Номер 16 (1162), 26.04.2013

Мы продолжаем публикацию материалов, посвящённых 90- летию старейшей на просторах СНГ одесской молодёжной газеты. Начало см. в № № 15-24, 26-49 за 2012 г., № № 1-16 за 2013 г.

Общаясь с коллективом "Комсомольской искры", журналистами, редакторами, я непременно слышала истории о бессменном художнике, который проработал в ней более 20 лет, Игоре Божко. И поэтому мы не могли завершить цикл воспоминаний о газете, не пообщавшись с этим талантливым мастером кисти и пера, автором 6 поэтических книг, сценариев к кинофильмам, актера кино, композитором и замечательным художником группы "Мамай".

В мастерской Игоря Божко - парад планет. Есть утренние, вечерние. А есть просто 23 разноцветные планеты, среди которых, наверное, и он сам. Иначе как объять все сферы его деятельности, в которых он проявил себя. Но чем бы он не занимался - живописью, абстракцией, стихотворчеством, музыкой - везде присутствует позитив. В такой палитре настроений мы и начали разговор.

В "Комсомольскую искру" я пришел после окончания Одесского художественного училища. До этого два года ездил по области, писал наглядные агитации Ленина, Энгельса, Карла Маркса и прочих деятелей социализма. Потом кто-то сказал, что в газете нужен художник. До меня работал Саша Онуфриев, потом Люсьен Дульфан. Но он должен был уехать. И меня пригласили в качестве художника. Сначала дали стихи, чтобы я нарисовал иллюстрации. Понравилось. И так я стал работать. Рисовал быстро. Набил руку еще в училище. К статьям, опусам, фельетонам делал заголовки. Чтобы убыстрить работу, научился создавать коллажи. "Вечерка" до сих пор под моим заголовком выходит. Потом начал пописывать разную литературу, короткие рассказы. Иногда меня как корреспондента просили написать материал. Потом приняли в Союз журналистов.

Могу сказать, что "Комсомольская искра" дала мне какое-то другое отношение к жизни. Я учился на художника, был узким специалистом. А тут соприкоснулся с такими личностями, как Евгений Голубовский, Юра Михайлик, Вадик Овсянников, Ян Сафронский, все начитанные, прошедшие университеты. И, конечно, я тянулся за ними и пробовал себя в различных сферах.

Помню, как мы принимали активное участие в постановках пьесы Родиона Феденева в Доме актера. Я под впечатлением тоже написал пьесу. Действующие лица - все наши редакционные люди. Когда заканчивалась работа, они уходили по домам. А их дух оставался. И начинал шалить, как ему только заблагорассудится. Пьесу читали в редакции, хохотали. Кто-то обижался, что не так его показали. Но большинству нравилось.

Первым моим редактором в "Комсомольской искре" был Олег Приступенко - серьезный человек с большим животом. Потом живот стал маленьким. Редактор занялся йогой. И даже показывал нам в кулуарах упражнения, которыми овладел.

Конечно, не обходилось в нашей журналистской жизни без казусов. Однажды мне нужно было придумать иллюстрацию к рассказу Богдана Сушинского. И я умудрился в слове пиджак сделать две или три ошибки. Но все подумали, что так и надо, будто это задумка автора. Хорошо, писатель был в отъезде. В общем, повезло.

А вот Юре Михайлику пришлось долго оправдываться за случайно получившийся лозунг в газете. Перед каждым праздником нам спускали свыше лозунги, которые мы должны были переводить на украинский язык. Тогда дежурил Юра. И вот на 1 мая выходит лозунг: "Ми ставили себе за мету знищення социалистического виробництва, ми добились цего!" Строчки тогда набирались линотипом. И случайно сместились. И получился такой лозунг.

В то время ходила легенда, как Симферопольская молодежная газета напечатала свой призыв: "Шановнi працiвники сiльського господарства! Закликаεмо вас до повсюдного зменшення грузинiв".

Редактор, понятное дело, сразу в больницу, кого-то увольняет. И тут же надо делать опровержение, оправдаться перед братьями-грузинами. На второй день дают: "Шановнi читачi! У минулому номерi вийшла прикра помилка. Замiсть гризунiв слiд читати грузунiв".

Помимо работы в редакции мне часто приходилось ездить в командировки по области. Если раньше посылали фотографа и корреспондента, то потом мода пошла отправлять художника. И вот прибываешь на мероприятие, а что вечером делать? Приходишь в гостиницу. А там уже встреча: вино, закуска. Помню, мой друг Рудик сильно удивлялся, что я взял с собой Диккенса. Когда же читать?

Годы в "Комсомольской искре" были очень насыщенными и веселыми. Постоянные общие застолья, мы вместе справляли дни рождения. В большом зале на Пушкинской ставили несколько столов, накрывали, общались, шутили, песни пели. На День освобождения Одессы выезжали на море с баранами, с варением шурпы, с шашлыками.

В то время зарплаты у нас были в пределах рублей 100. Одесситки так и говорили: обыкновенный 100-рублевый муж. Тем не менее мы ухитрялись ходить в ресторан с зарплаты, брать цыплят табака, вино. Ресторан гостиницы "Красная" всегда был нашим прибежищем, где собиралась вся богема - компания писателей, художников.

Но были у нас и будни, когда мы покупали вино рядом в магазинчике, пирожки по 4 копейки с горохом, ливером. Помню, что в редакции все ко мне любили приходить. На столе у меня стояли банки краски, стаканы. В стаканах было налито вино. Mарод подходил:

- Игорь, что там у нас?

Наклонялся посмотреть, как картинку нарисовал, а заодно и к стакану.

Была у меня и трубочка гибкая, резиновая. Ящик стола отодвигался, там стояла бутылка, откуда через трубочку пили вино.

- Где там документы, накладные?

И в ящик. И уже веселей работается.

Когда мы переехали в издательство напротив Дома мебели, то в моей комнате постоянно собирались картежники. Расписывали пулю, пили вино. И все всегда успевали.

Даже занимались спортом, играли в футбол. У нас была команда "Полиграфист". Как-то был матч с актерами одесских театров. Играли Боря Деревянко, Юлий Мазур, Паша Шевцов. Меня поставили в замену. И вдруг пошел сильный дождь. Актеры были более подвижные. Уже нам пару голов забили. А мы все никак. Во втором тайме поставили в игру меня. И вот бежит впереди соперник, а перед ним большая лужа. А вратарь стоит, нервничает. И я подцепил нападающего, по наивности души. Актер в эту лужу упал. Он был такой большой, накачанный. И потом все время гонялся за мной по этому полю. Я от него тикал. Но тогда они все равно победили. И потом встречались еще не раз.

Тогда мы не только сотрудничали в "Комсомольской искре", но и жили ею. В то время у нас все было дружно и сообща. Мы вместе работали, ютились в одном доме - общежитии на Ромашковой. Двухэтажный дом делился на четыре сектора - целый улей. Кого только там не было. Судьба перемешивала нас, как только могла.

В то время было выгодно гнать самогонку. И каждый у себя что-то химичил. Но вот как только я "выгоню" напиток в своей комнате, все приходят. И за три дня все выпивают. И вот как-то бутыль бурлит, играет. Я говорю своему другу Мише Ильвесу:

- Миша, сегодня никому ничего не говори. "Выгоним" все. Посидим вместе. Ты только купи хлеба.

Мы с ним по вечерам играли в шахматы. И за рюмочкой разрабатывали варианты ходов.

И вот, смотрю, идет Миша с компанией. Ну что тут уже сделаешь. Расселись. Пьют. Самогонка только выгоняется. А уже разлив. У меня не было стульев. Только одна табуреточка, которая служила столом. И топчан, на котором спал. Так ребята нашли спиленное дерево, затащили в комнату, чтобы на нем сидеть.

Смотрю, народ все прибывает. Решил выйти, подышать свежим воздухом. Назад возвращаюсь. Стоит на пороге охранник:

- До кого идете?

- Я к себе.

- А вас кто-то приглашал? Понимаете, сейчас туда нельзя заходить.

- Так я же к себе!

- Сейчас пойду, узнаю.

Позвал он моих гостей, спросил, что за человек, можно ли ему войти. А они ему:

- Ну, конечно, это же хозяин!

Была и такая трагикомедия. Ян Сафронский получил квартиру. А пианино оставил. Я решил инструмент взять себе. На этом пианино когда-то играла его сумасшедшая бабушка. И вот когда она сошла с ума, стала играть и по ночам. Соседи, понятно, были недовольны. И не давали бабушке играть. Она стала петь. Раньше была певицей, свой репертуар имела. Ее определили в приют, где она от старости умерла.

И вот привезли пианино ко мне, поставили. По этому поводу выпили, закусили. А я спрашиваю: а где ноты? Оказывается, выбросили в мусорник.

Я бегом с Ромашковой к подъезду. Смотрю: ноты в мусорке уже чем-то побрызганы. Но целые, невредимые. Некоторые листы написаны красным. То ли пастой, то ли кровью. Но главное, есть уже ноты. Все мои гости на пианино поиграли, опробовали. И часа в два разошлись. Пианино, понятное дело, открытым осталось. Еда на столе. Думаю, потом уберу. И так и уснул. Перед этим все про пианистку сумасшедшую думал. И вдруг в середине ночи просыпаюсь. Слышу: пианино играет. У меня уже сердечко подпрыгивает. Понимаю, что не сплю. Ночь грозовая. Гром, молния. И она сидит за пианино и играет. Пригляделся я - кошка по клавишам ходит. Она на запах колбасы пришла, в форточку прыгнула. Закусила тем, что на столе было, и захотелось ей искусства.

Окончание следует.

Беседовала Инна ИЩУК.

На фото Игорь БОЖКО

- и Светлана Чайка;

- и Михаил Ильвейс.

Версия для печати

Предыдущая статья

Следующая статья