Номер 22 (818), 09.06.2006

Завершаем публикацию очерка, посвященного 100-летию артиста эстрады, нашего земляка Владимира КОРАЛЛИ.

(Начало см. "Порто-франко" №№ 19,20.)

МАЛЫ ЗОЛОТНИКИ, ДА ДОРОГИ

А вот из Ленинграда Коралли и Шульженко пришлось уехать. И дело не только в том, что возникли проблемы в ансамбле, который распадался буквально на глазах. Просто в Москве было больше работы, а значит, возможностей для заработка. Коралли, для которого материальный фактор был всегда очень существенным, решил, что его жене лучше будет петь не с оркестром, а по старинке – под рояль. Творчески это было оправдано – стиль Шульженко уже давно тяготел к камерности, а с точки зрения заработка мобильность такого микроколлектива возрастала многократно, концертные организации с удовольствием приглашали их – ведь разместить большие составы в условиях острого дефицита гостиниц было очень сложно. Правда, Клавдия Ивановна в этом плане могла быть достаточно неприхотливой. Писатель Абдул Гусейнов вспоминает, как принимал артистов в Каракумах, где шло строительство главного туркменского канала. "В то время я работал начальником областного управления кинофикации. Так как управления культуры у нас не было, мне поручили организацию поездки и концерта на базе Южного управления строительства канала. Мы выехали из Красноводска и ночью прибыли в Казанджик. Клавдию Ивановну с мужем устроили в комнатке без всяких удобств в управлении строительства, а я переночевал у киномеханика местного кинотеатра.

Днем мы стали готовиться к поездке на базу строительства в Каракумах. Когда Коралли стал проверять пианино в железнодорожном клубе, то пришел в ужас. Пианино было так расстроено, что не годилось для концерта. Все попытки наладить инструмент ничего не дали. Стали искать другое пианино. С трудом в захолустном Казанджике нашли второй инструмент у старого железнодорожника. Оказалось, что на нем не играли с довоенных лет. Состояние этого пианино было хуже первого. В этот день поездка артистов к строителям сорвалась. Я позвонил секретарю обкома партии, и ночью из Красноводска в товарном вагоне поезда прислали не пианино, а настоящий концертный рояль.

На второй день, с рассветом, на двух автомашинах, по еле проходимым пескам мы взяли курс на Каракумы. Клавдия Ивановна, ее муж и я выехали на американском вездеходе "Виллис", а на второй машине ГАЗ рабочие везли рояль. После трехчасового изнурительного пути мы прибыли на место. Шульженко и ее мужу отвели палатку, там они стали готовиться к концерту.

Концерт начался на импровизированной сцене, устроенной в кузове ГАЗа. Зрителей было очень много. Они с восторгом слушали Клавдию Ивановну, некоторые песни бисировались, а знаменитый "Синий платочек" встретили шквалом аплодисментов. Концерт завершился, когда над Каракумами уже опустилась южная ночь, с северных песчаных гор подул холодный ветер. Так как в Каракумах осенью кроме саксаула ничего не растет, начальник базы под аплодисменты строителей вместо цветов подарил супругам новинки советской часовой промышленности – Клавдии Ивановне "Звезду" в золотой оправе, а Коралли – "Победу".

На третий день вернулись в Казанджик. Там Клавдия Ивановна и Коралли дали еще один концерт в клубе железнодорожников. Ночью выехали из Казанджика, утром прибыли в Красноводск. Здесь они выступали еще три дня в клубах моряков, железнодорожников и строителей. Потом на пароходе выехали в Баку.

Читатель обратил внимание на то, с какой нагрузкой работали Шульженко и Коралли. Хочу отметить, что за все эти дни напряженной работы с ними я не услышал от Клавдии Ивановны ни одного слова недовольства".

"СЕМЕЙНАЯ ЛОДКА РАЗБИЛАСЬ..."

Гусейнов почему-то не упоминает третьего участника поездки – пианиста Бориса Мандруса, которого Коралли выбрал после длительных поисков методом проб и ошибок. Правда, злые языки утверждали, что главным аргументом в выборе именно этого аккомпаниатора стала его нетрадиционная сексуальная ориентация, так что муж, отправляя жену в длительные гастроли, мог быть совершенно спокойным. Увы, но сам Коралли, блюдя нравственность супруги, себе позволял многое.

Он увлекся певицей Ниной Пантелеевой, которая была на 18 лет моложе, и создал для нее концертную бригаду, в которой выступал в качестве конферансье. Отношения с Шульженко становились все более напряженными. А тут еще случился конфликт с очень влиятельным в ту пору народным артистом Николаем Смирновым-Сокольским, который возглавлял эстрадную секцию государственной концертной организации и от мнения которого во многом зависела судьба артиста эстрады. Смирнов-Сокольский выступал обычно в черной бархатной куртке с огромным белым бантом. А Коралли имел неосторожность на одном из концертов прочесть довольно злую эпиграмму:

Козьма Прутков был честных правил,
Оставил нам в наследство бант.
Не знаете ль, кому оставил
Он сатирический талант?

Понятно, что Смирнов-Сокольский затаил обиду, и вскоре в газете "Советское искусство" появилась статья некоего И. Чекина "Эстрада сегодня", в которой автор давал нелицеприятные характеристики некоторым популярным артистам. "Кто-то из наших мастеров и лауреатов страдает излишней самоуверенностью и зазнайством. У одних – это почивание на лаврах, надменное отношение к товарищам, "затяжная творческая пауза"... У некоторых (Владимир Коралли) это выражается в желании выступать только на самых крупных площадках Москвы и Союза, хотя репертуар ("Пой, ласточка, пой") и исполнительские возможности не дают на это права". Удар был сильный, тем более что и года не прошло после печально знаменитого доклада А. Жданова и ряда партийных постановлений, исковеркавших судьбы многих прекрасных мастеров. К чести Шульженко, она забыла все обиды на мужа и написала в партком гневное письмо в его защиту. Гроза пока что пронеслась, но в личной жизни супруги все больше отдалялись друг от друга. Окончательно "добила" их отношения история со встречей Нового, 1953-го, года...

Этот год супруги намеревались провести в привычной компании друзей – Утесова, Лемешева, Мироновой и Менакера и др. Как вдруг, когда они уже начали готовиться к вечеру, позвонили от Василия Сталина и пригласили встретить праздник в Зале Чайковского. Обомлевший Коралли сообщил о лестном приглашении супруге, но та встала в позу и категорически отказалась ехать. У Владимира Филипповича, как признавался он позднее, душа ушла в пятки, и вплоть до 5 марта он жил в предчувствии неминуемой катастрофы. Начальство, правда, на сей раз ограничилось внушением по партийной линии, но своего страха Коралли жене не простил.

Они развелись в 1956-м, прожив вместе более четверти века. Эта новость была в Москве, что называется темой дня. Говорили разное. Одни утверждали, будто поводом для развода послужили некие доказательства неверности супруга, которые Шульженко якобы обнаружила в машине. Другие настаивали, что причиной ссоры стало увлечение Клавдии Ивановны молодым зубным врачом. Со смехом рассказывали, что домработница Шура, узнав о предстоящем разводе своих хозяев, порвала фотографию Коралли на мелкие части и закопала на кладбище... Так или иначе, но развод состоялся и тут, увы, Владимир Филиппович повел себя не лучшим образом: бывшей супруге он отомстил чисто "по-советски". После войны они с Шульженко получили превосходную четырехкомнатную квартиру на улице Алексея Толстого. Каким-то образом Коралли удалось разделить лицевой счет и произвести квартирный обмен. В квартиру вселилась чужая семья из четырех человек. Учитывая, что у сына к тому времени появились две дочки, жизнь для Клавдии Ивановны и прежде не любившей заниматься бытовыми проблемами, превратилась в подлинный кошмар. Но Коралли это уже не волновало.

"ЗАСЛУЖЕННЫЙ РАБОТНИК КУЛЬТУРЫ"

Правда, официально он никогда больше не был женат. Ездил по стране с фельетонами и куплетами, но все больше в сборных концертах не очень известных артистов. Если его бывшая жена постепенно превращалась в легенду советской эстрады, получила высшее в стране звание "Народная артистка СССР", то о Коралли вспоминали разве что историки эстрады. К очередному юбилею он получил звание "Заслуженный работник культуры" – для артиста с таким послужным списком просто унизительное. Но он был рад и этому; выбирать, как говорится, не приходилось.

В 1984-м году Шульженко умерла. Коралли воспринял это как предупреждение Судьбы. И тогда он сел за книгу воспоминаний. Его эстрадный стаж к тому времени составил три четверти столетия – достижение совершенно уникальное; было о чем рассказать. Но сперва родилась концертная программа "Жизнь, отданная эстраде", в которой артист собрал воедино все наиболее примечательные произведения из своего репертуара. В 1985-м он приехал с этой программой в родной город. Надо было видеть, что творилось в Одесском Дворце моряков! Казалось, что в зале собрались все сколки "той" Одессы. На концерт шли семьями – от прабабушек до правнуков – посмотреть на бывшего малолетнего куплетиста. Больше уже в Одессе никогда не собиралось в одном месте и в одно время такое количество старых одесситов. Одно такое семейство преподнесло артисту драгоценнейший дар – вырезку из старой одесской газеты, рекламировавшей выступление "популярного малолетнего куплетиста Володи Каралли". Когда ошеломленный Владимир Филиппович спросил, каким образом сохранилась эта вырезка, смущенная прабабушка призналась, что на оборотной стороне помещено сообщение о смерти ее дедушки. Фотокопию старой газеты Коралли поместил на обложке своей книги "Сердце, отданное эстраде", которая вышла в 1988 году тиражом 50 тысяч экземпляров, но была довольно быстро раскуплена. В Одессе, к примеру, достать эту книгу было просто невозможно...

С 1986 года в Ленинградском Доме актера начали проводиться вечера памяти Клавдии Шульженко. Неизменными участниками этих программ были В. Коралли и И. Кемпер. За кулисами Коралли любил рассказывать разные истории об их совместной жизни. В частности, о концертном рояле, который был приобретен за сходную цену у Шостаковича, которому срочно понадобились деньги, чтобы отдать карточный долг. Старый артист упивался вниманием публики, для которой он был раритетом, "мастодонтом". Трудно было представить, что этот быстрый, шумливый человек (о таких говорят – "живчик") выступал еще при царе, а затем пережил абсолютно все периоды советской истории. Он уже начал было заранее готовиться к очередному юбилею, втайне рассчитывая получить наконец-то вожделенное звание народного артиста, но умер, совсем немного не дотянув до 90-летия. Прах Владимира Коралли покоится на Новодевичьем кладбище рядом с могилой Клавдии Шульженко, которой он был единственным официальным мужем...

Александр ГАЛЯС.

Версия для печати

Предыдущая статья

Следующая статья