается ко мне:

- Это же очернительство...

Начали мы спорить, и вдруг он такой аргумент приводит:

- А сколько польских крестьян, по-твоему, посмотрев этот фильм, пойдут в колхозы?

- Ровно столько, сколько пошли у нас, посмотрев "Кубанские казаки"! Фильму, правда, дали всего лишь третью категорию, но на экраны выпустили...

- Одесские КВНщики "первого призыва" рассказывали мне, что вы им много помогали...

- В основном, я им не мешала... Ребята знали, что у них есть надежный тыл. Мы старались облегчить материальную сторону дела, тогда ведь спонсоров не было, приходилось уговаривать директоров предприятий помочь с реквизитом, с костюмами, с освобождением от работы. Ребятам надо было где- то репетировать, и я договорилась с руководством ЧМП: команда под видом спортсменов жила на стадионе, их даже кормили.

Мои коллеги в обкоме сперва надо мной хихикали, а я отвечала:

- Это только кажется, что КВН - несерьезное занятие, но он поднимает престиж города. Уж если Одесса ничем другим не может похвастать, так пусть прославится юмором, интеллектом...

Но вот что интересно: на следующий день после финальной встречи 1967 года пришел ко мне комиссар милиции Гайдамака:

- Объявляю вам благодарность от имени одесской милиции! За весь вечер - ни одного преступления, ни одного случая хулиганства. Давайте побольше таких передач!

- "Сверху" вам часто звонили?

- Чаще всего просили достать билеты в Театр музкомедии - он тогда гремел на всю страну.

"В коммунизм я и сейчас верю"

- А как жилось в быту партийной элите?

- Да какая там к черту "элита"?! Наша партийная команда - это были натуральные чернорабочие. Работы - выше головы, а зарплата... Я в 1954-м стала секретарем горкома, получала 1400 рублей, инструктор - 800. Хороший врач или учителя зарабатывали больше, не говорю уже о квалифицированных рабочих или инженерах. Дома для партработников не строили, магазинов закрытых не было... И если уж человек шел работать в партаппарат, то не за благами особыми, а потому, что ему нравилась именно эта работа. Я и сейчас вспоминаю своих тогдашних сотрудников: Володю Егорова, Вилю Мазура, Радика Иванова, Аллу Андрееву, Толю Штокало, Таню Овчаренко... У нас было такое правило: мы никогда не брали людей, не прошедших школу практической работы. Это потом в аппарат пошли люди, которых я называла "президиумные мальчики": после института они попадали в райком комсомола, затем - в райком партии, оттуда - в горком и т. д. А жизнь видели только из президиума. Нет, в мою бытность на партийную работу не рвались. Это уже в семидесятых очередь стояла, а при мне - нет...

- Сейчас, когда пересматриваются многие идеологические постулаты, вы продолжаете верить в коммунизм?

- А как же! Иначе мне надо было бы повеситься... Другое дело (и тут вина нашей пропаганды, плохой уровень преподавания общественных наук), что коммунизм мы представляем как большую кормушку: каждому - по потребности. А ведь чтобы обеспечить каждому по потребности, нужен и высокий материальный уровень, и высокий уровень нравственности... Да и не в том дело, верю я или нет. Вера не требует знаний. А если говорить непредвзято - не с точки зрения митинга или телепередачи - коммунизм действительно - перспектива человечества. Но ни в коем случае не остановка. Если взять развитие современных экономических (да и всех других) отношений, то это неизбежно ведет к какой-то общности людей, в которой не будет неравенства, бедности, зла... Вот в такой коммунизм я верю...

Беседу вел и подготовил публикацию
Александр ГАЛЯС.

На фото:
на первомайской демонстрации
(снимок 50-х гг.);
Л. В. Гладкая
с лидером компартии Франции
Жаком Дюкло.

Версия для печати

Предыдущая статья

Следующая статья