| |
|
Номер 28 (824), 21.07.2006 К 190-летию со дня смерти Г. Р. Державина ОТЕЦ РУССКИХ ПОЭТОВ
Гаврила Романович Державин (1745-1816) прожил долгую и сложную жизнь, полную взлетов и падений, почетных назначений на высокие посты и бурных ссор с вельможами и царями. Сын бедного офицера, он начал службу рядовым солдатом, а стал одним из крупнейших государственных деятелей России XVIII столетия. Но бессмертным в веках стал не Державин-чиновник, статс-секретарь, сенатор, министр, а Державин-поэт. Он велик как гениальный поэт-художник вообще и как первый русский поэт-реалист. Первым из литераторов России Державин осознал себя поэтом русским, национальным, русским не только по языку, но, главное, по мышлению, "философии", как говорил он сам.
Я князь, коль мой сияет дух;
"Фелица" – одно из ранних творений Державина. Известно, что он не хотел даже его обнародовать. Больше года оно пролежало в его бюро, пока некий Козодовлев, служивший при Академии наук и живший с Державиным в одном доме, случайно не увидел оду, не выпросил на один день, а потом и дал ей ход. Впоследствии поэту много раз намекали, что Екатерина ждет новой оды, но он не мог уже выдавить из себя ни одного слова... Слог его действительно местами тяжеловат. Это знали еще его современники. Вернее, не современники, а первые и непосредственные преемники. Бестужев, Пушкин, Гоголь, Белинский сходились на том, что Державин, с одной стороны, гениален, а с другой – чуть ли не безграмотен. "Исполинские свойства вдруг превращаются в неряшество... Придай полное воспитание такому мужу, не было бы поэта, выше Державина" (Гоголь). Но коль скоро проникнешь сквозь пурпурно-бархатное, темно-золотистое покрывало его стихотворного языка, попадешь в мир удивительно зримых, очень конкретных и земных образов. Местами слог Державина достигает легкости и изящества Пушкина, которого нужно считать прямым наследником и преемником Гавриила Романовича. "Стихи Державина, несмотря на неправильность слога, исполнены порыва гения. Его смелость – высшая смелость", – это Пушкин. Пушкин же дал и следующую потрясающую оценку державинскому стиху: "Читая его, кажется, что читаешь дурной вольный перевод с какого-то чудесного подлинника". Легко нам теперь, изящно летающим со скоростью звука, осуждать первые громоздкие аэропланы. Так и хочется округлить прямоугольные крылья, сделать обтекаемым фюзеляж, сделать убирающееся шасси, поставить новый мотор. Но если и брать это техническое сравнение, то все равно никак поэзию Державина нельзя равнять с первыми самолетами. В том все и чудо, что неуклюжий на вид аэроплан державинского станса вдруг взмывает в такие высоты и дали, которых потом не могли достичь русские поэты ни во времена Пушкина, ни во времена Некрасова, ни во времена Блока, ни тем более в позднейшие времена. Можно услышать мнение, что Державина с его лексикой восемнадцатого столетия читать теперь практически невозможно. Но это справедливо только для тех, кто и не пробовал в Державина вчитаться. Вот стихотворение Державина "Властителям и судиям". Это переложение на русские стихи 81-го псалма Давида. ВЛАСТИТЕЛЯМ И СУДИЯМ Восстал всевышний бог, да судит
Подивимся же громоподобной силе уходящего в глубины древности стихотворения: Не внемлют! видят – и не знают!
Да, современно это звучало во времена царя Давида, современно это звучало во времена Державина, современно это звучит и сейчас. Это и есть сила настоящей поэзии. Державин – поэт, новатор, гуманист, просветитель, гражданин, патриот – по праву был назван Белинским отцом русских поэтов. Феликс КАМЕНЕЦКИЙ.
|
|
||||||||||||||
|
| ||||||||||||||||
)
Г.Р. Державин был истинным поэтом. Он совсем не умел
кривить душой. Напротив, был смел и слишком прямолинеен.
Вращаясь среди князей и вельмож, он вдруг в лицо им спокойно
заявлял, что не герб и не тени предков делают дворянина
дворянином:
