Номер 32 (1178), 30.08.2013

Столетие Модеста Табачникова в родном городе композитора практически не заметили. Несколько статей на сайтах - "статистически малая погрешность". Что ж, к такому отношению Одессы к своим выдающимся уроженцам не привыкать. К сожалению...

А ведь в данном случае речь идет о человеке, который сочинил самое большое количество популярных песен, так или иначе связанных с Одессой. Среди них - два шлягера "всех времен": "Ах, Одесса, жемчужина у моря..." и "У Черного моря". Эти песни пели, поют и будут петь, пока будет существовать на свете это феноменальное пространство, у которого масса псевдонимов" - "столица юмора", "южные ворота Украины", "Южная Пальмира" и т. п., но одно недлинное и звучное имя - ОДЕССА.

Накануне Дня города самое время напомнить о прошедшем юбилее. Как говорится, лучше позже...

Для справки. Модест (Манус) Ефимович Табачников (13 августа 1913, Одесса - 31 января 1977, Москва) - советский композитор-песенник. Заслуженный деятель искусств РСФСР (1976). Родился в Одессе. Играл в оркестре при фабричном клубе. С 1931 по 1936 гг. учился на дирижёрском факультете Одесского музыкально-театрального института. В 1940-1941 гг. заведовал музыкальной частью Одесской киностудии. Во время войны был художественным руководителем ансамбля песни и пляски 2-й Гвардейской армии, руководителем музыкальной части фронтового театра "Весёлый десант". Автор музыки к нескольким опереттам ("Сенсация", "Люблю, люблю" и др.), к 50 драматическим спектаклям и 7 кинофильмам, более 230 песен. (Из Википедии.)

В середине 1990-х я готовил на тогдашнем "7-м канале" серию программ под названием "Одесские мемуары". Среди многих ее участников была и сестра Модеста Табачникова - Белла Ефимовна. Передача снималась у нее дома. К сожалению, видео не сохранилось, но остались заметки присутствовавшей при записи Светланы Тарасюк...

После звонка дверь почти сразу распахнулась. Нас ждали. Один шаг - и мы в крохотной (не развернуться) передней. Хозяйка гостеприимно приглашает всех в комнату. И пока телевизионщики разбираются с бесконечными проводами, я невольно ищу в лице этой седовласой женщины черты сходства с ее знаменитым братом - Модестом Табачниковым.

Есть город, который я вижу во сне,

О, если б вы знали, как дорог

У Черного моря открывшийся мне

В цветущих акациях город...

Не правда ли, трудно найти человека, не знакомого с этой песней? Ее написал Модест Ефимович Табачников. А кроме нее: "Давай закурим", "Одесский порт", "Мама", "Дядя Ваня", "Цветочница Анюта" и многие, многие другие. Одни из них канули в лету и знакомы сейчас лишь специалистам, а другие не утратили своей свежести и поныне, они по-прежнему любимы и поются в каждом одесском (и не только!) доме.

Легко льется рассказ Беллы Ефимовны, и я с удовольствием погружаюсь в мир ее воспоминаний.

"...Мать вдруг услыхала звон бьющейся посуды. Вбежав в комнату, увидела крохотного сына, методично разбивающего одну за другой детали большого столового сервиза. Старый сосед по коммуне упросил ее не трогать Модеста: "Успокойся, Дора. Я заплачу тебе за сервиз, только не мешай ему. Ты присмотрись, как он это делает!" Да, Модест не просто громил сервиз, он чутко прислушивался к очередному "дзынь". Ведь каждая тарелка издавала свой звук, так непохожий на предыдущий. До чего ж это было красиво!

Одаренный мальчик часто пел даже во сне. Впрочем, музыкальна была вся семья: папа пел, дочь Белла танцевала, Модест играл почти на всех струнных и духовых инструментах, а мама заправляла домашними артистами, направляла их рвение в нужное русло. Чего только не было в этом доме: трубы, банджо, балалайки, мандолины, пианино и еще какие-то диковинные инструменты, название которых трудно запомнить.

Когда сын подрос, его отдали в музыкальную школу по классу фортепьяно. Как он занимался в школе? Об этом спросите у старых одесских дворников. Именно они приносили домой папку с нотами, которую можно было найти где угодно, но чаще всего под лестницей. Увы, будущий композитор предпочитал нудным гаммам импровизированное футбольное поле возле синагоги. Так здорово было вместо сидения в классе повопить на улице и погонять с пацанами мяч, похожий на кочан капусты. Удивительно, но увлечение футболом никак не сказалось на его успехах в музыке. Модест рано и бегло начал читать с листа ноты, с блеском сдавал все экзамены.

А юношей часто репетировал дома вместе со своими друзьями. Целый оркестр в коммунальной квартире! Сейчас, при всеобщей нетерпимости и взвинченности, трудно вообразить себе нечто подобное. А тогда мама Модеста, заручившись согласием ближайших соседей, обошла жильцов 1-го и 3-го этажей, чтобы узнать, не имеют ли они к ним претензий: "Если музыка всем мешает, мальчики будут репетировать в другом месте". - "Что вы, Дора Исаевна! Нам так нравится их слушать. Не лишайте нас этой радости!"

Не могла знать тогда ни Дора Исаевна, ни сам Модька с Екатерининской, что под его "Ах, Одесса" родной город будет лихо отплясывать уже без малого 70 лет. Что это его детище не только станет шлягером на все времена, но и своеобразным гимном города. Что эта песня, написанная как-то утром на салфетке за столиком гостиницы "Лондонская", намного переживает его самого, а один раз даже спасет не только его теплое пальто, но, как знать, может, и жизнь.

Как это было? Табачников, весь погруженный в свои мысли, возвращался домой от друзей в час ночи по Пушкинской. Его остановили двое. Поздоровавшись и пощупав добротный драп пальто, предложили раздеться. Автоматически, все еще думая о своем, Модест снял шляпу, пальто, пиджак, из кармана которого торчали ноты. Вор вынул их, развернул и прочитал вслух: "Ах, Одесса!" Слова и музыка М. Табачникова. Откуда это у тебя?". "Что?.. Это моя песня. Я - Модест Табачников". Эти простые слова оказали поистине магическое действие на лихую пару.

"Ты подарил нам песню, чтобы мы тебя раздели?!"

Удивительно, но блатной мир почему-то с первого дня считал эту песню своей. И то, что она имеет автора, и вот он перед ними, очень разволновало грабителей. Табачникову помогли одеться и бережно проводили до самого дома: "Можешь ничего не бояться. Тебя теперь никто не тронет. Ходи, когда вздумается".

Наступил 1941 год. Модест, несмотря на белый билет, ушел на фронт. Он не мог поступить иначе.

- Почему у Модеста Ефимовича был белый билет?

- В 17 лет он перенес менингит. Я хорошо помню тот день. Мама тогда поседела за одну ночь, услышав страшный диагноз.

После войны Модест переехал в Москву и бывал в Одессе лишь наездами раз в несколько лет. Состояние здоровья не позволяло ему бывать здесь чаще.

- Белла Ефимовна, каким вам вспоминается брат сейчас, по прошествии многих лет после его смерти?

- Вы знаете, не взрослым, седым и известным, а 12-летним мальчиком, который за порцию мороженого соглашался посидеть со мной и моей подружкой, когда родители уходили в театр. Он выключал свет и начинал быстро-быстро расчесывать свою густую шевелюру. Яркие электрические искры летели от его головы в разные стороны, и сердца шестилетних девчонок сжимались от восторга и страха. Мы визжали, а мальчишка звонко смеялся. Вот каким он остался в моей памяти.

Пришло время расставаться с уютной квартирой на первой станции Б. Фонтана и ее славной хозяйкой. На улице уже сгустились сумерки. Я шла и думала: "Что же за тайна заключена в этом городе? Почему столь щедр он на таланты? Что тому причина? Широта? Долгота? Температура? Нет ответа. Такой уж это город, что объяснить его, подчинить законам логики невозможно. И это замечательно!".

"Какие бы строжайшие антитабачные законы ни принимали в нашей стране, до тех пор, пока сохраняются живые, а не мифологические воспоминания о Великой Отечественной войне, песня Модеста Табачникова на стихи Ильи Френкеля "Давай закурим" останется как пароль, по которому узнают своих. Как "Темная ночь" Никиты Богословского и Владимира Агатова. Как "Случайный вальс" Марка Фрадкина и Евгения Долматовского. Как "Синий платочек" Ежи Петербургского, на музыку которого писали разные поэты. Список можно продолжить, но он, поверьте, будет невелик". Эти слова принадлежат бывшему министру культуры Российской Федерации и просто очень умному и знающему человеку Михаилу Швыдкому. Трудно более точно определить место и значение этой песни в истории.

Самое удивительное, что родилась она в тот период войны, когда кому и "давали прикурить", так это Красной Армии...

В 1941 году 28-летний одесский музыкант и композитор Модест Табачников был назначен музыкальным руководителем ансамбля песни и пляски 2-й Гвардейской армии. Готовя программу к очередной годовщине Октябрьской революции, он сочинил несколько мелодий, стихи к которым предложил сочинить своему соавтору Илье Френкелю.

Много лет спустя поэт вспоминал, каким образом родилась сама идея песни.

"За моей спиной, - рассказывал И. Френкель, - годы встреч со множеством людей. И часто поводом к общению служило: "Нет ли закурить?", а то и просто приглашение: "Давай закурим!" Чиркнет огонек, выдохнется колечками дым - лед разбит, завязалась беседа. Иногда знакомство, иногда больше. А военному человеку закурить означало еще и предметно ощутить связь с домом, с кругом близких. Лишенному уюта и отдыха огонек папироски, запах табака напоминают о чем-то приятном, скрашивают одиночество, успокаивают, приводят в норму. "Давай закурим!" - чем плох этот пароль дружбы?"

Говорят, что М. Табачников настаивал, чтобы в тексте обязательно был упомянут его родной город. Этот "социальный заказ" поэт выполнил, написав: "Снова нас Одесса встретит, как хозяев, звезды Черноморья будут нам сиять..."

Исполнить свое новое сочинение в праздничном концерте М. Табачников доверил земляку - солисту ансамбля, выпускнику Одесского театрального училища Аркадию Явнику, который (разумеется, не без влияния истории родного города) взял себе сценический псевдоним Воронцов. На премьере композитор лично аккомпанировал исполнителю на аккордеоне. Случилось это 8 ноября 1941 года...

Рассказывая полвека спустя автору этих строк об истории появления песни, А. Воронцов-Явник честно признался, что никто, включая композитора, не представлял, какая ее ждет оглушительная слава. Впоследствии артист страшно жалел, что, в отличие от К. Шульженко, не имел возможности записать песню в студии и таким образом "увековечить" своё первенство. Хотя сам композитор при послевоенных встречах всегда подчеркивал, что помнит, чьим голосом была впервые озвучена одна из его лучших песен. Стоит, правда, отметить, что и у К. Шульженко не обошлось без "одесского влияния": ведь ее тогдашним мужем и соруководителем ленинградского джаз-ансамбля был одессит Владимир Коралли, который, собственно говоря, в свое время и свел певицу со своим земляком и приятелем Модестом.

Всенародная популярность песни подтверждалась порою удивительным образом.

Когда советские войска освободили Ростов-на-Дону, рабочие Донской государственной табачной фабрики обратились к авторам песни, чтобы те разрешили выпуск папирос под названием "Давай закурим". Однако политуправление фронта отказало ростовчанам: им объяснили, что песня - это не реклама. (Интересно, что бы сказали те генералы и полковники, доживи они до нынешних дней?!)

Зато песня очень нравилась Леониду Брежневу. Говорят, что на одном из концертов, где присутствовал Генеральный секретарь, после выступления Клавдии Шульженко Брежнев, смахнув слезу, поинтересовался у своего помощника, какое звание имеет певица. Тот ответил: "Народная артистка Российской Федерации". - "Подготовьте указ о присвоении ей звания народной артистки Советского Союза", - сказал Генсек. Распоряжение было быстро исполнено.

А вот авторам песни в плане "царских милостей" не повезло. Правда, в 1975 году, накануне 30-летия Победы, несколько генералов направили письмо Брежневу с просьбой наградить поэта и композитора.

Однако ответа почему-то не последовало.

В начале 1956 года в Ленинградский Большой драматический театр (БДТ) пришел новый, одиннадцатый по счету, главный режиссер - Георгий Товстоногов. В то время славный некогда театр переживал трудные времена: на некоторых спектаклях в зале сидели 30-40 зрителей. Г. Товстоногов начал свой путь в БДТ с единственно возможного - формирования репертуара. Прежде всего было необходимо вернуть в театр зрителя. И в течение полугода новый главреж выпускает одну за другой три комедии. 31 декабря зрители увидели премьеру спектакля "Когда цветет акация" по пьесе Н. Винникова. Этот спектакль и стал визитной карточкой нового БДТ. Спектакль о любви, чуткости, человеческой порядочности был сыгран легко и весело; он подкупал неподдельной искренностью живого чувства, заразительностью и обаянием актеров. Режиссер выиграл первый бой: зал БДТ стал заполняться публикой.

Не последнюю роль в успехе спектакля сыграла музыка М. Табачникова, особенно музыкальный лейтмотив - студенческая песня на слова Якова Хелемского.

Кружатся, кружатся пары влюбленные,

Музыкой сердце полно.

Ветры весенние, ветки зеленые

С улицы рвутся в окно.

Юность проходит, её не вернуть.

Множество в жизни путей.

Выбрав свой путь, не позабудь

Дружбу студенческих дней.

Много лет спустя с этой песней случилась забавная история. В 1999 году День города вместе с одесситами отмечал тогдашний Президент Л. Кучма. Среди прочих мероприятий он приехал в Оперный театр, чтобы поздравить самую массовую свадьбу в одесской истории, когда сочетались браком сразу 16 пар. В ожидании Президента народ развлекал Иосиф Кобзон, знаменитый, среди прочего, колоссальным количеством спетых им песен. Леонид Данилович, выйдя на сцену и поздравляя новобрачных, вспомнил времена своей юности и затянул "Кружатся, кружатся пары влюбленные, музыкой сердце полно...". И тут случилась заминка: оказалось, что даже всезнающий И. Кобзон и его аккомпаниатор Левон Оганезов эту песню не слышали. Конечно, подобрать по ходу мелодию для Л. Оганезова не составило труда, но интересен сам факт: Л. Кучма из множества песен своей юности выбрал именно эту...

Подготовил Александр ГАЛЯС.

Версия для печати

Предыдущая статья

Следующая статья