Номер 11 (907), 28.03.2008

Наш гость - Олег Сташкевич. Тот самый, кто дал название "самому одесскому" празднику - "Юморине".

В официальную историю Одессы Олег Сташкевич войдет прежде всего как автор слова "Юморина". Он придумал его 35 лет назад, хотя авторское свидетельство оформил относительно недавно - и не без скандала.

Но если когда-нибудь будет создана история "неформальной Одессы", то О. Сташкевичу в ней будет принадлежать более заметное место. Актер славной команды КВН - "Одесских трубочистов" - в 1960-х. Режиссер команды института народного хозяйства, ставшей чемпионом Клуба веселых и находчивых сезона 1971-72 гг.. Руководитель лучших любительских театров города - в 1970-х - начале 1980- х. Затем, как это часто бывало и до него и после, - переезд в Москву, работа литературным секретарем у М. Жванецкого. Интересная судьба, нестандартная история... Мы вели разговор об Одессе, точнее, о том городе, который сейчас - через десятилетия - действительно, можно увидеть "только во сне...".

- Каким сейчас вспоминается город детства?

- Ощущение дома, квартиры на Садовой, Соборной площади. В детстве она была очень большой, она была огромной. Там было столько развлечений! Цепи возле памятника Воронцову, на которых можно было, опасаясь прищемить задницу, но тем не менее раскачиваться... Там был домик садовника - загадочный. Там были вокруг трамваи. Под окнами ходил 23-й трамвай, и мы его штурмом брали, когда ездили на пляж в парк Шевченко, на Ланжерон. Зиму помню, снег, меня везут на санях, катают, а вечером уже стемнело, и мы идем смотреть "Свадьбу с приданым". Это была премьера, с трудом достали билеты, это был большой зимний праздник.

Ну и море, солнце, купание...

Детский сад.... Смерть Сталина помню; стояли на Приморском бульваре всей группой детского сада. Мы знали, что умер Сталин, потому что мои родители были в "номенклатуре" и, конечно, был крупный траур в семье. Траур заключался в том, что шили траурные розочки, доставали повязки, розочки - красные с черным - мне очень нравились, я просил, чтобы мне сделали, и мне их сделали. Мы стояли всей группой на бульваре, нам сказали, что будет траурный салют, и мы ждали салюта, а в нашем понимании салют - это фейерверк. Мы ждали, ждали и были очень разочарованны, хотя гудели пароходы, но на нас это впечатления не произвело. Ждали салют - днем, бесплатно, вдруг дадут салют - это была мечта, но ничего не случилось. Так Сталин и умер под наше детское разочарование.

- "Школьные годы чудесные"... Эта песня родилась как раз в пору вашего учения в школе. Они действительно было чудесные?

- Первая моя школа была маленькой, номер 53, на улице Подбельского. Домашняя, уютная школа. Во дворах вокруг жили одноклассники. Садовая, Петра Великого - вот этот район. Двор школы. Дочка дворника, с которой мы соревновались, кто больше знает нехороших слов, - такая была дружба детская, еще детсадовская.

Потом я попал в 47-ю, которая мне жутко не нравилась, Я ушел оттуда с криком и скандалом, с единицей по математике. Затем мы переехали на Преображенскую угол Большой Арнаутской в новую квартиру. Меня отдали в 118-ю, и от нее - главные впечатления. По-настоящему воспитание появилось именно там. Замечательные учителя, замечательная школа, район Привоза, необычные люди. Учителя, которые учили Жванецкого. Каждый из них был личностью. Александр Александрович Большой, Алла Давыдовна была классным руководителем. Украинский язык мы ненавидели, но я, тем не менее, его довольно прилично знаю, и благодарен школе за это. Английский язык, который в школе был нам ни к чему, но после, когда пришлось учить его, чтоб ездить и понимать, вдруг всплыло все то, что Людвиг Юльевич в нас заложил.

Мы много узнавали в школе, хотя все разгильдяи были - Привозной район все-таки...

Побаивались завуча, а директор - это было что-то запредельное. К директору в кабинет попадали самые злостные хулиганы. У Жванецкого, кстати, об этом написано (М. Жванецкий окончил 118-ю несколькими годами раньше О. Сташкевича - А. Г. ).

Все говорят, кто в то время учился, что многие из учителей были яркими личностями...

- Как это сочетается с эпохой, когда так мало было дозволено и столь жесткими были информационные рамки?

- Что способствовало тому, что наши учителя были яркими, не зажатыми, широкими личностями?

Думаю, то, что они были интеллигенцией. Одесской интеллигенцией. Алла Давыдовна, Роман Исаакович, Роман Давыдович... Это были люди, вышедшие из еврейских одесских семей, нелегко добывавшие культуру и знания, но получившие одесско-еврейскую культуру еще в детстве. Еще и огромный опыт житейский. Вот это и составляло суть одесского интеллигента - человека, больше понимавшего, более широко смотревшего на мир с прищуром легким... Это все из Одессы.

- Ну а официоз: комсомол, собрания, субботники, хор...

- Комсомол был. Хор был, в котором мы с удовольствием пели, потому что можно было пропускать уроки из-за конкурсов. Я пел вторым голосом.

- Ваш интерес к режиссуре - откуда он?

- Как ни странно, из школы. Старшие классы, с 9-го по 11- й, самодеятельный коллектив, безумно смешно играли, очень большой популярностью пользовался спектакль. Наша библиотекарша нас привлекла, а я был чуть ли не главным. Мы сами ставили (не было режиссера) чеховский "Юбилей", вся школа смеялась. Был большой успех, особенно, когда я (играл председателя банка) и партнерша - огромная девчонка - падали в обморок на диван на сцене школьного зала, и вдруг диванная спинка подломилась, и мы вверх ногами полетели: Хохот был, мы на поклон не могли выйти, хохотали до колик. Вот первые театральные впечатления и ощущение успеха. Я уже тогда почувствовал, что владею залом.

- Какой была театральная Одесса 1960-х?

- Были замечательные гастроли, они насыщали Одессу и давали "планку". Не все спектакли нравились, но случались события. Вот я помню школьное впечатление - Зайденберг в пьесе "104 страницы про любовь". Я видел спектакль в 10-м классе, вместе с девочкой, которую тогда любил. Это было фантастическое ощущение - сидеть с ней рядом, касаться её рук пальчиком, весь в трепете просидел, и пьеса произвела неизгладимое впечатление.

Была Музкомедия, куда ходили, как на праздник. Там был Водяной, но мне тогда больше нравился Крупник, он был свежее. Это я сейчас понимаю, что был не во всем прав. Был Дынов, которого все любили. Нам передавалось в детстве, что вот это - кумир. Если поет Дынов - это первый состав, а второй состав не любили.

Оперный театр, балеты "Щелкунчик", "Спящая красавица"... А самое первое театральное мое впечатление - трагическое. Это опера "Дубровский", я был совсем маленький, родители взяли на спектакль, и я до сих пор помню огромного великана- дядьку в красном халате с пистолетом в руках: когда он грохнул из этого пистолета, я разревелся, и родители вывели меня из театра. Вот первое впечатление театральное. Но по- настоящему в театральную жизнь я вошел гораздо позже.

А был еще замечательный клуб - неформальный, во Дворце студентов. Меня в 14 лет туда отдали, потому что отца посадили, и мать пыталась меня "пристроить", чтобы я не оказался "на улице". Во Дворце студентов вокруг библиотеки собиралась стайка молодежи - Боря Херсонский, Алик Бейдерман, Люсик Заславский, Верочка Тищенко:. Была замечательная компания, мы вечерами приходили в библиотеку, закрывались там и - книжки, книжки, книжки читали. Кто-то стихи читал - свои, чужие. Потом появился "самиздат". В институте имени Ломоносова я пошел в самодеятельность с Валей Крапивой, он был моим учителем. Там был драматический коллектив, мы ставили пушкинские "Маленькие трагедии", делали композиции. А потом появился КВН...

- Чем был КВН для Одессы?

- Это был выход. Настоящая Одесса со своей свободой, со своей остротой и остроумием появилась на всесоюзном экране.

Это был момент самоидентификации города в масштабах всей страны. Это было очень "звездно". Просто появление твоего лица на экране делало тебя на какое-то время знаменитым. Друзья, знакомые, знакомые друзей, соседи, все говорили: "Мы тебя видели по телевизору". Это была гордость Одессы. И это было признание.

- Кем вы себя ощущали внутри КВНа?

- Нам резали тексты, мы боролись за шутки, мы старались ввернуть что-нибудь острое. Мы пытались что-то продвинуть, что-то сказать, что-то осмыслить. Мы что-то понимали. Если мы до конца не были диссидентами, то, тем не менее, самиздат читали. И, конечно, мы хотели "ущипнуть", конечно, мы хотели "укусить", спрятать двусмысленность. И пошутить, и высмеять, но обязательно по социально-политической части. Это было верхом совершенства, если с телеэкрана звучала острота.

- А как сейчас воспринимается КВН?

- В знаменитой песне поется: "Но каждой весною так тянет сюда, в Одессу, мой солнечный город". Есть такая тяга?

- Да. Это мой город, это, безусловно, мой город. Я себя здесь чувствую хорошо. Я себя здесь ощущаю иначе. Хотя тут очень мало осталось друзей, но все равно есть какие-то друзья, знакомые, приятели. Здесь Жванецкий, а это и моя жизнь. Здесь Всемирный клуб одесситов, здесь знакомые лица. Сюда приезжают все одесситы...

- А почему именно тянет?

- Камни, воздух, настроение, ритм. Я думаю, мы родились и выросли под ритм моря, и это ощущение уже у нас в крови, на клеточном уровне. Нет таких городов, нет такой вкусной еды ни в одной точке мира, в самом роскошном ресторане мира так вкусно не поешь. Под разговор еще тот. Потому что в Одессе есть лучшие черты провинции - уют, теплота, соразмерность человеку, улицы и кварталы соразмерны душе человеческой. Здесь можно ходить пешком, чего в Москве не сделаешь. И в то же время здесь огромные слои культуры. Может быть, не всегда уже в людях, но в памяти, книгах, воспоминаниях, камнях, зданиях, которые разрушаются. Это на клеточном уровне. Хорошо мне здесь и все. Что я могу сделать?

Беседу вел Александр ГАЛЯС.

На фото М. РЫБАКА: Михаил ЖВАНЕЦКИЙ и Олег СТАШКЕВИЧ;
фото из архива С. КОЛМЫКОВА.

Версия для печати

Предыдущая статья

Следующая статья