Номер 45 (1092), 25.11.2011

Недавно умер Сергей Говорухин. Сын знаменитого кинорежиссера, постановщика легендарного сериала "Место встречи изменить нельзя", и сам режиссер-документалист. Он был человеком бесстрашным и мужественным. Потеряв от шальной мины ногу на съемках в Чечне, тем не менее не отказался от профессии, продолжал делать фильмы. Несколько лет назад Сергей Станиславович был в Одессе, тогда мы и познакомились. Разговаривать, откровенно говоря, было непросто, но не по причине закрытости собеседника; попробуйте вести беседу, когда перед вами человек с обрубком вместо ноги. Но говорили мы все- таки не столько о кинематографе, сколько о войне. Точнее, о кинематографистах на войне. Эта беседа была опубликована, но в силу нехватки места в сокращенном виде. Сейчас я хотел бы предложить читателям более полную версию. Насколько это возможно, я старался как можно точнее передать интонацию моего собеседника, с которым, увы, судьба больше никого не сведет.

- Наше поколение в абсолютном большинстве знает о реальной войне по рассказам воевавших родителей. Вы же были на самой настоящей войне. Каково там?

- Я не фронтовик, я по долгу службы был на войне. Страшно, когда готовишься к командировке. И когда возвращаешься обратно, понимаешь, из какого ада ты вырвался. На войне же срабатывает элемент автоматизма, потому что если начинаешь думать о смерти, бояться и убегать всячески, то смерть тебя обязательно настигнет. И об этом там не думаешь, потому что голова все время занята другим.

- Как удавалось преодолеть это состояние естественного страха, когда вы попадали под обстрел?

- Еще раз повторяю, сколько мне доводилось бывать в разных передрягах, почему-то никогда при этом не думал о смерти. Думал о том, как бы уцелеть, приложить все усилия и выбраться из этой переделки живым и невредимым. Не постигало меня как-то чувство панического страха. Может, просто я не попадал в такие ситуации, когда страх парализует тело.

- Человек который воюет с оружием в руках, может себя защитить. А вот вы - с кинокамерой, безоружны и даже представляете собой мишень. Ощущали себя мишенью?

- Нет. Тут я должен внести некоторые коррективы. Я не журналист, я - активный документалист. На меня ни одна конвенция не распространяется, и мы всегда работаем в единой связке с армией: куда идет армия, туда идем и мы. Потому что было бы бессмысленно идти туда в гражданской одежде - это нонсенс.

- То есть документалист должен, с одной стороны, выполнять свою работу, с другой стороны, участвовать в боевых действиях?

- Оператор, хотя тоже идет с оружием, но ни в коем случае не позволит его себе применять, потому что его задача - фиксировать события, чтобы там ни случилось. Это железная заповедь. Он может применить оружие в крайнем случае, если возникла угроза смерти его или его товарищей. Человек, который фиксирует события, и фиксирует их достаточно открыто (потому что если ты не будешь снимать как положено, то вообще ничего не получится), более уязвим для пуль и осколков. Но тем не менее процент смертности, ранений у нашего брата, военного корреспондента, гораздо меньше, чем у военных. Мы гораздо реже попадаем в передряги, и хотя на наши плечи ложится вся эта военная тяжба, но все-таки мы люди относительно свободные. Мы приехали и уехали, а бойцы остаются.

- Что вы чувствовали, когда первый раз попали в Чечню?

- Первый раз на войну я попал не в Чечне, а в Таджикистане - в 1994 году. Вот это были самые сильные впечатления о войне. Война для меня началась с первого же дня. Наша группа подорвалась, мы попали в засаду. И я в первый же свой день пребывания на войне получил свой первый орден. Так что я в этом смысле удачливый... Может, я об этом так легко и говорю потому, что мне было дано испить полную чашу. Мне тогда даже не дали времени на размышление, сориентироваться в ситуации. И все дальнейшее для меня было значительно проще.

- А что тогда произошло?

- Наша группа попала в засаду, взорвались машины десантников (а я тоже десантник). Восьмерых практически разорвало в клочья, трое были ранены. Тут же нас блокировали с господствующих высот. Нас в очередной раз предало командование. Должны были дать вертолет и не дали, потому что техника, естественно, дороже человеческой жизни. И мы на себе тащили раненых, убитых. Все это в жару, в пекле, понятно, что произошло с убитыми: трупы практически разложились, их везли домой в цинковом гробу.

- А что вы в тот момент ощущали?

- Больше всего злость ощущалась. Ни на духов, а на это сволочное командование, которое как было сволочным, так и осталось.

- Вы это так удрученно говорите...

- Такая политая кровью в стране у нас история: бездарно и бессмысленно политая. Вот чем отличается Отечественная война от этой, кроме, конечно, масштабов, количества жертв?! Ведь способ ведения войны один и тот же. Чем Жуков лучше того командующего, который не дал нам вертолет? Да ничем!

- Когда вы это поняли?!

- Я ведь был не только в Чечне, но и в Афганистане, Таджикистане, Косово.

- Все сплошь "горячие точки"... Что заставляет вас стремиться именно туда?

- Я считаю, что картина, которую я сделал, по крайней мере, перевернула сознание обывателя в России. Она не была показана на центральных каналах из цензурных соображений, но она шла по второстепенным каналам и разошлась огромным тиражом в 70 тысяч экземпляров. Это был рекорд для документального кино, невиданный. Она бы и дальше пошла, но фирма, которая продюсировала ее и занималась производством видеопродукции, после августовского кризиса прекратила свое существование.

- Но ведь это все понимается, как говорится, задним числом. А когда вы только приступаете к созданию фильма?

- Когда я еду снимать фильм, я знаю, что у меня есть какая- то цель, задача. Может быть, что-то получится хуже, что-то лучше, но я все равно, исходя из цели командировки, обязан отснять тот материал, из которого сделаю действительно стоящую работу. Ну и, конечно, для многих военных корреспондентов война - своего рода наркомания.

- Наркотики - это галлюцинации, кайф... А как может быть наркотиком война, где ты постоянно на грани риска лишиться жизни?

- Как ни парадоксально, но это тоже галлюцинации. Потому что на войне люди живут по законам, которые, к большому моему сожалению, практически неприемлемы сегодня в нашей жизни. Это порядочность, отвага, надежность, чувство дружеского локтя. Нас всех несет туда эта другая, нормальная, естественная изнанка жизни. Там чувствуешь себя комфортно, там пропадает чувство страха. У него автомат, у тебя автомат, и еще неясно, кто кого переиграет. Здесь же, в обычной жизни, ты не знаешь, откуда ждать опасности. В советские времена можно было лечь спать и спокойно проснуться, а теперь... Смотришь телевизор и думаешь: это американцы опять какой-то триллер отсняли или это на самом деле происходит?

Материалы полосы подготовил
Александр ГАЛЯС.

Версия для печати

Предыдущая статья

Следующая статья