Номер 48 (793), 09.12.2005

К 185-летию со дня рождения Афанасия Афанасьевича Фета

В творчестве великого лирика А. Фета, может быть, особенно наглядно выявилось, что поэзия вовсе не является простым воспроизведением бывшего в жизни.

Воспоминания самого Фета, его близких, друзей, его собственные дневники и письма рисуют облик человека в высшей степени прозаического, занятого хозяйственными расчетами, склонного к мрачности, тоске и хандре. В стихах же, напротив, предстает личность, в высшей степени просветленная, возвышенная, поэтическая, жизнерадостная, чуждая жизненной прозе.

Может быть, особенно резко этот разрыв между миром внешним, видимым, и миром внутренним, творческим, выразился в трагической любви Фета и Марии Лазич. Девушка поразительной музыкальной одаренности (сам Ференц Лист восхищался ее талантом пианистки), пламенная поклонница Жорж Санд, она вошла в жизнь Фета в конце 1848 года, когда он служил офицером в уланском полку. Знакомство переросло в любовь. Фет писал своему другу: "Я ждал женщины, которая поймет меня, и дождался".

Однако тут же обстоятельно объяснил Марии, что жениться на ней он не может никак, потому что она бедна, а ему нужна невеста с приданым, так как сам он тоже небогат. Вскоре Мария Лазич трагически погибла при обстоятельствах, позволивших предполагать самоубийство. Стихи, посвященные ее памяти, Фет будет писать всю свою жизнь, и этот цикл окажется одним из самых прекрасных и возвышенных в русской любовной лирике, сопоставимым разве что с "денисьевским" циклом Ф. Тютчева.

Лирика Фета  – одно из удивительных явлений русской поэзии. Посвященная любви и природе, она в то же время глубоко философична, наполнена таким сильным чувством очарования жизни, что можно понять, почему, несмотря на принципиальное неприятие его политических, социальных воззрений, Фет вызывал восторженные оценки у таких непримиримых своих противников, какими были Некрасов, Чернышевский, Добролюбов.

Достоевский восхищенно писал, что стихи Фета "полны такой страстной жизненности, такой тоски, такого значения, что мы ничего не знаем более сильного, более жизненного во всей нашей русской поэзии". А Лев Толстой восклицал в письме 1867 года: "Я свежее и сильнее вас не знаю человека".

Одна из загадок лирики Фета связана с его стихами о любви. В нарушение всех очевидных истин самые сильные, самые страстные и самые прекрасные стихи о любви написаны не пылким юношей и не влюбленным молодым человеком, а преклонным старцем. Один из близких его друзей, Я.П. Полонский писал ему незадолго до его смерти: "Что вы за существо  – не понимаю... откуда у тебя берутся такие елейно-чистые, такие возвышенно-идеальные, такие художественно-благоговейные стихотворения?.. я заподозрю, что внутри тебя сидит другой, никому не ведомый и нам, грешным, невидимый, человек, окруженный сиянием, с глазами из лазури и gbegd, и окрыленный! Ты состарился: а он молодец! Ты все отрицаешь, а он верит!"

Думается, разгадка этого лирического феномена в поразительной силе эмоциональной памяти Фета. Так, в стихотворении "На качелях", которое поэт написал в семидесятилетнем возрасте, он сообщал в письме своему другу: "Сорок лет тому назад я качался на качелях с девушкой, стоя на доске, а платье ее трещало от ветра". Какой поразительной свежестью веет от этой звуковой подробности  – "трещало от ветра"!

Впрочем, дело не только в памяти. Особенность стихов Фета о любви в том, что они не о любовном томлении, не о желании страсти, не о мучениях ревности, а о поразительной красоте этого чувства, красоте, которая позволяет увидеть всю прелесть мира. Может быть, это одна из главных причин, почему нераздельны в стихах Фета любовное чувство и чувство очарования природы.

Музыкальная, тонкая, до предела своеобразная любовная лирика Фета в то же время всецело принадлежала русской лирике, русской литературе в ее стремлении понять и постичь душу человека. Ту "диалектику души", которую Л. Толстой постигал своей прозой, Фет осваивал через музыкальное звучание мира и слова. "Никому не удается подмечать так хорошо задатки зарождавшихся чувств, тревоги получувств", "неопределенных, недосказанных, смутных чувств", как это удается Фету,  – писал в 1853 году Ал. Григорьев. И В. Боткин подтверждал: "Мотивы г. Фета заключают в себе иногда такие тонкие... можно сказать, эфирные оттенки чувств, что нет возможности уловить их в определенных отчетливых чертах, и их только чувствуешь в той внутренней музыкальной перспективе, которую стихотворение оставляет в душе читателя".

Если в лирике Тютчева, Некрасова, Огарева любовь предстает как столкновение двух натур, столкновение драматическое и трагедийное, то у Фета любовь  – гармоническое слияние противоречий.

Несмотря на высокую оценку великих современников, лирика Фета оказалась в стороне от интересов читательской массы XIX века. Его двухтомник, изданный незначительным тиражом в 1863 году, так и остался нераспроданным до самой смерти поэта. Только в конце столетия интерес символистов к поэзии Тютчева и Фета словно бы возродил их, и началось новое прочтение их стихов, более глубокое, продолжающееся и поныне.

* * *
Тихая, звездная ночь,
Трепетно светит луна;
Сладки уста красоты
В тихую звездную ночь.
Друг мой, в сияньи ночном
Как мне печаль превозмочь?..
Ты же светла, как любовь,
В тихую звездную ночь.
Друг мой, я звезды люблю  –
И от печали не прочь...
Ты же еще мне милей
В тихую звездную ночь.

* * *
Я пришел к тебе с приветом
Рассказать, что солнце встало,
Что оно горячим светом
По листам затрепетало;
Рассказать, что лес проснулся,
Весь проснулся, веткой каждой,
Каждой птицей встрепенулся
И весенней полон жаждой;
Рассказать, что с той же страстью,
Как вчера, пришел я снова.
Что душа все так же счастью
И тебе служить готова;
Рассказать, что отовсюду
На меня весельем веет,
Что не знаю сам, что буду
Петь  – но только песня зреет.

Одно из самых известных хрестоматийных стихотворений Фета, привлекшее таких композиторов, как А. Аренский, М. Балакирев, Н. Метнер, Н. Римский-Корсаков и др.

* * *
Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали
Лучи у наших ног в гостиной без огней.
Рояль был весь раскрыт, и струны в нем дрожали,
Как и сердца у нас за песнею твоей.
Ты пела до зари, в слезах изнемогая,
Что ты одна  – любовь, что нет любви иной,
И так хотелось жить, чтоб, звука не роняя,
Тебя любить, обнять и плакать над тобой.
И много лет прошло, томительных и скучных,
И вот в тиши ночной твой голос слышу вновь,
И веет, как тогда, во вздохах этих звучных.
Что ты одна  – вся жизнь, что ты одна  – любовь.
Что нет обид судьбы и сердца жгучей муки,
А жизни нет конца, и цели нет иной,
Как только веровать в рыдающие звуки,
Тебя любить, обнять и плакать над тобой!

Стихотворение посвящено Татьяне Кузминской  – сестре Софьи Андреевны Толстой, явившейся в известней мере прототипом Наташи Ростовой. В стихотворении отразилось впечатление не только от самого пения, но и от описания пения Наташи Ростовой в романе "Война и мир": "Он смотрел на поющую Наташу, и в душе его произошло что-то новое и счастливое. Он был счастлив и ему вместе с тем было грустно. Ему решительно не о чем было плакать, но он готов был плакать. О чем? О прежней любви? О маленькой княгине? О своих разочарованиях?.. О своих надеждах на будущее?.. Да и нет. Главное, о чем ему хотелось плакать, была вдруг живо сознанная им страшная противоположность между чем-то бесконечно великим и неопределенным, бывшем в нем, и чем- то узким и телесным, чем был он сам и даже была она".

Стихотворение было положено на музыку П. Чайковским.

* * *
Я тебе ничего не скажу,
Я тебя не встревожу ничуть,
И о том, что я молча твержу,
Не решусь ни за что намекнуть.
Целый день спят ночные цветы,
Но лишь солнце за рощу зайдет,
Раскрываются тихо листы,
И я слышу, как сердце цветет.
И в больную усталую грудь
Веет влагой ночной... я дрожу.
Я тебя не встревожу ничуть,
Я тебе ничего не скажу.

Музыка П. Чайковского.

* * *
Какие-то носятся звуки
И льнут к моему изголовью.
Полны они гордой разлуки,
Дрожат небывалой любовью...
Ведь годы ж прошли? И тогда-то
Душа не изведала страсти...
Что ж сердце болезненно сжато
Волненьем неведомой власти?
Казалось бы, что ж? Отзвучала
Последняя нежная ласка,
По улицам пыль побежала,
Почтовая скрылась коляска...
И только... Но песня разлуки
С несбыточной шутит любовью,
И носятся светлые звуки,
И льнут к моему изголовью...

В "Воспоминаниях" Фета рассказывается: виртуозность игры на фортепиано Марии Лазич так восхитила Ф. Листа, что он "написал ей в альбом прощальную музыкальную фразу необыкновенной красоты... Под влиянием последней я написал стихотворение "Какие-то носятся звуки".

* * *
Нет, я не изменил. До старости глубокой
Я тот же преданный, я раб твоей любви,
И старый яд цепей, отрадный и жестокий,
Еще горит в моей крови.
Хоть память и твердит, что между нас могила,
Хоть каждый день бреду томительно к другой,
Не в силах верить я, чтоб ты меня забыла,
Когда ты здесь, передо мной.
Мелькнет ли красота иная на мгновенье,
Мне чудится, вот-вот тебя я узнаю;
И нежности былой я слышу дуновенье
И, содрогаясь, я пою.

Подготовил Феликс КАМЕНЕЦКИЙ.

Версия для печати

Предыдущая статья

Следующая статья