Номер 40 (1137), 26.10.2012

11 октября художественный руководитель и дирижер Национального одесского филармонического оркестра Хобарт Эрл на один вечер уступил дирижерскую палочку гостю из Австрии Гюнтеру Нойхольду.

Вместе с Гюнтером Нойхольдом в концерте участвовала известная пианистка, лауреат многих международных конкурсов Эмма Шмидт.

В программу своего концерта австрийские музыканты включили произведения Модеста Мусоргского, Альфреда Шнитке и Антона Брукнера.

Мне казалось, что в философских произведениях Шнитке должно быть нечто общее с музыкой "готического монаха", как называли в свое время Брукнера.

С другой стороны, если в произведениях Альфреда Шнитке "уживаются вместе элементы романтизма и музыка барочной эпохи, знаменный распев и лютеранский хорал, немецко-австрийская и православная культуры", то не значит ли это, что концерту Шнитке для фортепиано и струнного оркестра предназначалось стать мостиком от русского композитора Мусоргского к симфонии австрийского композитора Брукнера? Этот вопрос я задала на пресс-конференции, которую давали Нойхольд и Шмидт.

- Нет, ни в коем случае! - ответили музыканты.

(Естественно, их ответ был намного полнее и мотивированнее, но я просто подвела резюме под тем, что поняла из слов переводчицы).

И действительно, оригинальный, задуманный автором как особым образом выстроенный цикл "вариаций не на тему", концерт не имел ничего общего ни с романтичным "Рассветом на Москва-реке" Мусоргского, ни с симфонией № 4 (Романтической) Брукнера.

В концерте Шнитке, блестяще исполненном Эммой Шмидт, трудно было найти привычные гармонические формулы. Но те слушатели, для которых музыка Шнитке, построенная на методе полистилистики, оказалась слишком сложной, были вознаграждены испанскими мелодиями Энрике Гранадоса, которыми Эмма Шмидт бисировала свое выступление.

На уже упомянутой пресс-конференции маэстро Нойхольду был задан вопрос: "Что он может сказать о нашем оркестре".

- Это настоящий одесский оркестр, - ответил Гюнтер Нойхольд и добавил, - это очень интересно. Я стараюсь учитывать национальные особенности музыкантов. Когда я дирижировал оперу в Италии, это было совсем не так, как я ее дирижировал в Германии или Австрии.

Трудно сказать, что имел в виду Гюнтер Нойхольд под понятием "одесский оркестр", вряд ли "место прописки". Но Мусоргский у него прозвучал, как мне показалось, без учета "национальной особенности".

"Рассвет на Москва-реке", написанный как увертюра к опере "Хованщина", - это светлая, прозрачная музыка, в которую постепенно вплетается птичий щебет, неясные звуки просыпающегося города, звон церковных колоколов... И колокольный звон именно вплетается, а не соревнуется в громкости звучания, сливаясь с голосами природы. Но это мое непрофессиональное мнение, основанное лишь на многократно слышанной интерпретации этого произведения русскими музыкантами.

Зато Романтическая симфония Брукнера прозвучала превосходно и полнокровно. Здесь Нойхольд был в своей стихии.

Мне кажется, я впервые слушала эту прекрасную, необыкновенно красивую симфонию, так отличную от остальных симфоний Брукнера.

И я поняла, что вообще не нужен был никакой мостик, чтобы перейти от "Рассвета на Москва-реке" Мусоргского к симфонии Брукнера. Потому что, практически, они об одном и том же.

Тот же гимн пришедшему дню.

Сам Брукнер никогда не говорил о наличии литературной программы в какой-либо из своих симфоний.

Но Четвертая симфония так ярко написана, что рождает разные видения. Мне все время казалось, что я слышу, как трубят охотничьи рога, как идет охота, как щебечут в лесу вспуганные птицы.

Когда, придя домой, я обратилась к литературе, то узнала, что не одинока в своем восприятии. Среди многих, кто пытался подвести литературную программу под симфонию Брукнера, был некто Т. Гельм, по мнению которого, симфония начинается с того, что "над средневековым городом встает рассвет. На башне звучат трубные сигналы городских стражей, открываются ворота, и гордые рыцари выезжают в лес. Лесные чары, пение птиц..." И дальше, в III части - "Картина охоты, хоровод во время пирушки охотников".

С такой трактовкой соглашался и сам композитор, назвавший свою симфонию Романтической.

Гюнтер Нойхольд сумел так выразительно преподнести слушателем эту чарующую музыку, что, думается, не у меня одной перед глазами возникали красочные картины.

Елена КОЛТУНОВА.

Версия для печати

Предыдущая статья

Следующая статья