Номер 15 (760), 22.04.2005

К 135-й годовщине со дня рождения В.И. Ленина

Публикуем (с сокращениями) написанную в эмиграции статью лидера эсеровской партии, председателя Учредительного собрания Виктора Михайловича Чернова.

Ленин был великим человеком. Не только величайшим человеком в своей партии –он был ее некоронованным королем, и притом заслуженно. Он был ее головой, ее волей, можно бы даже и сказать, ее сердцем, если бы он сам и эта партия не приняли обязательства быть бессердечными. Ленин обладал мощным, но холодным интеллектом. Интеллектом ироничным, саркастичным, циничным. Для него ничего не было хуже сентиментальности. Это слово всегда оказывалось у него наготове по отношению к любым моральным и этическим соображениям в политике. Для него все это было чем-то несерьезным –лицемерием, "поповской болтовней". Политика означала стратегию и больше ничего. Стремление к победе –единственная заповедь. Воля к власти и бескомпромиссной реализации политической программы –вот единственная добродетель. Колебание –вот единственное преступление.

Говорят, что война –это продолжение политики другими средствами. Ленин, несомненно, перевернул бы эту формулировку и сказал бы, что политика является продолжением войны, но в другой форме. Самым существенным влиянием войны на сознание человека является легализация и освящение вещей, которые в мирное время являются преступлением. На войне превращение цветущего края в пустыню является только тактическим приемом, грабеж превращается в "реквизицию", обман –в военную хитрость, готовность пролить кровь брата выглядит проявлением военного рвения, бессердечность по отношению к жертвам похвальным самообладанием, безжалостность и негуманность становятся обязанностью. На войне все средства хороши, и лучшими являются как раз те, которые наиболее осуждаются в обычной человеческой практике. И поскольку политика является замаскированным продолжением войны, правила войны превращаются в принципы политики.

Ленина часто обвиняли в том, что он не был и не хотел быть "честным противником". Но для него само понятие "честный противник" представлялось абсурдом, предрассудком ограниченных людей, чем-то таким, что можно время от времени использовать в собственных интересах. Однако воспринимать это всерьез просто глупость. Защитник пролетариата должен отбросить всякую щепетильность в отношении врагов. Обманывать врага сознательно, клеветать на него, очернять его имя –все это Ленин рассматривал как нормальные вещи. Он провозглашал их с жестокой циничностью. Совесть Ленина заключалась в том, что он ставил себя вне рамок человеческой совести по отношению к своим врагам. Таким образом, отказываясь от всяких принципов честности, он оставался честным по отношению к самому себе.

Будучи марксистом, он верил в "классовую борьбу". По его мнению, гражданская война является неизбежной кульминацией классовой борьбы. Можно даже оказать, что для него классовая борьба являлась лишь зародышем гражданской войны. Разногласия в партии, серьезные или пустяковые, он всегда пытался объяснить как эхо классовых антагонизмов. Он стремился избавляться от нежелательных элементов, изгоняя их из партии, и, делая это, он "честно" прибегал к самым низким средствам. В конце концов разве не является разнородная партия недопустимым конгломератом антогонистических классовых элементов? А с антагонистическими классовыми элементами следует обращаться по принципу "на войне как на войне".

Как человек, у которого "истина в кармане", он не ценил творческие усилия других людей, не уважал чьи-либо убеждения, ему была чужда восторженная любовь к свободе, которая присуща независимому творческому духу. Напротив, он исповедовал чисто азиатскую концепцию монополии на печать, слово и мысль, закрепленной за единственной привилегированной кастой, следуя в этом мифическому мусульманскому изречению о том, что если Александрийская библиотека содержит те же вещи, что и Коран, то она бесполезна, а если другие, то вредна.

Ленину было абсолютно отказано в творческом таланте, он был только умелым, ярким и неутомимым проводником в жизнь теорий других мыслителей, обладал настолько узким мышлением, что можно было бы говорить об ограниченности его интеллекта. Однако в этих рамках он был способен на проявление силы и оригинальности. Его сила заключалась в необычайной ясности, можно даже сказать, прозрачности построений. Он следовал своей логике неуклонно, доводя дело до абсурдных заключений, не оставлял ничего расплывчатого или необъясненного, за исключением тех случаев, когда этого требовали тактические соображения, идея формулировалась предельно просто и конкретно. Это наиболее очевидная черта ленинской риторики. Он никогда не был блестящим оратором. Часто был грубым и неуклюжим, особенно в полемике, где он постоянно повторялся. Однако именно эти повторы составляли его систему и силу.

За бесконечным пережевыванием и нескладными шутками скрывалась живая, несгибаемая воля, ни на дюйм не отклоняющаяся от избранного пути, это было упорное давление, гипнотизирующее аудиторию своей монотонностью. Одна и та же мысль повторялась несколько раз в различных формах до тех пор, пока тем или иным путем не проникала в сознание каждого. Затем подобие тому, как капля точит камень, постоянное повторение внедряло эту идею в интеллект слушателя. Немногие ораторы умели достигать подобных результатов путем повторов.

Воля Ленина превосходила его интеллект, и последний всегда выступал как слуга первой. Так, когда наконец после многих лет подпольных усилий победа была достигнута, он не приступил к воплощению своих идей, как поступил бы конструктивный социалист, заранее продумавший созидательную работу. Он просто применил к новой созидательной фазе своей жизненной программы те же методы, которые использовал в разрушительной борьбе за власть. "Вначале ввяжемся, а там посмотрим" –ему очень нравилось это выражение Наполеона.

Многие критики обвиняли Ленина в сильной жажде власти и почестей. На самом же деле он просто органически был создан $+o управления и буквально не мог удержаться от того, чтобы не навязывать свою волю другим, не потому, что жаждал этого, а потому, что это было столь же естественно для него, как для крупного небесного тела естественно влиять на планеты. Что касается почестей, то он их не любил. Плебей по своим вкусам, он остался таким же простым в своих привычках после Октябрьской революции, как и до нее.

Его часто изображали бессердечным, сухим фанатиком. Однако его бессердечность была чисто интеллектуальной и, следовательно, направлена только против его врагов, то есть против врагов партии. По отношению к друзьям он был любезен, добродушен, жизнерадостен и вежлив, каким и полагается быть хорошему другу; поэтому эмоционально-фамильярное "Ильич" стало среди его последователей общепринятым именем.

Он посвятил всю свою жизнь интересам рабочего класса. Любил ли он рабочих людей? Очевидно, да, хотя его любовь к реальным живым рабочим, несомненно, была слабее, чем ненависть к угнетателям рабочих. Его любовь к пролетариату была той же деспотической, суровой и беспощадной любовью, во имя которой столетия назад Торквемада сжигал людей ради их опасения.

Следует отметить еще одну черту: Ленин по-своему любил тех, кого ценил как полезных помощников. Он легко прощал им ошибки, даже неверность, время от времени, однако, строго призывая их к выполнению задач. Злобность и мстительность были ему чужды. Даже враги воспринимались им скорее как какие-то абстрактные факты. Вероятно, они не могли возбудить в нем чисто человеческий интерес, будучи просто математически определенными точками для приложения деструктивных сил. Чисто пассивная оппозиция его партии в критический момент являлась для него достаточным основанием того, чтобы расстрелять сотни людей без тени колебаний. И при всем этом он любил, искренне веселясь, играть с детьми, собаками, котятами.

Говорят, каков стиль, таков и человек. Вернее было бы сказать, что каковы мысли, таков человек. И если Ленину было дано оставить собственный отпечаток на доктрине классовой борьбы, то этот отпечаток следует искать в его интерпретация диктатуры пролетариата, пронизанной концепцией той воли, которая и составляла саму сущность его личности. Социализм означает освобождение труда, а пролетариат есть плоть и кровь трудящихся масс. В самом пролетариате, однако, есть пролетарии более или менее чистой породы. Далее, если необходима диктатура пролетариата, то в соответствии с теми же принципами внутри самого пролетариата должен быть авангард, осуществляющий диктатуру над рядовыми пролетариями. Это должна быть своего рода квинтэссенция –настоящая пролетарская партия внутри пролетарской партии, таким образом должна существовать диктатура более сильных элементов над другими, более нестойкими. Таким образом, получается иерархическая система диктатур, вершиной которой является, и не может не являться, личный диктатор. Им и стал Ленин.

Его теория концентрических диктатур –которая весьма напоминает концентрические круги Дантова ада –развилась, таким образом в универсально приложимую теорию социалистической диктаторской опеки над народом, превратилась в антитезис настоящего социализма, как системы экономической демократии. Эта любимая и почти сокровенная концепция Ленина и единственная действительно его –представляет собой "противоречие данному". Подобное внутреннее противоречие не может в конце концов не превратиться в источник раскола внутри созданной им партии.

Подготовил Феликс КАМЕНЕЦКИЙ.

Коллаж А. КОCТРОМЕНКО.

Версия для печати

Предыдущая статья

Следующая статья