Номер 11 (956), 27.03.2009

Аркадий Астахов 17 лет назад ушел в мир иной, но у тех, кто хоть раз видел и слышал артиста на сцене, осталась о нем благодарная память. Аркадий Савельевич, хотя и проработал на эстраде более полувека, так и не удостоился чести быть отмеченным почетным званием. Но коллеги и зрители признавали: это был Артист. Он принадлежал к вымирающему ныне племени конферансье, много лет вел концерты ведущих мастеров - академического, фольклорного, эстрадного искусства. Со многими был знаком и даже дружил. В его архиве я видел поздравления от Утесова, Кобзона и многих других знаменитостей. С почтением относились к А. Астахову его одесские коллеги по жанру - М. Жванецкий, Р. Карцев, В. Ильченко, М. Бакальчук...

Одним из самых близких друзей А. Астахова был драматург Александр Хазин. Тот самый, который "удостоился чести" быть "пропесоченным" в печально знаменитом докладе А. Жданова о журналах "Звезда" и "Ленинград" наряду с Михаилом Зощенко и Анной Ахматовой. В архиве А. Астахова сохранились письма А. Хазина, которые супруга артиста Г. Г. Астахова любезно разрешила ксерокопировать. Также автору этих строк удалось в свое время слышать рассказы артиста о его дружбе и сотрудничестве с драматургом. Эти письма и записи легли в основу данного материала.

Из воспоминаний А. Астахова. "Познакомились мы в 1943 году. Наша концертная бригада, которую возглавляла популярнейшая в те годы артистка Лидия Атманаки, только что вернулась с фронта, из дивизии имени Панфилова и работала в Алма-Атинской филармонии. С фронта приехал в Алма-Ату и Саша Хазин, молодой, жизнерадостный, обаятельный и очень красивый. Фронтовой корреспондент, награжденный орденом Красной Звезды, он, как и мы, был полон военных впечатлений и охотно делился ими.

Кажется, на этом мы и сошлись. Я с удовольствием читал фронтовые фельетоны Хазина (в армейской газете "Знамя Родины" он выступал под именем бойца Трофима Бомбы), мы даже строили планы совместной работы, но по каким-то причинам дело до нее не дошло...

Сотрудничество же наше началось уже в конце сороковых при обстоятельствах для Хазина драматических. На написанный им стихотворный фельетон "Возвращение Онегина" обрушился тогдашний "главный идеолог" Андрей Жданов. Его сразу лишили возможности печататься в журналах, его монологи, сценки, которые исполняли многие артисты эстрады, как по команде, исчезли из их репертуара. Пришлось Саше уехать на родину, в Харьков, где жила его мама. Там мы и встретились. Лидия Атманаки заказала ему фельетон для своей новой программы: по тому времени это был достаточно смелый шаг. Правда, надеяться на то, что произведения Хазина пройдут "лит", было малореально: вот и пришлось ему подписываться псевдонимом А. Балашов. Но главное мы сделали - у Саши вновь появилась возможность заниматься любимым делом...

Наша дружба окрепла, и мы с женой всегда с нетерпением ждали писем из Ленинграда, заранее предвкушая удовольствие...

Из письма А. Хазина. "Дорогой Аркаша! Прежде всего еще раз поздравляю тебя с пятидесятилетием и очень сожалею, что не мог принять участие в праздновании и выпить за твое здоровье, подорванное избранной тобой профессией. От души желаю тебе здоровья, чувства юмора и здорового цинизма по отношению ко всевозможным неожиданностям в искусстве. Помни, Аркаша, что нам нужны Салтыковы-Щедрины и Гоголи!

Напиши, как прошел твой юбилей? Как охарактеризовал твой творческий путь Изакин Гриншпун? Сказал ли он, что ты создал положительный образ советского больного? Что ты пил на юбилее?.. Кричал ли ты на утро, что больше никогда не будешь праздновать пятидесятилетие и что ну его к черту?.. Словом, опиши подробнейшим образом декаду астаховского искусства, прошедшую в Одессе.

Буду рад, если ты с Галочкой приедете летом. На даче у меня есть все, что нужно для твоего отдыха: аптечка, шалман, есть еще всегда "поллюстровская", солнечная уборная, спасательный пояс, а для спортивных упражнений - лото".

Из воспоминаний А. Астахова. "Сатира у нас всегда была не в почете. Мы это хорошо почувствовали на примере фельетона "Отклонение от нормы". То, о чем говорил Хазин в этом фельетоне, после ХХ съезда трудно было опровергнуть. Но чиновники нашли к чему придраться. В фельетоне в качестве примера бездарного виршеплетства Хазин привел такие стихи (реально существовавшие):

Моя душа - эбеновый гобой.
И пусть я ниц пал пред кумиром,
С тобой дитя, как с медною трубой,
Мы все ж, пойми, разъяты целым миром.
О, будем же скорей одним вампиром,
Ты - мною будь, я - сделаюсь тобой,
Будь ложкой мне, я сделаюсь губой..."

Когда я сдавал фельетон худсовету, в этом месте все дружно засмеялись: зрители правильно поняли смысл приводимых стихов. Но - нашелся не в меру ретивый блюститель общественной нравственности..."

Из отзыва начальника управления музыкальных учреждений Министерства культуры УССР В. Перунова. "Вряд ли стоит декламировать с эстрады такое, как стихи из фельетона "Отклонение от нормы" - "О, будем же скорей"... Несмотря на то, что это стихотворение подается как отрицательный пример, сам факт его чтения с эстрады уже является вредным. Вызывает удивление, что руководство и художественный совет Одесской филармонии, зная о больших задачах, возложенных на советскую эстраду в деле воспитания трудящихся, могли рекомендовать произведение такого низкого идейного и художественного уровня".

Из письма А. Хазина. "Получил твое письмо и, должен сказать, что оно меня не очень удивило. Если помнишь, я тебя предупреждал, что Киев мое сочинение не разрешит - у нас старые счеты (еще со времен распятия Христа). Такая же история была с фельетоном "С любовью не шутят". Соображения, которые тогда были высказаны, стояли на том же высоком уровне кретинизма, что и бумажка, копию которой ты мне прислал. Как тебе известно, фельетон "С любовью не шутят" исполнялся на всех эстрадах, исполнял его и ты...

Не знаю, чем тебе помочь... Единственное, что я попытаюсь сделать, - это утвердить фельетон в Ленинграде... В отличие от бывшего реперткома материал, завизированный здесь, имеет право исполнять артист всюду, так что этого было бы вполне достаточно для того, чтобы ты получил фельетон, а я, соответственно, деньги. Но ведь я знаю ваши республиканские "нравы". Имея формальное право, ты вызовешь немилость киевского, а то и одесского начальства за то, что посмел не прислушаться к их мнению. Но тут уже я ничего сделать не могу. Во всяком случае, я утвержу фельетон здесь, и если для вашей бухгалтерии этого мало, вынужден буду воспользоваться услугами ленинградской бухгалтерии..."

Из воспоминаний А. Астахова. "Пик нашего творческого сотрудничества приходится на шестидесятые годы. Я руководил тогда эстрадным коллективом Одесской филармонии, а Хазин писал для нас программы. Признаться, ситуация при создании нашего коллектива была непростой: ведь в нем не было ни одной звезды, само имя которой автоматически обеспечивало бы сборы. И тогда решили: пусть звездой представления будет... наш родной город Одесса. Название города фигурировало во всех программах, сочиненных для нас Хазиным: "Письма из Одессы", "120 минут с одесситами", "Одесские зонтики", "Вас вызывает Одесса". Расчет оказался точным - зрители других городов охотно посещали наши концерты, привлеченные названием знаменитого и всеми любимого города".

Из письма А. Хазина. "Посылаю тебе, как мы и решили, весьма приблизительный план предполагаемого спектакля... Темой конферанса и интермедий будет характерное для нашего времени стремление к бесконечным перестройкам, реорганизациям, усовершенствованиям и т. д. Так уже с самого начала конферансье может заявить о том, что в связи с новыми требованиями или "соответственно выросшим потребностям" актерский коллектив решил перестроиться, введя, предположим, вместо одного конферансье двух (по промышленной тематике и по сельской тематике)... Здесь можно предложить и реформы в области бракосочетания и перестройку футбольных состязаний и нечто подобное. Словом, фельетон о ненужности реформ там, где они подменяют спокойную ежедневную работу...

К сожалению, получилось так, что тема эта пришла нам (мне и моему товарищу) в голову раньше, чем о бесконечных перестройках сказал в своем докладе Брежнев, и поэтому она показалась нам острой. Теперь это уже вполне официальная точка зрения, а я не очень люблю обличать то, что уже обличено официальными лицами и документами..."

Из воспоминаний А. Астахова. "Вспоминая нашу совместную работу, я до сих пор испытываю чувство вины перед Сашей. Каждый раз, уговаривая его написать новую программу или фельетон, я прекрасно отдавал себе отчет в том, что готовлю своему другу очередную порцию испытаний, ибо нередко сдача программы превращалась в серию открытых боев и дипломатических маневров. Пожалуй, нигде фельетоны Хазина не проходили с таким трудом испытания худсоветом и прочими испытаниями, как в моем родном городе (увы!). Но он был настоящим другом, и, не питая на этот счет никаких иллюзий, каждый раз принимался за работу..."

Из письма А. Хазина. "Я не очень люблю обличать то, что уже обличено официальными лицами и документами. Правда, Одессу это, вероятно, больше устраивает. Хочу тебе сказать еще вот что. Я не умею писать так, чтобы всему руководству филармонии или управления искусств это понравилось. Не знаю даже, зачем ты рискуешь, прося меня написать, - ведь фельетоны, которые идут в стране, у тебя в Одессе не были разрешены ("Отклонение от нормы", "Прошу слава"). Боюсь, что тебе придется много трудиться, прежде чем получишь на Украине разрешение на то, что я напишу... Считаю своим долгом написать тебе об этом".

Из воспоминаний А. Астахова. " Да, что писал Саша Хазин, не могло вписаться в общую картину, где все более преобладали розовые краски и тона. Но сатира была его уделом, призванием, его счастьем и бедой, и он просто не мог иначе".

Из письма А. Хазина. "Посылаю тебе интермедию... Думаю, что "Пикейные жилеты" вообще могут стать вашей маской, и в этом качестве можно и в дальнейшем выступать на самые различные темы нашей жизни. Ежели зрители привыкнут к ней, любая проблема в устах этих двух одесситов станет интересной и можно восстановить былую оперативность и злободневность жанра...

Две недели я провел в постели (один). В театре, где я служу, начались репетиции с очередным режиссером (по счету шестой), на этот раз приглашен Суслович. Большая часть материала принадлежит Жванецкому, немножко Гиндина и Рябкина, немножко еще кого-то. Я в программе не участвую и отказался даже писать фельетон. Но мне кажется, что спектакль может получиться интересным, ежели немного все подчистить и подправить и местами перевести с еврейского на русский. Вообще, с Райкиным произошла странная штука. Когда он был в Одессе, где-то на Дерибасовской угол Ришельевской, у него четверо налетчиков похитили честь (Кац, Ильченко, Гвоздикова, Жванецкий)...

Очень меня агитирует Райкин сделать программу, заставил меня разыскать старые миниатюры и, как всегда, загорелся разными конструктивными замыслами. Но что-то мне не хочется влезать в это. Между прочим в театре у него сейчас новый завлит - бывший ленинградский цензор Липатов - довольно пикантная ситуация: бывший цензор должен литовать материалы, и ругается, что ничего не пропускают. Думаю, что из этого ничего не получится - он, хотя и полон энергии, но быстро угасает и, как всегда, поддается случайным влияниям. Но, слава Богу, что он здоров и мы можем ходить гулять в Летний сад..."

Из воспоминаний А. Астахова. "К сожалению, и моего друга не обошла печальная участь многих сатириков, и он вынужден был многое сочинять "в стол" безо всякой надежды на скорую публикацию. Разумеется, ему больно было сознавать это, и говорил он о таких вещах не очень охотно, но писал, надеясь, что хотя бы внукам его сочинения пригодятся".

Эти стихи Александр Хазин написал в больнице, незадолго перед смертью.

Могу сказать, свой путь окинув
При подведении итогов:
Я не прославлен, как Акимов,
Не награжден, как Товстоногов.
Я знал и славу, и облаву,
Войну, бессонницу, тревогу.
Уже я вижу переправу -
Свою последнюю дорогу.
Давно прошли в литературе
Братоубийственные войны.
Стихи с добавкою лазури
Теперь отечества достойны.
И даже обо мне толкуют
Без ругани и раздраженья.
Хоть - по привычке - критикуют,
Но выбирают выраженья.
Пусть не идут ко мне заказы
Из государственных каналов -
Пишу стихи я и рассказы
Для "исторических анналов".
Пишу для правнуков и внуков
В надежде - даже без сомненья -
Что те, немного поаукав,
Отыщут эти сочиненья...

Вместо послесловия. В конце 1980-х - начале 1990-х прежде запретные сочинения А.Хазина увидели свет в нескольких книгах и сборниках. Аркадий Астахов успел порадоваться за своего друга.

Публикацию подготовил Александр ГАЛЯС.

Версия для печати

Предыдущая статья

Следующая статья