Номер 4 (1150), 1.02.2013

Написать, что Юрий Рыбчинский нуждается в представлении, значит сильно обидеть народного артиста Украины, многократного лауреата фестиваля "Песня года", а главное, автора стихов ко многим десяткам популярных песен, некоторые из которых уже просто, что называется, "ушли в народ". Достаточно напомнить только несколько названий - "Дикi гуси", "Чарiвна скрипка", "Тиха вода", "Три поради", "Виват, Король!", "Если в небе солнце светит", чтобы стал ясен уровень и масштаб этого мастера. В этом году исполнится полвека с той поры, как во всесоюзных журналах "Юность" и "Молодая гвардия" появились стихи 18-летнего студента Киевского университета им. Т. Шевченко, но до сих пор, невзирая на славу и возраст, Юрий Евгеньевич остается ведущим поэтом-песенником не только Украины, но и всего пространства СНГ. Недавно в нашем Русском театре прошла премьера мюзикла "Эдит Пиаф. Жизнь в кредит" по либретто Ю. Рыбчинского. И хотя к спектаклю можно предъявить немало претензий, но песни в нем яркие во многом благодаря броским, афористичным стихам драматурга. И неудивительно, что в нашей беседе переплелись темы прошлого и настоящего...

- Юрий Евгеньевич, из поэтов, чьи песни были популярны еще в 1960-х, вы остались практически единственным, кто до сих пор активно трудится в этом жанре и чьи сочинения до сих пор пользуются успехом. Так что неизбежно возникает вопрос: а как вам это удается? Или, может, вам известен какой-то секрет создания шлягеров?

- Я никогда не задумывался над поисками таких "секретов". Для меня были важны два момента: как выразить себя и как, выражая себя, совпасть с тем, что чувствует и думает, но не может выразить зал. Кроме этого, я всегда работал с молодыми (на данный период времени) композиторами. В 1960-70-х со своими сверстниками Ильиным, Покладом, потом со временем от ровесников перешёл к более молодым авторам, таким как Вика Вассалатий, с которой мы сочинили мюзикл об Эдит Пиаф... В общей сложности я работал с 52 разными композиторами! И сложилась такая тенденция, что они были моложе и моложе, точно так же, как и те исполнители, с которыми я работал. То есть я не оставался в своём возрасте, а пытался быть современнее. Ведь известно, что наиболее сложно оставаться современным в двух видах деятельности - в моде и в эстраде. Музыкальные стили меняются достаточно быстро, через два-три года. Тем более мне как филологу было интересно наблюдать изменения речевого стиля. Думаю, что один из секретов моего успеха состоит в том, что я никогда долго "не ехал на одном коне", а превосходил других поэтов своей изменчивостью. У меня нет "инерции стиля", о которой писал Наум Коржавин. Если уместно сравнение с актером, то мне всегда было интересно быть не типажом, а разноплановым...

- Да, прямо скажем, подход нетипичный. Ведь большинство эстрадников, напротив, найдя свой образ и закрепившись в нем, благополучно проживали творческую жизнь, порою даже не без ощутимого успеха. А что же вас заставляло все время меняться: сознательное понимание или интуиция?

- Дело в том, что я очень рано поверил в принцип, который исповедовал Джек Лондон. Он писал, что для того, чтобы стать богатым золотоискателем, надо найти золотую жилу, застолбить её и идти искать новую, потому что к старой всегда можно будет вернуться. В принципе, есть две вещи, которые важны в разных сферах, - наследственность и изменчивость. Большинство авторов - как в музыке, так и в стихах, - наследственны, т. е. сочиняют в одном стиле. Конечно, среди них есть гении: по большому счету, в одном стиле всю жизнь писал Есенин. Но мне было неинтересно делать какие-то клише из того, что я уже сделал.

- Вы уникальны еще и в том, что сочиняете шлягеры на двух языках. У композиторов-песенников такое не в диковинку: Шамо, Билаш, Ханок, Морозов - это, что называется, навскидку. А вот аналогичные примеры у поэтов так сразу и не вспомнишь...

- Для меня языки, которые я знаю в той или иной мере, это как бы инструменты какого-то мирового оркестра. Украинский язык - это скрипка, русский - фортепиано, итальянский - флейта, немецкий - барабан... И то, что лучше можно выразить на одном инструменте, будет хуже звучать на другом. Я свои стихи никогда не перевожу, потому что всегда точно ощущаю, какие потери при переводе могут случиться. Когда писал стихи к "Эдит Пиаф", то старался с помощью украинского языка передать звучание французской речи. И было приятно, когда зрители, выходя из зала, говорили, что у них было такое ощущение, будто они слышали французскую речь. А когда я делал русский вариант для одесского театра, то смирился с тем, что на русском такую задачу будет невозможно выполнить. Главное для меня было - передать на другом языке смысл...

А вообще, я Близнец по гороскопу, двойственная натура, во мне всегда как бы два человека живут, иногда спорящие друг с другом, иногда помогающие друг другу, потому я никогда не ощущаю одиночества.

- Коль уже речь зашла о языке, то как вы относитесь к тем дискуссиям, которые сейчас ведутся вокруг т. н. языкового закона?..

- Я считаю, что есть процессы, которые вмешательством "сверху", не решаются, а просто поднимается ненужный ажиотаж. Языком нельзя руководить. Вот полюбили русские аристократы французский язык, и появились в русском языке французские слова. Отсидели миллионы людей при Сталине в тюрьмах, и в языке появились слова из воровского жаргона. Это процессы, которые сами по себе происходят. И как русский язык не может уничтожить украинский, так и украинский язык не может уничтожить русский. Вообще, языки и культура никогда друг с другом не воюют.

- Вас, кстати, в самом начале поддержали знаменитые русские поэты...

- Да, когда я закончил школу и думал, как определиться со своей дальнейшей судьбой, передо мной были три дороги, как у витязя, стоящего на распутье. Я готовился выполнить норму мастера спорта по прыжкам с шестом и мог пойти в институт физкультуры. С детских лет выступал на сцене, занимался в актерской студии - мог пойти в театральный институт. Но была еще третья стезя, и поехал в Москву, в Литературный институт, привез свои первые стихи, еще от руки написанные, в тетрадке. Мне повезло встретиться с Николаем Николаевичем Асеевым. Он прочитал мои стихи и, между прочим, отметил, что у меня словарь русского языка гораздо богаче за счет знания украинского, отметил мое знание славянского фольклора, дал мне много замечательных советов.

Потом, когда мне надо было первый раз печататься в журнале "Молодая гвардия", я обратился к Владимиру Цыбину, замечательному русскому поэту, и он посоветовал пойти к Михаилу Светлову за рекомендацией. Светлов меня встретил вопросом: "Ты что, с пустыми руками пришел?", сразу послал за бутылкой и дал благословение моим стихам.

Но все-таки самым первым поэтом, к которому я пришел и который дал мне благословение, был Евгений Александрович Евтушенко. Для меня, да и не только для меня, а для огромного числа девушек и юношей того времени, он был кумиром. И я, еще будучи школьником, в девятом классе, когда Евгений Александрович выступал в Киеве, принес ему свои стихи. Он очень по-доброму ко мне отнесся (попадись мне сейчас такие стихи, я бы их просто раздраконил). Узнав о моем возрасте, он сказал: "Для 15 лет ты хорошо пишешь, но я в 15 лет писал лучше". Потом мы много раз с ним встречались, и Евтушенко не только своими стихами, но и самой своей личностью очень повлиял на наше поколение. Многим хотелось быть таким, как он: не только знаменитым, но и говорить правду о том режиме. Он был Буревестником тех перемен, которые произошли намного позже, уже во времена Горбачева.

- Когда я знакомился с вашей автобиографией, то обратил внимание на то, что вы упоминаете о таких людях, которые в свое время были очень популярными, а теперь практически забыты. Например, чтец Вячеслав Сомов...

- С его именем связана первая слава, которая ко мне пришла. Сомов замечательно читал переводы стихов зарубежных поэтов, удивительно передавал музыку турков, французов, испанцев. Но однажды он решил сделать русскую программу "Женшина и поэзия", ему понравился мой цикл "Песни русских женщин", еще несколько стихотворений и он включил их в эту программу. И вот, представьте, выступает Вячеслав Сомов, заслуженный артист Российской Федерации, на афише фамилии Пастернак, Сельвинский, Кирсанов, Луконин и я. В такой компании...

Он познакомил меня с Назымом Хикметом - рыжим турком с голубыми глазами.

Великий поэт, семь раз приговоренный к смертной казни...

А вот к Паустовскому я так и не решился подойти, потому что он для меня был божеством...

- А вот уж совсем-совсем забытое имя - Николай Щукин. ..

- Да, был певец, с такими донжуанскими усиками, кстати, инвалид войны, на протезе. Вначале он выступал в 1950-х годах, как Ника Стефан - почти что греческий певец. Я помню Колю уже по Киеву. Он захотел, чтобы я написал ему песню с Леней Вербицким - был такой композитор, который потом уехал в Америку, хорошие песни писал. Но Щукину, что-то в тексте не понравилось и он начал требовать, чтобы я переделал стихи. Требовал очень нагло, а я также нагло ему отвечал, что не буду. Николай начал за мной бегать вокруг стола, ругаться, а я убегал от него и говорил: "Вы же меня не догоните, я же легкоатлет"... Но он замечательный был певец, много песен популярных спел в свое время...

- Трудно назвать популярного исполнителя, который бы не пел песни на ваши стихи. Оценки в искусстве - вещь всегда субъективная и тем не менее, кто из них наиболее точно передавал смысл того, что вы вкладывали в тексты песен?

- Первой замечательной исполнительницей была Тамара Миансарова. Незаслуженно забытая певица, а ведь она первой в Союзе, получила золотую медаль на конкурсе в Сопоте, первой исполнила популярную до сих пор песню "Черный кот". Миансарова была предвестницей Аллы Пугачевой. Очень артистичная, она могла петь и детским голосом "Пусть всегда будет солнце". Но у нее не очень счастливо сложилась личная жизнь, ей пришлось на 12 лет уехать из Москвы в Донецк, и там она стала заслуженной артисткой Украины. Первые мои популярные песни связаны с именем Тамары Миансаровой - "Глаза на песке" и "Забудь". Одно время в Союзе были страшно популярны две песни "Эти глаза напротив" Тухманова и наша с Покладом "Забудь". Даже появился фельетон в газете "Правда", где критиковали эти песни за то, что не дают отдыхать дачникам, так как звучат из всех окон...

- Ого, как вам повезло: получить нагоняй в "Правде" - это же такая реклама!

- Да, меня дважды ругали в "Правде". Во второй раз, когда сразу в четырех театрах пошел наш с Ильиным мюзикл "Товарищ Любовь" по знаменитой пьесе "Любовь Яровая". Как же так, писалось в той статье, советскую классику вдруг перевели в жанр оперетты ... Конечно, было неприятно читать такое, потом я понял, что отрицательные статьи гораздо меньше привлекают людей, чем хвалебные...

- "Товарищ Любовь" шла и в нашем Театре музкомедии. А ваш мюзикл "Поздняя серенада" вообще впервые был поставлен в Одессе. Как это получилось?

- Уже в середине 1970-х годов мне стало немного тесно в рамках песенной поэзии, я начал писать пьесы. Когда в 27 лет умер от рака крови мой соавтор Боря Монастырский, с которым мы написали песни "Девятый класс", "Замри", я в память о нем написал пьесу и принес ее в киевский Театр оперетты, который тогда возглавлял Эдуард Маркович Митницкий. А он предложил мне прочесть пьесу Алексея Арбузова "В этом милом старом доме". Прочитав, я просто влюбился в нее и понял, что это просто гениальный сюжет для мюзикла. Но нужно было согласие Алексея Николаевича, я поехал в Москву и познакомился с еще одним классиком - замечательным, ни на кого не похожим человеком, но очень похожим на свои персонажи. Он дал разрешение, а когда мы с Ильиным закончили работу, то он приехал в Киев и наш мюзикл ему очень понравился. Он даже писал, что сама пьеса имела меньший успех, чем мюзикл.

Но пока мы работали над материалом, Митницкий ушёл из театра, и мы приехали в Одессу. На худсовете Водяной вынес свой вердикт: "Замечательное произведение, но я даже не представляю, кто бы это смог поставить". Я назвал имя Митницкого, и Эдуард Маркович поставил спектакль уже в вашем городе.

- Многие считают, что в нем Водяной сыграл едва ли не лучшую свою роль...

- Если не лучшую, то, по крайней мере, одну из лучших. В ней он впервые, по сути дела, выступил совершенно в другом амплуа, чем его привыкли видеть. Его герой - лирический, трогательный, но при этом смешной, и у Миши это действительно получилось блестяще.

Беседу вел Александр ГАЛЯС.

На фото А. ГАЛЯСА
и Л. БЕНДЕРСКОГО:

- Юрий Рыбчинский выступает на своем творческом вечере в Русском театре;

- фрагменты из спектакля "Эдит Пиаф. Жизнь в кредит".

Версия для печати

Предыдущая статья

Следующая статья